По воле судьбы

– Я люблю эти горы. Здесь теряется собственное величие, и душа обретает покой, которого невозможно ощутить внизу.

– И так как желающих добровольно разделить с тобой это чувство не нашлось, ты решил воспользоваться силой.

Ступеньки не были крутыми, и даже казалось, что они сами устремляются под ноги. Но их было много, и уже после третьего или четвертого десятка я ощутила, с каким усилием проникает воздух в мои легкие, как на плечи наваливается тяжесть, а в жилке на виске, все ускоряя темп, бьется кровь.

– Этот мир нетороплив, и в нем каждый становится тем, кем является. Горы не обмануть, в них не скрыться за чужой спиной. И ими невозможно насытиться.

Он словно не услышал моих слов, но мои чувства были обострены, как никогда и я видела и легкое напряжение, на миг сделавшее его легкую походку более грубой, и то, как дрогнул уголок его губы, когда он сдержал себя, чтобы не посмотреть на меня.

– Это звучит как оправдание, – не удержалась я вновь. Но его слова звучали как заклинание: не мне он рассказывал о красоте места, которым дорожил – себя убеждал в том, что иного выхода у него нет. А значит….

И эту мысль я отбросила на самый краешек сознания. Мне слишком мало было известно о нем и его планах, но одно я знала точно – я буду бороться до конца.

– Я тебя предупреждал.

Ноги предательски подкосились, когда счет ступенькам, что продолжали вести нас по каменному коридору, перевалил за сотню. Я машинально выбросила руку вперед, в попытке смягчить свое падение, но опоздала, неожиданно оказавшись прижатой к его упругому телу.

– Ты упрямая. Это дает мне надежду.

Он наклонился, словно пытаясь рассмотреть меня как можно ближе, его вертикальные зрачки с каждым мгновением становились все уже, стягивая все, что существовало вокруг, в одну тонкую линию, завораживая едва заметной пульсацией, которая не лишала воли, но манила к себе, обещая новые открытия. И как бы я не старалась отвести взгляд, вырваться из черного омута, в который погружалась все глубже и глубже, сделать этого не смогла. Лишь подумала, опускаясь на дно небытия, что вопреки всему, что уже произошло, я так и не чувствую исходящей от него опасности.

Мое следующее возвращение было более приятным. Сначала появилось ощущение яркого света, который обволакивал, но не слепил. Затем – тепла. И хотя оно убаюкивало, воспоминание о терзавшем меня холоде, контрастом заставило меня прислушаться к тому, что происходило вокруг.

– Я жду тебя на террасе. – Голос Карлиса был все таким же спокойным и мягким. – Ты можешь не торопиться. Купальня за дверью, одежду для тебя приготовили.

Наше общение с ним оставляло после себя странное ощущение, словно мы с ним существовали в разных мирах. И в моем он значился в рядах злодеев, никак не желающим сливаться с созданным исходя из этих предположений образом. Я же… об этом можно было лишь догадываться, но меня не оставляло впечатление, что и змей говорил не с той, кем я была.

Всех этих несуразностей за то время, что я провела здесь, оказалось так много, что вместо того, чтобы хоть как-то облегчить мне понимание, они его только усложняли. И чтобы окончательно не запутаться в их хитросплетениях и взаимном исключении друг друга, мне ничего не оставалось, как постараться о них забыть. Надеясь, что либо появится нечто, способное придать всему непонятному стройность законченной картины, либо… мне не будет нужды этим заниматься. А то, что все именно так и произойдет, говорил мой опыт работы у мамы в агентстве. Пусть уже и основательно подзабытый.

А пока это не случилось, я решила воспользоваться и гостеприимством своего пленителя и его щедростью.

Отворив дверь, на которую он указал взглядом, я попала в небольшое помещение, так же, как и то, в котором я находилась до этого, вырубленное в камне. Возможно, первым создателем их и была природа, но то, что продолжателем ее задумок стал кто-то другой, можно было судить по почти идеальной ровности стен, напоминающих мозаичное панно с трудно определяемым замыслом. Унылая серость перемежалась с причудливыми волнами, в которых преобладали белесые оттенки изумрудного и розового, а кое-где встречались и яркие красные линии. А поверх, как тончайшее кружево изморози, поблескивали соляные искорки.

