Цивилизация Древней Греции

Поэтому, когда Гарпал весной 324 года до н. э. подошел к Пирею с одной эскадрой и несколькими тысячами наемниками, афиняне отказались их впустить. Отослав свои войска к мысу Тенар, бывшему крупным рынком наемников, он стал добиваться, чтобы его пустили в Афины как беженца, а когда ему этот позволили, старался, раздавая направо и налево деньги, склонить полис на свою сторону. Так как Александр требовал выдачи своего преступного казначея, Гарпал был арестован, но вскоре бежал к своим наемникам на мыс Тенар, затем на Крит, еще один большой рынок наемников, где был убит одним из своих офицеров, македонянином Фиброном. Но его приход в Афины повлек за собой тяжелые последствия: Демосфен, замешанный в аресте Гарпала и конфискации хранимых им денег, был обвинен перед ареопагом в подкупе. Признанный виновным, он был изгнан в Трезену.

Тем временем Александр, вернувшийся в сердце своей азиатской империи, принимал важные меры для упрочения внутренней безопасности в управляемой им разнородной империи: он осознавал, что, прежде чем двинуться в новые походы, в его провинциях необходимо наладить мир и благополучие. В Сузах в конце зимы 324 года до н. э. он издал эдикт (diagramma) для греческих полисов, в котором предписывал им призвать своих изгнанных граждан и вернуть им их имущество. Действительно, практически не было такого полиса, в котором политические разногласия не приводили бы к изгнаниям, иногда массовым. Александр намеревался положить конец такому положению дел, наносящему столь большой вред внутреннему миру провинций, вернув на родину тысячи изгнанников. По сути, это было вмешательством во внутренние дела полисов — участников Коринфского союза, которое не предусматривалось договором, заключенным между ними и Македонией. Но, по правде говоря, какой греческий полис в эпоху своей гегемонии останавливался перед подобным вмешательством? Всеобщее предписание Александра могло по праву считаться актом великодушия: чтобы придать ему больший резонанс, царь объявил о нем через своего представителя — приемного сына Аристотеля, Никатора из Стагира, во время празднеств в честь Олимпийских игр летом 324 года до н. э. Надпись в Тегее и еще одна, в Митилене, сообщают, как на деле небезболезненно было воспринято это возвращение изгнанников.

Чтобы поднять также свой авторитет у греческих полисов, Александр потребовал через своих друзей и приверженцев в каждом городе признания его божественной природы, которую он, со своей стороны, всячески демонстрировал со времени посещения оракула Амона. Это признание должно было выразиться в установлении культа, в котором бы его почитали как «непобедимого бога», theos aniketos. Само по себе обожествление смертного было вполне допустимо для греков, которые находили в известных мифах, например о Геракле или Асклепии, много таких примеров, считавшихся достоверными. Кроме того, в недавней истории тоже имелись прецеденты: всем был памятен пример Лиссандра. Разумеется, придирчивые и скептические умы противились подобным настроениям: Агесилай, например, смеялся над теми, кто хотел почитать его как бога. Но эллинистический политеизм, вбиравший в себя самые разнообразные верования, которые согласовались с традиционными ритуальными формами, никогда не препятствовал подобным нововведениям, если они имели подтверждение оракула и были обоснованы несомненными и очевидными силой и успехом. Греческие полисы в Азии после своего освобождения от персидского гнета первыми начали эту традицию. Полисы в Элладе, по-видимому без энтузиазма, последовали ей в свою очередь. Как серьезно Александр относился к установлению своего культа, прекрасно видно по реверсу серебряной монеты декадрахмы, чеканившейся в царской мастерской в Вавилоне в 324–323 годы до н. э., где царь представлен мечущим молнию, как Зевс, в то время как Победа возлагает ему на голову венок. Стремление придать ему облик бога очевидно.

