Цивилизация Древней Греции

Тем не менее есть такой продукт, относительно которого существует большое число археологических документов, позволяющих представить количественные значения его экспорта: это вино. В нескольких регионах его производства (но далеко не во всех) было заведено с классической эпохи ставить на ручках терракотовых амфор для транспортировки вина перед их обжигом клеймо, благодаря которому можно идентифицировать и место изготовления, и гончара. После того как амфора была обожжена, эти печати становились практически несводимыми, и, поскольку ручка была широкой и прочной, она, так же как и нижнее основание, зачастую оставалась целой после того, как сосуд разбивался. Благодаря чему на раскопках, особенно мест свалок, куда греки отправляли свой мусор и ненужные предметы, были обнаружены во множестве фрагменты с клеймами, изучение которых составляет отдельный раздел в археологии. По форме и виду эти печати сильно различались: от простого символа без надписей или монограммы до сложных композиций, в которых наряду с разными орнаментами писалось название страны происхождения, имя магистрата, изготовителя и даже месяц изготовления. Эти клейма совершенствовались со временем и в эллинистическую эпоху они стали гораздо более многочисленными. Считается, что они имели целью гарантировать не столько происхождение содержимого амфоры (как наши сегодняшние этикетки, подтверждающие соответствие названию), сколько вместимость сосуда, а следовательно, количество экспортируемого или продаваемого вина, что было необходимо для фискальных операций. В такой трактовке еще не все ясно, и хронология остается зачастую приблизительной. Тем не менее данных, которыми мы располагаем, достаточно, чтобы сделать любопытные заключения.

Среди регионов, где клеймили амфоры, были прежде всего остров Родос и находящаяся рядом, на азиатском побережье, территория Книда: и в том и в другом случае вино, экспортируемое в огромных количествах, было продуктом массового потребления, ибо, как полагают, оно предназначалось для наемнических войск. Коллекция ручек с клеймами, собранных коллекционером из Александрии, насчитывает более 66 000 печатей, пять шестых которых— родосские и примерно одна десятая — книдские. Среди остальных больше всего фрагментов амфор с острова Кос. Это свидетельствует об экономических связях, подтверждаемых с другой стороны, между лагидским Египтом и юго-западом анатолийского побережья, соседями которого были Родос и Кос. Так же встречаются клейменные фрагменты амфор из Памфилии, где в I веке до н. э. в заливе Адалия производили ценное вино. Находки в Фаюме, по правде говоря, уже не столь многочисленные, дают ту же картину. Зато в Афинах, где было зарегистрировано около 40 000 амфорных ручек с клеймами, книдских в три раза больше, чем родосских. Другие производящие регионы, такие как Фасос или Хиос, похоже, экспортировали только высококачественное вино. Мы можем восстановить приблизительную карту их потребителей: для Хиоса — прежде всего Афины и Делос; для Фасоса — кроме этих двух городов, Пергам, греческие полисы западного побережья Черного моря и лагидский Египет. Благодаря клеймам на амфорах обнаруживается также производство сортов, о которых не упоминают тексты, таких как вино Синопы на Черном море или крымские вина. Наконец, они свидетельствуют о широкой торговле греческими винами не только в восточном бассейне Средиземного моря, но и в Киренаике (хотя она сама была производящим регионом), в Карфагене, на Сицилии, в Италии, в Массалии и даже в Ампурии на каталонском побережье. Изучение хронологии документов, которое все еще продолжается, позволит уточнить эти данные: пока же известно, что амфорные клейма представляют для археологии категорию значимых объектов, столь же важных, как и монеты.

