Страница 7 из 19
Марина как-то раз показывала Ярославу, откуда у неё берутся эти волшебные травки для заваривания: сорвала с вишни листик и долго-долго грела его в ладонях, потом растирала, пока он не сменил цвет с зелёного на коричневый, а запах из травяного не превратился в вишнёво-шоколадный.
Краснов бережно гладил бок своей чашки. Даже не представлял, что гладит Марину. Хватало того, что представляла она…
Наверное, так долго молчать было некрасиво. Так откровенно думать — тоже.
— В общем, — сделал Ярослав ещё одну попытку перейти к просьбе, — в общем, я к чему. У нас есть этот чемодан. Я надеюсь, что сейчас Николай Васильевич как раз договаривается, чтобы нам разрешили его осмотреть, ведь тебе же нужно потрогать, чтобы увидеть того, кто его брал. Правильно?
Марина молча кивнула.
— Тогда допиваем — и в путь.
Она грустно вздохнула:
— Да, нас ждут великие дела…
«…картину, корзину, картонку и маленькую собачонку».
Марина представляла себе это всё как-то по-другому. Ну, хотя бы так, как показывали в кино: или стайки балагуров-полицейских, оживлённо острящие по поводу и без повода, или преисполненных пафоса служителей закона, с суровыми лицами вдесятером эскортирующих Самую Главную Улику. А процедура выдачи вещдока на осмотр казалась ей настолько ответственной, так ярко и торжественно представлялась по пути в здание Следственного Комитета, что реальность разочаровала.
Краснова здесь уже знали, способности его под сомнение не ставили, встречали с радостью, содействовали с готовностью, и вообще принесли чемодан в целлофановом пакете прямо в кабинет следователя, Георгия Владленовича, можно просто Георгия, с которым договаривался Горячев.
Просто Георгия сильно впечатлила красота Лещинской, и он с порога принялся оказывать ей знаки внимания, насколько хватало фантазии. Краснов же свинтил на подоконник и, высовываясь в распахнутое окно, обрывчато комментировал паркующиеся перед зданием и отъезжающие от него авто.
Георгий успел угостить Марину чаем, леденцом, шоколадной конфетой; ненароком погладить её по предплечью и по плечу, стряхнуть пыль со спины, попытаться потрогать бедро — после чего у него резко разболелась голова… а Ярослав… Ярослав!
— И что он лезет, этот бумер, разве не видит, что прогал всего в полмашины?
«Ничего страшного», — сама себя успокаивала Лещинская.
Ничего страшного. Надо сосредоточиться на работе. Вот у Скрипки не получилось увидеть, хоть это и «его день». Значит, что-то тут не так. Значит, Марина — последняя надежда, и она должна, просто обязана понять, кто же сдал багаж… «Дама сдавала в багаж»…
А почему сразу дама? Разве мужчина не мог сдавать все эти «диван-чемодан-саквояж»?
Лещинская попросила Георгия достать вещдок из пакета, и он в мгновенье ока освободил чемоданчик от лишней экипировки, а в процессе освобождения успел всё-таки потрогать и бедро Марины, и плечи, и — вау! — скользнуть тыльной стороной кисти по груди! А Ярослав…
— Вот сейчас эта «тойота» оправдает все восемь движений кистью, сулящие богатство и процветание![2] Только не своему владельцу, а тому, в кого впишется.
«Спокойствие, только спокойствие!» — сама себе процитировала Карлсона Марина.
Обрести спокойствие не получалось.
Краснов созерцал парковку.
Георгий жарко дышал в ухо.
Чемодан немо хранил свои тайны.
«Я — хороший поисковик!» — самоубеждалась Лещинская. — «Я — лучший поисковик. Мне достаточно на секунду прикоснуться к вещи, чтобы узнать, кто её хозяин, где её хозяин…»
— Да, то, что за рулём этого «форда» сидит девушка-блондинка, было видно сквозь крышу — кто паркует машину поперёк стоянки, подпирая тех, кто успел встать на прикол раньше?
— Я — хороший поисковик, — тихонько пробормотала Марина вслух. — Сейчас я увижу хозяина этого чемодана.
