Страница 16 из 49
— Сколько дали Пундикису?
— Десять.
Сашко опять встал. Казалось, он успокоился.
— Знаешь, я пойду. Поздно уже.
— Посиди. Выпьем по рюмочке и поговорим о чем-нибудь толковом.
— В другой раз. Поздно уже.
Проводив Ромуальда Сашко, Вилис вернулся в комнату за грязной посудой.
— Кто это был? — спросила жена.
— Мы с ним вместе сидели в окопах.
— О чем же вы спорили?
— Мы не спорили.
Улица напоминала широкий сводчатый туннель. Холодный ветер, свистя, раскачивал лампочки, висевшие на верхушках редких столбов. Там и сям в окнах низеньких, прильнувших к земле домишек еще горел свет, под ногами с хрустом ломался тонкий ледок, где-то жалобно выли собаки, накликая метель.
Как мальчишка! Я распинался перед этой свиньей словно на исповеди! — только теперь он понял, как ненавидит Вилиса. Ненавидит потому, что когда-то Вилис спутал его планы. Пока в прокуратуре того района, где находилась фабрика, работали чужие люди, Ромуальд по крайней мере соблюдал осторожность. Но потом туда перевели Вилиса, и Ромуальд с облегчением подумал: «Вилис не станет мне вредить. Надо только следить, чтоб все бумаги были в порядке».
Даже попав в тюрьму, он смеялся, ибо был уверен, что Вилис его спасет, что долг Вилиса спасти его, и в самом худшем случае он, Ромуальд, отделается лишь легкими ссадинами…
Добраться бы до какой-нибудь большой улицы, там может быть, удастся поймать такси, подумал Сашко и поднял каракулевый воротник пальто — ледяной, колючий ветер обжигал.
Ромуальд Сашко пошарил сперва в одном кармане, потом в другом — сколько же денег осталось? Пять рублей, не считая мелочи. Он запихнул купюру в нагрудный карман пиджака и вспомнил, что прежде такие «капиталы» были распиханы у него по всем карманам, потому что он считал это мелочью.
Пять рублей… Должно хватить.
Вдали уже был виден перекресток; там, сверкая фарами, проносились машины. Сашко прибавил шагу.
Шофер такси, включая счетчик, угрюмо спросил: — Куда?
— В Дони.
— В какие Дони?
— У Белого озера.
— Гм, — сердито пробурчал шофер. Маршрут был невыгодный: в такой поздний час ни одного пассажира не наскребешь на обратную дорогу. И он пожалел, что остановил машину, Но у него еще оставалась надежда.
— В Дони — и все?
— Я пробуду там минут десять. Если сможете — обождите.
— А потом?
— В центр.
— Хорошо, подожду, — проворчал шофер и с присущим иным таксистам азартом погнал машину по ночным улицам.
Зачем ему понадобилось ехать к Вилису? Чего он ждал от этого визита? Сочувствия ему не нужно, советов — тоже. Помощь? Какая помощь? Слепой поведет зрячего?… Сашко искал причины своих действий, но упрямо избегал слова «месть». Может быть, желание увидеть Вилиса в неловкой ситуации? Пристыженным? Услышать его оправдания? Или желание великодушно простить, чтобы еще больше унизить?
Ему стало неловко. Он понимал, что на фронте был другим человеком, и ему стало жаль, что никогда уже он не будет таким. Он даже рассердился на себя за то, что сейчас пытается выторговать почет, который заслужил когда-то.
Вдоль дороги раскачивались сосны. Сашко теперь внимательно смотрел на шоссе, чтобы не проехать старую доньскую дорогу.
— Поезжайте медленно, — попросил он шофера. — Здесь где-то слева должна быть…
11
Утро не принесло ничего нового. На оперативку, которая началась около девяти, Конрад явился с красными от бессонницы глазами. Прежде ему хватало двух часов, чтобы выспаться, и он вставал совсем бодрый, теперь этого было мало. Он утратил способность засыпать мгновенно, но не позволял жене пичкать себя снотворными — он вообще из медикаментов употреблял только ромашковый чай, грог и против ожогов — сырую тертую картошку.
Конрад заснул только за каких-то полчаса до того, как зазвонил будильник.
