Цивилизация Древней Греции

Эти подробности необходимы, чтобы обозначить исторические рамки интересующего нас документа. Это маленькое стихотворение из четырех строк (два элегических двустишия — обычная для эпиграммы метрическая форма), высеченное на сером мраморе, служившем подставкой для жертвенных даров. Вот этот текст, переведенный дословно, в более достоверной форме, чем адаптированная ритмическая проза в эпиграфе: «Щит, а также украшенные блестящие конские фалеры, подходящее посвящение Эниалиосу. Что касается Победы, Эвполем провозгласил, что он посвящает ее царю Магасу как особую привилегию, чтобы под ее покровительством он защищал свои скипетры, свои народы и свои города». Речь идет о даре, сделанном царским военачальником Эвполемом в храме Ареса Эниалиоса, бога войны, по возвращении из похода. Он посвящает богу, как это было принято, часть своего снаряжения: щит, спасавший его от ударов врага, и конскую упряжь, которая крепилась к его боевой колеснице. Фалеры представляли собой маленькие бронзовые диски с серебряной отделкой; их изнаночная сторона была снабжена петлей, чтобы в нее можно было продеть ремни упряжи; фалеры украшали голову лошади спереди и по бокам. Эти диски, а также щит вешались на стену храма, в котором совершалось посвятительное дарение, и тут же, на надписанном постаменте, устанавливалась статуэтка Победы — Нике, издавна обожествляемой греками, спутницы Зевса, Афины и, естественно, Ареса. Эпиграмматическое посвящение по канонам жанра перечисляет даруемые предметы и указывает имя дарителя: недопустимо, чтобы бог и посетители его храма не знали, кто совершил этот небожный жест.

Если бы текст на этом заканчивался, то он сообщал бы нам то же, что и сотни других подобных посвящений в прозе и стихах, сохранившихся в надписях или в сборниках, например в «Придворной антологии». Но текст продолжается: больше половины эпиграммы — то, что посвящено статуэтке Нике, — открывает новую тему, связанную уже не с богом Аресом, а с царем Магасом, которому Эвполем посвящает фигурку Победы, словно бы царь был богом. Он открыто говорит об этом, ясно давая понять, что государь — спаситель (подобно тому как его отчим Птолемей I — Сотер) своего царства и тех, кто в нем живет — народов, то есть ливийских племен, всегда занимавших большую часть Киренаики среди владений греческих полисов, и самих этих полисов, которые в оригинале называются ptoliethra, замечательным древним словом, заимствованным из языка поэм.

Как видим, это стихотворение, выдающееся по своему поэтическому достоинству в оригинале, не является обычным посвящением. Помимо сопровождения обычного и традиционного поступка жертвоприношения богу, совершаемого в его храме, свидетельствующего о живучести верования и культа, это посвящение приравняло к богу живого царя, правящего царя, любимца Победы, которая берет его под свое крыло и которая сопутствует ему «как особая привилегия», помогая царю защищать его народы. Значимо само слово «привилегия»: это термин, которым в древних текстах и поэмах Гомера обозначалась полагавшаяся богам, царю или вельможам лучшая часть урожая, священных жертвоприношений или военных трофеев. Между Победой и царем происходит своего рода совершенно недвусмысленная сделка: статуэтка Нике посвящается царю как причитающийся ему дар, и в то же самое время Победа, божественное существо, оказывает покровительство Магасу, чтобы он завершил свою спасительную миссию в отношении наследия, которое он на себя принял. Последний, удивительно плотный стих поясняет, что входит в это наследие: скипетры, символ власти (множественное число, несомненно, выражает скрытое притязание на Египетское царство, «присвоенное» его младшим сводным братом Птолемеем И, помимо права на Киренаику, которое Магас уже осуществлял); народы (тот же самый термин, которым в папирусах обозначали египетских феллахов: речь идет о варварских землях, которые были царской собственностью, так же как и те, кто их занимал); и наконец, города, греческие государства Ливии, Кирена, Барка, Эвгеспериды, которые владели большими территориями и с которыми государь поддерживал двойственные отношения, предполагавшие определенное подчинение, но которые не были его подданными. В целом четыре строки эпиграммы Эвполема, в которой узнается сжатый и яркий стиль великого поэта-киренейца Каллимаха, написанные около 280 года до н. э., дают нам представление об эллинизированном государе одного из его приближенных в тот момент, когда греческий мир вынужден был признать этот образ.

