Автомобили по Кларксону

Если не это, то что?

Когда мне было два года, у меня была детская книжка про машинки. Долгими зимними вечерами мать сидела со мной, показывала мне фотографии, а потом закрывала их, оставляя одну маленькую деталь на картинке, и просила назвать марку машины.

Она показывала мне крошечный кусочек фонаря, и я тут же догадывался, что это Triumph Herald. Если я видел гофрированный колпак, я начинал прыгать по комнате, размахивая конечностями, и громко кричал: «Rover 2000!»

По нынешним меркам, это, наверное, скучное времяпрепровождение, но в начале шестидесятых у нас не было игровых приставок и братьев Марио в придачу. Единственная деталь в машине, которую могут опознать современные двухлетние дети, — это замок на руль.

И дело не столько в упадке нравственных стандартов или распаде семейных ценностей, сколько в автомобильном дизайне. Не было ни одной машины, которая выглядела бы так же, как Triumph Herald, и ни у одной машины на дороге не было колпаков таких же, как у Rover TC. Никто и никогда не принял бы удлиненный и блестящий нос Ford Corsair за нос Ford Classic. Volkswagen Beetle имел столько же общего с Vauxhall Vivas, сколько Vauxhall — с антикоррозийной обработкой.

Я уже говорил об этом не раз, но еще год назад не имел ни малейшего представления, насколько ухудшится ситуация и насколько быстро она ухудшится. Словом, дела сейчас хуже некуда.

Впервые с момента, когда мне исполнилось два года, я не могу толком сказать, машина какой марки проезжает мимо. Как бы ни заплыли мои глаза от выпитого за все годы пива, они по-прежнему в порядке — чего не скажешь о машинах. В первый раз я обратил на это внимание на прошлой неделе, когда я ехал за хэтчбеком по трассе M40. Первые 30 миль я думал, что это Mazda 626, но потом, совсем заскучав, я начал рассматривать ее более пристально и заметил, что у машины отсутствует присущий Mazda забавный задний спойлер. Поэтому я подумал, что это Toyota Carina, и опять стал слушать радиопередачу. Когда она подошла к концу, я понял, что передо мной вовсе не Carina, а что-то другое.

Я стукнул себя по лбу жестом Бенни Хилла, поняв наконец, что же это такое. Это был Mondeo. Может быть. Скорее всего. Наверное. Нет, это был не Mondeo.

И тогда я начал злиться. Такого со мной еще ни разу не случалось. Я всегда гордился тем, что если бы я стал свидетелем преступления, то был бы идеальным свидетелем, который бы в точности описал полиции марку машины, на которой скрылись преступники, какой у нее был двигатель, в каком состоянии она находилась и в каком именно положении находился дворник заднего стекла.

И вот я еду по M40 за некоей машиной и не могу понять, что же это за марка. Из багажника могла показаться голова похищенного знаменитого скакового жеребца Шергара, с заднего сиденья мне мог помахать рукой таинственно исчезнувший лорд Лукан — а я бы даже не смог сказать, что это была за машина! Поэтому я приблизился к ней вплотную и к своему ужасу понял, что передо мной Renault Safrane — вариант, который даже не пришел в голову.

На следующий день я рассказал об этом происшествии своему коллеге в баре. В ответ он просто показал мне за спину и попросил назвать марку машины-универсала, которая только что выехала из-за поворота. Я понял, что это «японец» и, скорее всего, Nissan Su

Вот с этих-то пор я и начал считать число машин, марку которых не мог узнать в лицо. Счет пошел на сотни. Между прочим, это обстоятельство грозит мне большими неприятностями. Боюсь, что в один прекрасный день на съемках телепередачи Top Gear я начну распинаться об одной модели, а машина окажется совсем другой. А может, это уже случилось и Vantage на самом деле был Wartburg?

Но даже если этого никогда не случится, то что интересного я вообще могу теперь сказать об автомобилях? Если машина А выглядит в точности как машина Б, обе имеют одинаковое оснащение, одинаковые двигатели, одинаковую цену, то по каким критериям человек сможет решить, какую из двух ему покупать?

В следующий раз, когда меня спросят, какая машина лучше — Nissan Primera или Ford Mondeo, я отвечу: «Да без понятия!» А если меня спросят, как выглядит универсал Nissan Su

Пойдите в Сити и попробуйте найти кого-либо, чья прическа отличается от прически а-ля старший сержант и в костюме которого будет что-нибудь еще, кроме костюмности.

На прошлой неделе я был в Весте-Енде, в баре для холостяков под названием Caspars, и у меня создалось впечатление, что каждый мужчина перед его посещением выдавил себе на голову полтюбика воска для волос. Каждая девушка в нем прямо на месте побрызгалась спреем, хотя это, если поразмыслить, не так уж и плохо. Я уверен, что они все замечательные ребята, но я не могу отличить ни одну современную голливудскую звезду от другой. Кто такой Кифер Сазерленд и чем он отличается от Эмилио Эстевеса или Чарли Шина? Одинаковые холодильники. Одинаковые мы. Все так же, как и везде. Поэтому дизайнеры автомобилей вряд ли должны нести ответственность за то, что они делают одинаковые автомобили. Завтра я надену свои «левайсы» задом наперед. И покрашу холодильник в зеленый цвет.

Однажды я подвозил этого чудика из Top Gear

Даю слово, что принц Чарльз никогда не станет королем. Это не из-за его семейных проблем, хотя человек, отпустивший от себя леди Ди, явно сумасшедший. Это никак не связано и с его склонностью беседовать с деревьями и его предполагаемым влечением к женским прокладкам и никак не связано даже с тем фактом, что Бренда будет цепляться за королевские драгоценности до тех пор, пока он не станет покупать проездной на автобус.

А потом после дорогостоящей коронации у него останется так мало времени до того момента, как скипетр и державу перехватит Вильям. Нет, Чарльз никогда не станет королем, потому что, если и дальше все будет продолжаться так, как оно есть, этот титул перестанет существовать. Тем не менее он может стать императором.

В этой роли он сможет повелевать своим народом и выпускать законы, по которым будет преступлением не быть желтым, а Вестминстерское аббатство станет по выходным продавать посетителям свежую рыбу.

Как вы могли заметить, я из кожи вон лезу от гордости, что я англичанин, и надеюсь, что Маастрихтский договор об образовании Евросоюза кончится там, откуда и возник, — в задней части тела Жака Делора. Но я также и реалист. Я знаю, чем все закончится. Голова королевы исчезнет с почтовых марок, на место фунта стерлингов придет евро, ореховое масло переименуют в ореховый соус, а сосиски попадут под запрет.

Все это не так уж и плохо. Наконец-то мы начнем понимать европейцев. Например, мы уже знаем, что у немцев отсутствует чувство юмора, а греки абсолютно бесполезная нация. Мы знаем, что французы грубияны, итальянцы сумасшедшие, а голландцы — это скопище порнографов, смолящих марихуану.

Мы можем включить нашу английскую отчужденность и выдерживать букву Маастрихта, но ни в коем случае не его дух. Намного хуже будет, если Великобритания станет третьим японским островом.

Я считаю, мы должны до глубины души быть благодарны японским автопроизводителям, которые решили вкладывать свои миллиарды именно в нашу страну, но также мы не должны забывать и о том, что на «земле надежды и славы» автомобилей Ford на 30 процентов больше, чем Honda, Nissan и Toyota, вместе взятых.

Но я не понимаю японцев. Я не знаю, как они устроены изнутри и почему им удалось добиться таких больших успехов в такое короткое время. А еще не хотелось бы заострять на этом особого внимания, но я до дрожи боюсь японцев.