В кабинете замминистра собрались те из коллег, кто был так или иначе связан с расследованием вчерашнего преступления.
Первым взял слово медэксперт, чтобы зачитать свое заключение. Конрад уже был знаком с заключением и едва не задремал.
— Преступник, который побывал в магазине, использовал в качестве оружия продолговатый округлый предмет. Я уверен, что это была завернутая в газету резиновая дубинка, которую мы нашли на полу рядом с потерпевшим. Упомянутая дубинка имеет в длину триста шестьдесят миллиметров, в диаметре — пятьдесят пять миллиметров. В результате удара у инкассатора проломлен череп. Рана на черепе имеет в длину пятьдесят два миллиметра, ее ширина…
Черт, как упорно опускаются веки! Стоит только на мгновение отвлечься от них, и они склеиваются, словно смазанные эпоксидной смолой. Стоит только на мгновение отвлечься от них, и…
Конрада разбудила пауза в монотонной речи медика. Пока он дремал, врач успел рассказать о состоянии здоровья первого инкассатора, которое можно считать хорошим, и долго и подробно распространялся о втором, нудно расписывал, как тот лежал на газоне и в какую сторону света были вытянуты его ноги. Перед главной частью заключения он перевел дух.
— Во второго инкассатора стреляли с расстояния примерно девяносто сантиметров. Выстрел произведен охотничьим патроном.
— Стреляли из ружья с обрезанным стволом? — спросил кто-то.
Конрад опять задремал.
— Судя по рассеиванию, это было или ружье с укороченным прикладом и обпиленным стволом или же ракетница, приспособленная для стрельбы охотничьими патронами.
Слова оратора долетали до Конрада, как сквозь туман, казалось, они звучат где-то далеко-далеко и не имеют к нему никакого отношения.
Медик еще долго говорил о каждой дробине в отдельности: в каких местах они проникли в тело, какие внутренние органы и кости задели. Речь свою он закончил сообщением, которое ни для кого уже не было новостью, но тем не менее испортило всем настроение:
— Полчаса назад он скончался в больнице. Наверно, именно от этих слов Конрад проснулся.
К тому же он чувствовал себя выспавшимся, хотя знал, что ощущение это бывает обманчивым и сонливость может тотчас же вернуться.
Потом было сообщение о блокировании шоссе, железной дороги и аэропорта. Прочли банковскую справку о величине похищенной суммы — преступники захватили восемьдесят шесть тысяч рублей.
— Считаю, что работа проделана отлично, — сказал представитель прокуратуры. Услышав сдавленные смешки, он понял, что сказал двусмысленность, и поправился: — Я имею в виду работу угрозыска! С момента совершения преступления прошло всего несколько часов, а у нас есть даже фотографии преступников!
Кто—то предложил нынче вечером показать фотографии преступников по телевизору. Предложение поддержали.
Получалось, что все уже обговорено: были высказаны даже соображения о том, как действовать дальше. Никто против этих соображений не возражал, в них не было ничего особенно оригинального, а поэтому и спорного. Рекомендации были на строго профессиональном уровне и высказаны были лишь затем, чтобы коллеги не забыли ни об одной из закономерностей расследования.
Если бы кому-нибудь пришло в голову написать о нем брошюру, то в ней обязательно были бы такие подзаголовки: «Следователь опирается на помощь общественности, в основном через посредство телевидения и дружинников», «Надо продолжать блокировку транспортных магистралей», «Патрулирование на автомобилях и без них», «Розыски в биографиях преступников», «Выявление и допрос родственников преступников и их знакомых», «Предупреждение администраторов гостиниц», «Ознакомление инспекторов райотделов милиции республики с материалами о личностях преступников», «Привлечение экспертов-криминалистов», «Установление связей с министерством внутренних дел других республик и их отделениями».
Последний раздел брошюры назывался бы определенно «Остальные мероприятия» и там было бы, наверно, столько же советов, сколько во всех предыдущих вместе взятых. Дельных советов, которые не раз уже оправдывали себя на практике, потому что розыск преступника — это ремесло и, как всякое ремесло, имеет свои законы, и с течением времени в них вносятся поправки — законы улучшаются и модернизируются.