Страница 52 из 71
– Кто тебе такое сказал? – Лилиан резко побледнела.
– Женщина, которая занимается охраной психического здоровья. Она говорит, что работает со всеми детьми, которые попадают в Хиллкрест. Она меня все время просит дать согласие на… Точно! – Я вспомнил. – Вот оно что! Эта женщина говорит, что для меня будет гораздо лучше, если я соглашусь отправиться в учреждение.
Судя по выражению лица Лилиан, я сказал что-то страшное.
– Я думал, что, подписав бумагу, я просто обещаю, что буду вести себя как можно лучше, пока я здесь. Это не так, миссис Катанзе?
– Дэвид, это ловушка! Она пытается тебя обмануть! – В голосе Лилиан отчетливо слышались панические нотки. – Послушай меня! Я попытаюсь объяснить еще раз: твоя мать заявляет, что твое поведение в прошлом вынудилоее применять подобные дисциплинарныемеры. И все потому, что ты был неисправим. Она хочет отправить тебя в психиатрическую лечебницу! – выдохнула Лилиан.
Я отшатнулся и недоверчиво посмотрел на миссис Катанзе.
– Это… в дурдом, что ли? – выдавил я, чувствуя, как начинает бешено колотиться сердце.
Лилиан вытащила платок из сумки:
– Я могу потерять лицензию опекуна, но мне… мне теперь все равно. Я разговаривала с мисс Голд, и мы думаем, твоя мать придумала весь этот план с психбольницей, чтобы оправдать собственную жестокость по отношению к тебе. Понимаешь?
Я кивнул.
– Твоя мама связалась с этой женщиной из охраны психического здоровья и наговорила про тебя всяких ужасов. А теперь я хочу тебя кое о чем спросить, только ты должен сказать мне правду, хорошо? Ты когда-нибудь устраивал пожар в гараже маминого дома? – осторожно поинтересовалась Лилиан.
– Нет! – воскликнул я. Затем опустил голову и сцепил пальцы. – Один раз… – Лилиан стиснула зубы, а я продолжил: – Один раз, когда мне было, кажется, четыре года, я раскладывал салфетки на столе перед ужином, задел свечку – и они загорелись! Но я клянусь, что это было не нарочно! Просто несчастный случай, миссис Катанзе!
– Хорошо, хорошо, – поспешила ответить Лилиан. – Я тебе верю. Дэвид. Но твоя мать… она все знает. И про кражи из магазина, и про побег, и даже про то, что у тебя были проблемы с психиатром. Мисс Голд переживает, что могла сказать твоей матери больше, чем той следовало знать… но она обязана держать миссис Пельцер в курсе событий. Что ж такое творится? Никогда прежде не видела, чтобы кто-то так отчаянно пытался отправить собственную плоть и кровь в…
Я почувствовал, как кровь прилила к лицу.
– Что значит – проблемы с психиатром? Я же ничего не сделал!
– Дэвид, я всего лишь передаю тебе слова мисс Голд…
– И почему мне больше не разрешают с ней видеться? – перебил я миссис Катанзе.
– Потому что теперь у тебя есть полицейский надзиратель Гордон Хатченсон, – ответила Лилиан, недовольно качая головой: она торопилась вернуться к прежнему разговору. – А теперь, пожалуйста, послушай. Мне об этом знать не полагается, но, насколько я поняла, психиатр в своем заключении написал, что у тебя наблюдается склонность к агрессии и жестокому поведению. Что ты вроде бы выскакивал со стула, носился по комнате, размахивая руками и чуть ли не набросился на него. Это правда? – Лилиан явно чувствовала себя не в своей тарелке от того, что приходилось задавать подобные вопросы.
Я яростно замотал головой:
– Нет, мэм! Он же сказал мне, что я должен ненавидеть свою маму, помните? – закричал я и так резко отодвинулся от стола, что ударился о стену. – Что происходит? Ничего не понимаю! Я этого не делал! Я вообще ничего не делал!
– Тише, тише! – попыталась успокоить меня миссис Катанзе. – Мисс Голд считает, что твоя мать все это время выжидала, когда ты совершишь ошибку. И теперь ты в ее власти.
– Но как это может быть? Я же с вами живу! – жалобно спросил я, чувствуя, как начинается рушиться мой недавно обретенный мир.