Существенная черта этого образа — соединение царя с Победой. Она — привилегия царя, качество, которое отличает его от всех смертных, знак особого расположения богов. Это было древнее представление греков: оно есть уже в поэмах Гомера, где играет главную роль. Какими бы достоинствами ни обладал человек, он ничего не мог, если божество не оказывало ему поддержки. Конечно, необходимо быть храбрым, но необходимо также — причем в первую очередь, — чтобы ваша храбрость пользовалась милостью богов и не противоречила судьбе. Глубокая мудрость греков выражала идею, основанную на опыте, что всякая человеческая деятельность, если разобраться, всегда несет в себе элемент непоправимой случайности. Поэтому успех, в котором никогда нельзя быть уверенным, казался им очевидным знаком, что деяние и тот, кто его совершает, пользуются благосклонностью богов. Именно поэтому они придавали такое значение атлетическим состязаниям: одержанная на них победа была признанием не столько исключительных физических возможностей, сколько яркой демонстрацией оказываемой богами милости. Поэтому она делала честь не только победителю, который по праву гордился полученной привилегией, но в то же время и его полису, который тоже чувствовал себя отмеченным Судьбой в лице одного из своих сыновей.

Сама идея победы в сознании эллинов была, таким образом, фундаментальным агонистическим понятием. Поэтому эллинистический царь, бывший в первую очередь военачальником, воспринимался прежде всего как победитель. Александр поразил умы и предстал перед миром в образе нового Ахиллеса благодаря череде своих военных удач. Зато поражение подрывает уважение: оно расценивается как знак богов и позволяет свидетелям сделать из этого выводы. Так, военачальники Пердикки в 321 году до н. э. не колеблясь убили своего полководца, которому не удалось перейти Нил, и присоединились к Птолемею. В это же время после поражения Эвмена в 316 году до н. э. элитный корпус аргираспидов, хотя и преданный маленькому царю Александру IV и признающий легитимность Аргеадов, поборником которой выступал Эвмен, бросил его и перешел на сторону Антигона. Эти македонские ветераны видели, что, несмотря на чудеса храбрости, которые они проявили к войне со своим противником, Эвмен проиграл сражение и бросил обозы на разграбление: так решили боги, и не остается ничего другого, как следовать их воле. Длинный рассказ Диодора, посвященный перипетиям этой решающей битвы (XIX, 40–43), истолковывает ее именно в таком смысле: верные до сих пор аргираспиды теперь считают, что не должны больше противиться Судьбе.

Здесь обнаруживается стремительное развитие, которое в начале эллинистической эпохи заменило в сознании македонцев образ царя-наследника образом вождя-победителя. Александр соединял в себе обе ипостаси: но впоследствии и на протяжении всего бурного периода диадохов престиж победы стал превалировать над понятием династической легитимности, которая в случае необходимости восстанавливалась постфактум с помощью разных уловок, политических браков или мнимого родства. Главным отныне становится харизма, которой наделяет полководца-триумфатора победа — бесспорное свидетельство его права на царствование. Больше, чем кто-либо другой, сам царь осознавал свою исключительность. В словах Антигона Гоната, переданных Плутархом (Жизнеописание Пелопида, 2), содержится это высокомерное признание: «Когда он готовился к морскому сражению при Андросе, ему сказали, что неприятельский флот гораздо многочисленнее его собственного. Он ответил: „А во сколько кораблей вы оцените мое мужество?”»