В отличие от греков, македоняне в целом и Антипатр в частности почти не поддержали это движение. При жизни Александра на его родине ему не поклонялись. Здесь оставалась жива преданность древним формам национальной монархии и народное сознание остерегалось нововведений. Однако в Сузах Александр успешно устанавливал их: весной 324 года до н. э. он торжественно отпраздновал свою свадьбу с двумя персидскими царевнами из ахеменидского рода — с дочерью Дария III и с дочерью его предшественника, Артаксеркса III Оха. У него уже была жена Роксана, дочь Оксиарта, на которой он женился в Бактрии и которая родила от него сына уже после его смерти. Полигамия не была в обычае у греков, но она отвечала восточным традициям. Принятие ее Александром было расценено как принятие этих традиций повелителем огромной азиатской империи: царь уже появлялся при случае в персидских одеждах, и все помнили о его уступках, которые он сделал в отношении придворного ахеменидского этикета. Желание достичь слияния чужеродных элементов своих государств, и прежде всего двух главных — Македонии и Персии, проявилось еще ярче в его собственном бракосочетании, которое сопровождалось свадьбами его ближайших друзей с персиянками: Гефестион, его самый любимый друг, который первым следовал за царем, имея титул хилиарха, женился на другой дочери Дария, а вместе с ним Кратер, грек Эвмен, Селевк, будущий основатель династии Селевкидов, показали пример, взяв себе жен из знатных семей Персии; этому примеру последовали 10 тыс. македонских воинов. Все эти браки, известные как «свадьбы в Сузах», были заключены одновременно с бракосочетанием царя и сопровождались празднествами, которые получили широкий резонанс.

Многие из македонских ветеранов с неодобрением наблюдали, как потомок Аргеадов осуществляет политику слияния между греческим миром, к которому они себя относили, и миром варваров, против которых они недавно жестоко бились. Многие не собирались заканчивать свои дни в Азии, хотя бы и подле своего царя. Поэтому, когда тот предложил им вернуться в Македонию, если они того желают, подавляющее большинство восприняли это с энтузиазмом, который быстро перерос в открытый мятеж: наиболее смелые, не смущаясь, высказывались в адрес Александра самым нелицеприятным образом. Царь, пораженный тем, что мятеж охватил его старейших воинов, незамедлительно отреагировал со всей строгостью и воззвал к чувствам: он приказал верным войскам арестовать главарей и казнил их; в то же время он обратился к мятежникам с пылкой речью, затронувшей их сердца. Жертвоприношение с торжественными молитвами о восстановлении согласия было совершено в Описе, на Тигре, а последовавшее за этим пиршество братски примирило македонян и персов. После чего 10 тысяч ветеранов попросили у Александра отставку, чтобы вернуться в Македонию под командованием Кратера и Полиперхона; царь велел вручить им на прощание богатые дары.

Для тех же, кто согласился остаться на Востоке, в новой Александрии в Персидском заливе был выделен квартал, получивший название столицы Македонии — Пелла.

Александра ждало новое испытание, сильно его потрясшее: осенью 324 года до н. э., когда он пребывал в Медине, в Экбатанах, внезапно умер его друг Гефестион. Из всех ближайших соратников он был наиболее дорог его сердцу, и именно Гефестиону царь доверил первую должность в государстве, сделав его хилиархом — греческий титул, которым обозначалась должность премьер-министра в Ахеменидской империи. Эта смерть в расцвете лет повергла царя в глубокую печаль. Испросив совета у оракула Амона, он решил устроить другу пышные похороны. Неслыханно роскошный катафалк, сооруженный для него в Вавилоне и детально описанный Диодором, был изготовлен из драгоценных металлов и украшен бесценными статуями. Что бы ни делал Александр — все превосходило обычную человеческую меру.

Справившись со своей печалью, Александр принялся с присущей ему страстью готовиться к будущим походам. Он намеревался, во-первых, пустить богатства своих азиатских владений для развития речных коммуникаций и морской торговли, воспользовавшись исследованиями, сделанными Неархом во время возвращения из Индии, а во-вторых, расширить еще больше границы империи. Он провел недолгую зимнюю кампанию против касситов Загроса. Он планировал экспедиции на север, к Каспийскому морю, на юг — в Красное море, а в ближайшее время — завоевание Аравии, побережье которой его корабли начали разведывать с Персидского и Суэцкого заливов. В начале весны 323 года до н. э., когда Александр занимался этими приготовлениями, в Вавилон стали прибывать делегации греческих полисов, чтобы просить его помощи в разрешении проблем, которые влекло за собой возвращение изгнанников: послы предстали перед ним с венками, как перед богом. Другие посланники прибыли из дальних стран восточного Средиземноморья: из южной Италии, Этрурии, Карфагена, чтобы приветствовать государя, чья слава гремела далеко за пределами греческого мира. Среди посланцевварваров, согласно преданию, были также эфиопы, иберы, кельты, пришедшие из придунайских земель. Казалось, что вся вселенная, известная древним, склонилась перед Александром.