Пример с экспортом вина является прекрасным свидетельством подъема морской торговли в эллинистическую эпоху. Значительные прибыли, которые она приносила, манили жадных дельцов возможностью быстрого обогащения. Это они основали на Делосе свои ассоциации и богатые колонии, например посидониастов из Берита. Этих людей не останавливали опасности моря, которые для них затмевал соблазн наживы, — и тем не менее это были действительно серьезные опасности, что доказывает обилие надгробных надписей для погибших в кораблекрушениях. Вот одна из таких эпиграмм, одно время приписываемая Феокриту (Палатинская антология. VII, 534): «Человек, береги свою жизнь: остерегайся выходить не вовремя в море. Бедный Клеоник, тебе не терпелось добраться из Келесирии до изобильного Фасоса ради своего дела. Ради своего дела, о Клеоник! Отправившись в плавание в пору, когда спят Плеяды, ты канул в пучине с ними». Или еще одна, принадлежащая поэту Теэтету, другу Каллимаха (Палатинская антология. VII, 499): «Моряки, вы, что плывете вдоль этого берега, Аристон из Кирены во имя Зевса Страноприимца умоляет вас сказать его отцу Менону, что он покоится у прибрежных скал Икарии, окончив свою жизнь в Эгейском море». Бушующие волны иногда усугублялись нападением береговых разбойников, которые безжалостно убивали тех, кого случай приводил на их берега, о чем рассказывает эпитафия, начертанная во II веке до н. э. на кенотафе на острове Ренея, возле Делоса: «Это надгробие достойно слез, хотя это всего лишь кенотаф, установленный для Фарнака и его брата Мирона, злополучных детей Папоса. Они были из Амисоса, о чужеземцы, и они потерпели кораблекрушение, застигнутые шквалом Борея. На острове Серифос они в довершение были обречены своей жестокой и завистливой судьбой найти смерть от рук злодеев. Протей в бухте Ренеи воздвиг этот надгробный памятник в память о своих товарищах, сожалея об их печальной участи». Дошедшие до нас через «Антологию», где их насчитывается несколько десятков, или же обнаруженные высеченными на камне, эти тексты передают древний страх греков перед грозными опасностями морских путешествий, вполне оправдываемый столькими драмами. Римский поэт Гораций в эпоху Августа напоминает об этом, когда заводит речь о смелости негоциантов Эгейского моря (Оды. I, i, 15–18): «Когда Африк[56] неистово вздымает волны у Икарии, купца охватывает ужас: его тянет к покою, царящему в деревнях его родины. Но вот он уже приводит в порядок свои поврежденные корабли, страшась бедности». Дальше, в знаменитой оде «К кораблю Вергилия», в которой он вспоминает стихи Каллимаха, Гораций прекрасно пишет:

От эллинистической традиции римская поэзия сохранила те же мотивы и ту же тему.

Этот беглый обзор условий материальной жизни в огромном эллинистическом мире показал на серьезных примерах, что наряду с преемственностью традиций и обычаев происходило развитие и имели место инновации, которые с течением времени и с постепенным расширением географических рамок вошли в повседневную жизнь греческого народа. Одни, разумеется подавляющее большинство, оставались верны своему вековому укладу, ограничивали свои горизонты границами своей гражданской территории или мелких окрестных полисов, возделывали землю отцов, поклонялись культам предков и чувствовали, что им достаточно своих местных проблем, их заботило исключительно сохранение с помощью переговоров или армии всегда шаткой автономии своего полиса. Другие, которых было меньше, но число которых непрерывно увеличивалось с изменением нравов, охотно пускались в рискованные путешествия или даже переселялись в другие места. Разумеется, еще в отдаленную эпоху колонизации целые группы покидали свою родину и искали счастья в варварских землях и основывали так процветающие поселения — островки первоначального эллинизма. Но теперь коллективные начинания сменились индивидуальной предприимчивостью. Самое поразительное в эллинистической эпохе — это интенсивность и разнообразие путешествий: множество людей устремлялись в путешествия на долгий срок и в далекие места, несмотря на риск и трудности, сопряженные с морским транспортом. Это были не только купцы или солдаты, которые всегда путешествовали в силу своей деятельности. Вместе с ними художники, следуя примеру классических мастеров, покидали родные места в поисках заказчиков: подписи скульпторов, сохранившиеся в большом количестве, свидетельствуют о мобильности этой категории мастеров, и нет ничего удивительного, что на Делосе обнаружены несколько произведений Полианта из Кирены, а в Кирене — подпись скульптора из Милета. Как мы видели, актеры и музыканты и дионисийская артистическая братия отвечали на приглашения из чужих краев и легко переезжали с одного представления на другое. То же делали поэты и философы: Посидипп из Пеллы приехал в Александрию, чтобы сочинить посвящение Фаросскому маяку, в то время как Антигон Гонат пригласил к своему двору в Пеллу не только философов Менедема из Эретрии и Персея из Китиона (Кипр), но и поэтов Арата из Сол (Киликия) и Антагора с Родоса, историка Иеронима из Кардии (фракийский Херсонес) и даже прибывшего с территории Южной России колоритного бродячего киника Биона с Борисфена. Потребности полисов поддерживали перемещение людей: лекарей, чужеземных судей, послов, которых поручения заводили иногда очень далеко, например в Рим, где они пытались добиться расположения сената, феоров, которые были обязаны объявлять о религиозных праздниках, или официальных посланников, которые отправлялись за советом к оракулу. Политика государей способствовала такому передвижению: они отовсюду нанимали своих приближенных, министров, полководцев и распространяли сеть своих представителей на широкую зону. Весь этот мир путешествовал по одиночке и небольшими группами и во всех направлениях, за исключением наемников, которые перемещались войсковыми подразделениями, но набирались из самых разных мест. В результате этого увеличивалось число личных контактов, ускорялось внедрение техники, усвоение вкусов и идей и еще сильнее, чем раньше, укреплялось чувство великого родства эллинов, которое распространялось через весь обитаемый мир.

56

Африк — у римлян юго-западный ветер.

57

Аквилон — у римлян северный ветер. Перевод Н. Гинцбурга.