– Дэвид, – вздохнула Лилиан. – Мы с Руди всего лишь твои опекуны, назначенные судом. Есть документ, согласно которому мы должны о тебе заботиться. Мы тебя опекаем. И по закону твоей матери предоставлена достаточная свобода действия. Благодаря этому она и может нанести ответный удар. Скорее всего, она пытается упрятать тебя в сумасшедший дом с тех самых пор, как суд вынес окончательное решение, и то, что произошло в школе, играет ей на руку.
– Что со мной теперь будет? – тоскливо спросил я.
– Милый, я хочу, чтобы ты понял: ты должен сам бороться за свою жизнь. Если твоей матери удастся убедить окружной суд, что она действует в их интересах, то тебя положат в психиатрическую лечебницу. И если это случится… – Лилиан больше не могла сдерживать слезы. – Дэвид, пожалуйста, помни: что бы тебе ни говорили, мы с Руди стараемся помочь тебе. И мы на все пойдем ради этого. Нужно будет нанять адвоката – наймем. Нужно будет сходить в ад и вернуться – и это сделаем. Мы будем бороться за тебя! Иначе какие же мы опекуны?
Лилиан замолчала и отвернулась, чтобы вытереть слезы, а я решил пока не задавать ей вопросов. Наконец она более-менее пришла в себя и продолжила тихим, спокойным голосом:
– Я не знаю, почему так происходит, но многие смотрят на опекунов сверху вниз. И эти люди считают, что только плохие дети оказываются на нашем попечении. Иначе почему от вас отказываются родители? Поэтому они стараются не допускать вас в свое общество – им так спокойнее. Понимаешь?
Я молча покачал головой. Лилиан прижала палец к губам, раздумывая, как бы мне это объяснить.
– Ты же знаешь, что означает слово «предрассудки»?
– Да, мэм.
– Вот это они и есть. Если эти люди признают или хотя бы попробуют допустить тот факт, что опекунство необходимо, то им придется всерьез задуматься над тем, почему некоторые дети попадают к опекунам. То есть согласиться, что в нашем обществе существуют такие проблемы, как алкоголизм, жестокое обращение с детьми, что дети убегают от родителей, принимают наркотики и так далее. Понимаешь? За последние годы мы достигли определенных успехов, но по-прежнему являемся небольшим закрытым обществом. А ведь многие дети страдают точно так же, как и ты. Им приходится делать все, чтобы выживать, и больше всего на свете они боятся, что кто-то узнает об их семейном секрете. К ним относятся с большим предубеждением, поэтому если ребенок, за которого отвечают опекуны, попадает в неприятности, то…
Ее слова обрушились на меня, как тонна кирпичей. Теперь я понял. Грудь сдавило, словно кто-то затянул на ней толстый кожаный ремень.
– То есть… – прохрипел я. – Раньше… когда я к вам только приехал и попал в неприятности…
– Да, – прошептала Лилиан.
– Я слышал, что вы тогда сказали… но не хотел понимать.
Миссис Катанзе сжала мои руки в своих:
– Милый, все это в прошлом. Я знаю, что тебе здесь нелегко приходится, но все равно прошу: веди себя хорошо. Я тебя очень прошу, – подчеркнула она. – Надзиратели пишут отчеты о твоем поведении и передают их тому самому Гордону Хатченсону, о котором я тебе уже говорила. Ты же с ним встречался, так?
– Да, мэм, – ответил я.
– Эти отчеты могут помешать твоей матери отправить тебя в больницу. Сейчас все, что у нее есть, – набор выдуманных историй. Она сделала из тебя какого-то сумасшедшего ребенка… хотя иногда мне кажется, что у тебя действительно что-то не в порядке с головой! – Лилиан улыбнулась, показывая, что это шутка. – Если мы сможем доказать в суде, что ты не поджигал школу и вел себя как примерный мальчик, то твоей матери больше никто не поверит.
– И что я должен делать?
– Просто будь собой, Дэвид, – ласково посмотрела на меня миссис Катанзе. – Вот и все. Даже не пытайся быть кем-то, кем ты не являешься. Те, кто здесь работает, сразу заметят, если ты начнешь притворяться. Помнишь, каким ты был, когда приехал к нам? До того, как начались неприятности? Вот будь таким же, хорошо? Но, – предупредила Лилиан, – тебе больше нельзя ошибаться. Держи себя в руках, даже если очень злишься. И постарайся пореже открывать рот. Ясно?