Дуга большого круга

Роман Николаевич долго не отпускал Зимина. Когда прощались, молодой штурман заглянул капитану в глаза:

— Роман Николаевич, я вас никогда не забуду…

Усыпляюще гудел вентилятор. Роман закрыл глаза.

«Киренск» давно миновал Гибралтар и теперь шел курсом на мыс Сан-Винцент. От него начинался Бискайский залив, но плавание в этом бурном и опасном районе океана не тревожило Романа Николаевича.

Температура воздуха повысилась. По-прежнему дул свежий ветер. Небо покрылось тяжелыми, свинцовыми тучами.

Днем барометр начал падать, а к ночи усилился зюйд-вест. Он быстро набирал силу. Сначала ветер засвистел в вантах и потом как-то очень быстро перешел в беспрерывный вой. Появилась крупная, частая волна. Она яростно била в левый борт «Киренска». Судно начало покачивать. Качалось оно плавно, почти не причиняя неудобств команде. Шторм не беспокоил никого. Пусть дует даже десять баллов, «Киренск» не потеряет хода. У него еще есть миля в запасе, которую «царь Соломон» вытащит из резерва, если того потребует обстановка.

Роман Николаевич поднялся на мостик. Вода в океане кипела, как в котле. Ветер с силой гнал ее к берегу. Капитан стоял, засунув руки в карманы теплого пальто, внимательно наблюдая за поведением судна. В душе он еще раз похвалил «Киренск» и подумал о том, что на таком судне ничто не страшно.

Ветер крепчал. Теплый, влажный, он яростно давил на «Киренск», стараясь прижать его, положить на воду… Волны помогали ветру. Нескончаемой чередой набегали они на судно, забрасывали гребни на палубу, разбивались о надстройку, поднимая облака водяной пыли.

— Разыгрался, — сказал вахтенный штурман, отряхивая капли воды с плаща. Он на минуту зашел в рулевую рубку. — Стоять на открытом мостике трудно.

Роман Николаевич сидел на маленьком кожаном диванчике. Недавно подправили курс, взяв несколько градусов на ветер, и капитан мог идти к себе в каюту, но почему-то не хотелось уходить. Он сидел молча. Ему было покойно и привычно здесь, на этом диване, среди негромко щелкающих репиторов, около рулевого, в теплой рубке, освещенной только разноцветными глазками приборов. Все успокаивало его, вызывало приятное желание подремать. Над головой монотонно гудел пропеллер вентилятора.

Он проснулся оттого, что почувствовал сильный удар в борт. «Киренск» резко накренился, полежал и медленно начал выпрямляться.

В рубку ворвался помощник и закричал:

— Здорово дало! Ну и зюйд-вест! Атлантика верна себе…

Судно выравнялось… Оно продолжало идти, слегка переваливаясь с борта на борт, так же плавно и спокойно, как прежде, но капитан вдруг ощутил какую-то неловкость, что-то мешало ему снова усесться на диван, задремать.

Роман подошел к передним окнам рубки, прижался лбом к стеклу. Белая шипящая пена катилась с бака по палубе. Как будто все было по-прежнему. Капитан старался сбросить охватившее его чувство неловкости. Но оно не проходило. Бинокль, висевший на длинном ремешке, вдруг качнулся, ударился о переборку и замер так на несколько секунд. И тотчас же капитан понял, что встревожило его. «Киренск» значительно дольше, чем обычно, лежал на правом борту.

Роман подошел к кренометру, привернутому над входом в штурманскую рубку. Тяжелый маятник указывал малейший крен судна.

Так. На левый борт — семь градусов. Указатель пошел обратно. На правый — пять, семь, десять… Левый — семь, правый — десять… Значит, теплоход получил крен на правый борт? Отчего? Раньше его не было. Наверное, механики неравномерно берут топливо или воду из междудонных цистерн. Надо выяснить. Роман снял телефонную трубку. Через несколько секунд он услышал, как далеко внизу стучат дизеля, и глухой голос механика ответил:

— Машина слушает!

— Замерьте топливные и машинные водяные танки. Мне кажется, что вы неравномерно берете из них, поэтому теплоход получил крен на правый борт.

— Есть. Сейчас замерю и доложу.

Шум моторов прекратился. Механик положил трубку. Роман Николаевич еще раз взглянул на кренометр. Сомнений не было. Судно имеет крен на правый борт. Капитан открыл дверь на мостик, окликнул вахтенного помощника.

