Страница 39 из 74
Когда Клерономас поднялся с Авалона на своем исследовательском корабле, волкрины подкрались к нему на расстояние десяти световых лет. Клерономас совершил много открытий, но волкринов не нашел. Прожив целую жизнь и возвратившись на Авалон, он так и не познал их.
Мне было три года от роду, а Клерономас давно превратился в прах и стал так же далек, как Иисус из Назарета, когда волкрины оказались вблизи Даронны. Сверхчувствительные дети Крея сошли тогда с ума и уставились на звезды яркими, немигающими очами.
Потом я выросла, а волкрины уплыли за Тару, выйдя за пределы видимости даже для уроженцев Крея.
Ныне ко мне пришла старость, а волкрины по-прежнему пронзают бесконечность и парят, подобные черному туману, в межзвездном океане. Мы преследуем их, и охоте этой не видно конца. Сквозь беспросветные дали, куда никто не сунет носа, сквозь пустоту и безмолвие несется «Летящий в ночи», подчиняясь моей воле.
С момента, когда «Летящий в ночи» пронзил пространство в межзвездном прыжке, Ройд Эрис внимательно наблюдал за своими пассажирами.
В орбитальном порту над Авалоном к нему на борт поднялись девять человек, четверо мужчин и пять женщин, все серьезные ученые с внушительными послужными списками и самыми разнообразными сферами интересов. Однако для Ройда все они сначала были на одно лицо: он не различал их ни по одежде, ни даже по голосам. На Авалоне, самой космополитичной из всех обитаемых планет, их объединила жажда знания.
«Летящий в ночи» был торговым кораблем и обычно не перевозил пассажиров. На борту имелась всего одна двухместная каюта и одна одноместная — не каюта даже, а каморка. Остальным ученым пришлось довольствоваться гамаками в четырех громадных грузовых отсеках, набитых инструментами и компьютерами. Для моциона они могли побродить по двум коротким коридорам. Один вел от помещения силовой установки и главного воздушного шлюза вверх, мимо кают, к салону, служившему одновременно и библиотекой, и кухней; другой тянулся к грузовым отсекам.
Самому Ройду было все равно, куда забредут его пассажиры: у него повсюду имелись глаза и уши. Наблюдение не прерывалось ни на секунду. Право Пассажиров на неприкосновенность частной жизни нисколько его не интересовало. Просто, зная об их чувствительности, он старался, чтобы они оставались в неведении.
Покои самого Ройда — три просторных помещения за пассажирским салоном — были недоступны для посторонних; сам он никогда их не покидал. Для спутников он оставался бесплотным голосом из репродукторов, порой затевавшим с ними пространные беседы; иногда он был голографическим призраком, посещавшим их во время трапезы в салоне. Призрак имел облик гибкого молодого человека, светлоглазого блондина, не вылезающего из дымчато-пастельных одежд, вышедших из моды два десятилетия назад. У него была неприятная привычка смотреть либо мимо собеседника, либо вообще в противоположную сторону. Впрочем, к этому его спутники привыкли за считанные дни, тем более, что с голограммой они сталкивались исключительно в салоне.
Они не ведали, что Ройд тайно и безмолвно обитает повсюду и что ни одна из их маленьких тайн не представляет для него секрета.
Женщина-кибернетик, например, беседовала со своими компьютерами, как с живыми, и похоже, предпочитала их общество человеческому.
Ксенобиолог, угрюмый спорщик, имел склонность напиваться в одиночестве.
Двое лингвистов, изображавших влюбленную пару, на деле редко предавались сексу, зато часто бранились.
Психиатр оказалась ипохондриком и была подвержена черному унынию, которое только усугубилось в тесном замкнутом пространстве корабля.
Ройд наблюдал, как они работают, едят, спят, совокупляются, неустанно подслушивая их разговоры. По прошествии одной лишь недели полета все девять уже не казались ему безликими автоматами. Он пришел к заключению, что каждый из них своеобразен, даже неповторим.
Минула вторая неделя, и он сосредоточил внимание на двоих пассажирах. Продолжая наблюдать за всеми девятью, он избрал объектами особенно пристального интереса Кароли де Бранена и Меланту Джирл.