— О, Мариночка — кстати, Мариночка, ничего, что я вас так называю? О, я вижу, я знаю, что вы действительно хороший поисковик, и что вы сейчас всё увидите и нам всё расскажете! А вы, случайно, не увидите там фамилию-имя-отчество и паспорт-серию-номер того, кто принёс это на Казанский? Ха-ха-ха! Простите, простите, виноват, ха-ха-ха…
— Опа! Всё-таки врезались! — удовлетворённо соскочил с подоконника Краснов.
Марина поняла, что он не просто закипает, а уже кипит. И крышечка бренчит вовсю под давлением пара. Лещинская торжественно возложила обе ладони на бок чемодана…
Яркий солнечный свет ударил в глаза, он слепил, заливал сознание, затапливал понимание, в подушечках пальцев поселились дрожащие колкие искры жара… мужчина!
Мужчина в демисезонной куртке и вязаной шапке уходил в солнечный свет. Он шёл туда прямиком из Марининой жизни.
— Вижу, — хрипло выдохнула Лещинская.
— Кого? — «цепким» тоном спросил Краснов.
Лещинская повернулась к нему — медленно.
Очень медленно.
— Тебя! — Марина постаралась вложить в это короткое слово всё то презрение и недовольство, которое испытывала в тот момент к мужчинам в общем и целом и просто Георгию и Ярославу в частности.
К последнему — особенно.
Князь!
Марина молчала всю дорогу и делала это так подчёркнуто, что Ярославу стало совсем нехорошо. Он же не хотел ничего плохого. Он же просто не хотел мешать! Он же думал, что так лучше будет!
…а может, вовсе не в чемодане с золотом дело, не в загадках и тайнах, с ним связанных, может, просто виной всему аномальная жара в сентябре, какие-нибудь возмущения электромагнитного поля Земли? Ведь говорил же Скрипка, что «его дни» всегда на стыке сезонов, на сильных волнениях в магнитном поле, излучениях Солнца… ведь должно же быть что-то, объясняющее паранормальные способности людей.
Штаб-квартира встретила экстрасенсов тишиной и прохладой: Валуйский успел перед отъездом настроить кондиционер. Скрипка проводил на кухню и предложил холодной воды. Краснов отказался — а Марина, явно ему в пику, с радостью согласилась. Горячев тоже потянулся за стаканом, но для него у Сергея уже была готова чашка с тёплой водой. Просто водой комнатной температуры, «без вкуса, без цвета, без запаха», как пели когда-то давно в рекламе, но принимать просто воду из рук экстрасенса Николай Васильевич всё равно остерегался.
— Ну наливайте сами! — щедро подвинул к нему графин Скрипка, и… Горячев не почуял подвоха.
Он же тщательно промыл проточной водой свою чашку и сам, своими руками, налил воды из графина. А то, что Серёжа так лучезарно улыбается — это же он рад приходу Марины.
Краснов усмехнулся. Главное, что кашель у Николая Васильевича окончательно и бесповоротно унялся.
— Итак, что мы имеем? — устало вздохнул Горячев. — Пропавший вертолёт, золото, внезапно нашедшееся шестнадцать лет спустя и которое может быть частью груза того вертолёта. И еще мы имеем… да, вот что. Полную невозможность узнать, кто же подкинул нам этот багаж.
Скрипка робко предположил:
— Может быть, чем-то может помочь то, что у нашего неизвестного есть экстрасенсорные способности? Ведь он же стёр память Максиму и даже поставил программу самоуничтожения… в которую я вляпался.
Он осторожно потрогал припухший, как от удара, нос.
— Он сделал это или сам, или его сообщник, или несколько сообщников, — подхватил Ярослав. — Варианты, варианты, чтоб их.
— Я где-то видела его раньше, — тихо сказала Марина.
— Кого? — едва ли не хором переспросили мужчины.
— Того, кто сдавал чемодан. Я, когда трогала, видела. Плохо, коротко, нечётко, но это мужчина, в куртке и вязаной шапке, и мы с ним раньше встречались.
Скрипка тоскливо посмотрел в окошко:
— Да, нам нужно внезапное похолодание, и половина московских мужчин будет ходить в куртках и шапках.
— Вот и я о том же, — вздохнула Лещинская. — Как будто мало я за свою жизнь видела мужчин в шапках и куртках. Но точнее ничего разглядеть не удалось. Он просто был в моей жизни, и всё.
2
Чтобы написать «Тойота» по-японски, требуется восемь движений кистью; считается, что это число приносит богатство и процветание — прим. ред.