— Юрий Степанович, вызовите матроса, пусть замерит воду в балластных цистернах. Немедленно.

Штурман свистком вызвал матроса. Стрелки на часах показывали половину четвертого. Начинался рассвет. Зазвонил телефон. Из машины сообщили, что топливо и вода на обоих бортах в равных количествах. Крен не из-за этого. Скоро в рубке появился матрос с грязноватой бумажкой в руках, протянул ее капитану:

— Замеры.

Капитан вошел в штурманскую, включил настольную лампу, развернул листок. Матрос стоял в дверях. Замеры правого и левого бортов были одинаковыми.

— Ты не ошибся, Воскобойников? — повернулся капитан к матросу.

— По два раза замерял. Могу еще…

Роман Николаевич махнул рукой:

— Иди.

Теперь надо было решить, отчего же возник крен. Капитан перебирал в уме все причины, которые могли его вызвать. Он подошел к окнам. Посветлело. Хорошо стало видно бурное море, красная, блестящая от воды палуба. Серые, зловещие тучи низко неслись над теплоходом. Стал явственно виден горизонт.

На нижнем мостике вахтенный пробил склянки. Звук растворился в ветре. Капитан услышал лишь отдаленные, слабенькие удары в колокол. Четыре часа утра. Старпом не вошел, а влетел в рубку. Он обтер ладонью влажное лицо.

— Ну дает! — с восхищением сказал он, поворачиваясь к капитану. Штурман хотел что-то добавить, но, увидя лицо Романа, промолчал.

Когда вахта сменилась и второй помощник, пожелав счастливого плавания, спустился вниз, капитан поманил старпома в штурманскую рубку.

— Вот что, Виктор Семенович. Проверьте груз в трюмах. «Киренск» имеет постоянный крен пять градусов.

— Наверное, вода или топливо, — беспечно предположил старпом.

Капитан покачал головой.

— Проверяли в машине и на палубе. Разбудите стармеха.

— Есть! — Старпом не стал задавать лишних вопросов.

Вскоре Роман услышал своеобразный шум. Это на палубе отодвигали стальные крышки люков. Капитана охватило нетерпение. Ну что они там копаются? Залезть и вылезти из трюма дело десяти минут! Но он ничем не выразил своего беспокойства, продолжал стоять так же, как и стоял, засунув руки в карманы пальто, прижав лоб к стеклу. Он видел, как боцман и старпом, выждав момент, когда судно поднималось на волне, бросались к очередному люку. Правильно делает Виктор. Хочет осмотреть все трюмы, чтобы не возвращаться больше к этому вопросу. Вот наконец они вылезают из последнего, бегут к надстройке. Старпом вошел в рубку, бессильно опустился на диван.

— Ну что? — тихо спросил капитан.

Рулевой, не поворачиваясь, весь подался назад.

Ему хотелось услышать, что скажет старпом, и он услышал шепотом сказанное:

— Подвижка груза…

— Не может быть, — встревоженно проговорил Роман. — Где боцман?

— Он внизу, у второго люка.

— Я проверю сам.

Капитан натянул на голову капюшон, вышел на мостик. Ветер толкнул его в спину, Роман схватился за поручни трипа и, минуя ступеньки, скользнул вниз. Так, переходя с трапа на трап, он достиг передней палубы. У люка боцман налаживал переносную люстру.

— Сейчас, Роман Николаевич. Идите вниз. Я подам вам свет.

Капитан ступил на скоб-трап и привычными движениями стал спускаться в бездонную черноту трюма. Полоска неяркого света падала из узкой щели, слабо освещая руду. Ослепительно вспыхнул электрический свет. Это боцман спустил люстру. Теперь капитан видел весь трюм. Он крепче ухватился за трап. Грязно-красная масса, похожая на железный сурик, лежала невысокой пологой горой. Роман спустился ниже, спрыгнул на руду. Ноги его тотчас же провалились, выдавили воду… Груз стал подвижным. Капитан сразу понял, что теперь только чудо может спасти его судно. Пока медленно, но все ускоряя невидимое движение, руда переползала на правый борт. Чем больше будет крен, тем быстрее поползет руда. Причина? Сейчас Роману было не до причин. Он быстро начал подниматься по скоб-трапу. Надо было испробовать все для спасения людей и судна. Капитан взбежал на мостик. На него с надеждой смотрели рулевой и старпом.