Ванну заменяло круглое углубление в каменном полу, заполненное текущей из расщелины парящей водой. Судя по тому, что ее уровень не повышался, где-то внизу, невидимый моему глазу, находился слив.

На крепко сбитой широкой лавке, справа от входа, стояло множество кувшинчиков разных размеров и расцветок, и лежали вышитые льняные полотенца.

Дольше испытывать собственное терпение, разглядывая все вокруг, я не могла. Тело, словно осознав, что ему еще предстоит жить, жаждало очиститься от пота и грязи, которым успело пропитаться. И я не видела причин ему в этом отказать.

Но всему хорошему, как, впрочем, и плохому, приходит конец. И как бы я не пыталась отсрочить тот миг, когда мне вновь придется встретиться с Карлисом, избежать этого, мне не было дано. А раз так….

Переодевшись в приготовленный для меня мужской костюм, я резко распахнула дверь, в которую он вышел, оставив меня одну, и застыла от изумления, даже не сразу обратив внимания на его, застывшую неподалеку фигуру. Небольшой грот, находящийся, похоже, не так уж далеко от горной вершины, заканчивался нависающим над пропастью выступом, огороженным периллами из сияющего белизной мрамора. Столик на резных ножках, словно высеченный из глыбы прозрачного льда, сервированный на двоих. Столь же искусно выполненные кресла, укрытые шкурами с длинной белоснежной шерстью.

Но по всему этому великолепию взгляд лишь скользнул, остановившись на том, что находилось с той стороны ущелья.

Везде, куда ни кинь взор, были горы. Самые высокие вершины, покрытые вековым ледяным убранством, сияли в лучах солнца, норовившего скрыться за той, что давала нам сейчас приют. Другие, пониже, служили им благородным обрамлением, оттеняя их блеск изысканными оттенками серебра, кое-где потемневшего от времени. Тянущиеся же у основания гор леса воспринимались, как патина, прибавляющая древности царскому венцу.

И тишина…. Нет, назвать то, что царило вокруг, тишиной, было кощунственно. Это было безраздельное величие, разлитое во всепоглощающем безмолвии. И покой, в котором не существовало ничего, кроме этого застывшего мгновения времени.

– Мне будет жаль, если ты умрешь.

Не столько слова, с их весьма неприятным для любого живущего смыслом, вырвали меня из созерцания, сколько показавшийся чуждым этой безмятежности шорох его голоса по каменным сводам.

– Ты с такой уверенностью говоришь об этом, что в моей душе рождается желание доказать тебе твою неправоту. – Отреагировав на приглашающий жест, я подошла к креслу, располагавшемуся ближе ко мне.

В ответ он улыбнулся и движением, которое выглядело очень привычным, расстегнув металлическую застежку на горловине похожего на плащ длинного черного одеяния, скинул его с плеч и отбросил на незамеченную мною стойку для оружия. Пустую.

– Ты не допускаешь, что именно это и является моей целью?

– Не проще ли было просто позволить мне идти дальше?

Он продолжал стоять ближе к краю террасы, словно давая мне возможность лучше себя рассмотреть. И так как сейчас была именно его очередь отвечать, я не отказалась от предоставленной мне возможности. Впрочем, то, что я видела сейчас, лишь подтвердило мое представление о нем, создавшееся еще в той, названной им целебной, пещере.

Змей был довольно высок и худощав, что только подчеркивал черный длиннополый камзол, единственным украшением которого являлась воткнутая в воротник булавка с крупным белым камнем. Но я помнила по бою, насколько он гибок, стремителен и силен.

Его нельзя было назвать красавцем, хотя его сестру я именно так и воспринимала, но его внешность не вызывала ассоциаций ни с одной расой, населявшей этот мир и потому притягивала к себе, не вызывая при этом ни малейшего намека на отторжение. И еще в нем ощущались присущие его тотему грациозность и опасность.