— Главное, что мне хочется о них узнать: ПОЧЕМУ, — признался ему Кароли де Бранен однажды искусственным вечером, дней через десять после отлета с Авалона. Светящийся призрак Ройда сидел рядом с де Браненом в темном салоне и наблюдал, как тот с наслаждением отхлебывает горький шоколад. Все остальные уже уснули. Деление на день и ночь теряло на космическом корабле всякий смысл, но на «Летящем в ночи» сохранялся привычный суточный цикл, которому подчинялись все пассажиры, за исключением одного Кароли де Бранена. Администратор коллектива ученых и начальник экспедиции придерживался собственного режима.
— Ответ на вопрос ЕСЛИ, касающийся их, тоже важен, Кароли, — возразил голос Ройда из репродуктора на стене. — Вы совершенно уверены в существовании своих инопланетян?
— Почти уверен, — ответил ему Кароли де Бранен. — Довольно и этого. Если бы мою уверенность разделяло остальное человечество, в полет отправился бы могучий флот исследовательских кораблей, а не один крохотный «Летящий в ночи». — Он отхлебнул шоколад и довольно крякнул. — Вы знаете про нор-т’алушей, Ройд?
Название прозвучало незнакомо, но на консультацию с библиотечным компьютером ушли считанные секунды.
— Инопланетная раса, обитающая на дальнем краю заселенной людьми части Вселенной, дальше планет Финдии и Дамуша. Не исключено, что вымышленная.
Де Бранен усмехнулся.
— Устаревшие сведения! Когда в следующий раз будете на Авалоне, обновите свою базу данных. Раньше эта раса действительно была известна только по легендам, но теперь она реальна, хотя, конечно, слишком удалена. Мы мало знаем о нор-т’алушах, но уверены, что они существуют, пускай мне и вам не суждено с ними повстречаться. Они стояли у самых истоков разумной жизни. Я как раз получил новую информацию с Дам Туллиана, находившуюся в пути целых двадцать лет. Отчасти это — нор-т’алушанский фольклор. Понятия не имею, сколько времени и каким путем он добирался до Дам Туллиана, но материал поразительный. Между прочим, еще студентом свою дипломную работу я посвятил инопланетной мифологии.
— Первый раз слышу, — отозвался Ройд. — Пожалуйста, продолжайте.
— История волкринов — один из нор-т’алушанских мифов. Она привела меня в трепет. Речь идет о сверхразумной расе, начавшей движение из неведомой точки в центре галактики в сторону ее периферии, а далее, возможно, в межгалактическое пространство. Маршрут перемещения неизменно пролегает по межзвездным глубинам, вдали от планет, на расстоянии не менее светового года от светил. И все это без помощи межзвездного прыжка, в кораблях, ползущих со скоростью в малую долю от скорости света! Вот эта подробность и не дает мне покоя. Представляете, насколько это древние корабли?
— С трудом, — молвил Ройд. — Вы сказали «корабли», Кароли? Их много?
— О, да! Если верить нор-т’алушам, сперва на окраинах их торговой зоны появился один корабль, потом еще один. За ними следовали новые. Так их набралось сотни, но каждый плетется сам по себе, двигаясь к краю галактики. Направление всегда одно и то же. На протяжении пятнадцати тысяч стандартных лет они перемещались среди звезд нор-т’алушей, потом устремились дальше. Согласно мифу, последний корабль волкринов исчез три тысячи лет назад.
— Восемнадцать тысяч лет! — подсчитал Ройд. — Неужели сами ваши нор-т’алуши — такая седая древность?
Де Бранен улыбнулся.
— Их межзвездные путешествия далеко не так стары. Собственная история нор-т’алушей гласит, что цивилизация пришла к ним по прошествии половины названного вами срока. Узнав это, я пришел в недоумение. История про волкринов превращалась в бесплотную легенду. Чудесную, но совершенно недостоверную…
Однако забыть о ней я не смог. В свободное время я продолжал изыскания, сопоставлял дошедшую до меня легенду с прочей инопланетной космологией, пытаясь установить, повторяется ли этот миф у других рас, помимо нор-т’алушей. Мне уже грезилась диссертация. Направление работы представлялось исключительно плодотворным.