Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 34

У Ивана Хохла подгнили вереи у ворот. Для их замены нужны были два дуба. Просить их у барина дело безнадежное, не даст. А так как барин никогда из-за своей жадности не держал сторожей, то все мужики пользовались этим самым бессовестным образом и брали все, что им требовалось, без спросу. Подгадав, когда барин уехал в город, Хохол кликнул брата и они, прихватив поперечную пилу с топором, нырнули в лес. Два подходящих дуба приметили загодя, и поэтому быстро принялись за дело. Только успели спилить один дуб и обрубить сучья, как перед ними, словно в сказке, возникло привидение в лице Ганны Лободы. Нужно сказать, что хотя братья были неробкого десятка, да и силой их бог не обидел, но в тот момент, как потом рассказывал Хохол, они лишились дара речи. Не потому, что их застали за воровством, а потому, что это была баба, осмелившаяся в одиночку выследить воров в глухом лесу. Ганна не стала ругаться, не стала стыдить, а показав на срубленный дуб, сказала, чтобы они отнесли его в имение. То ли дуб оказался неподъемным, то ли со страху у них подкосились ноги, но как они не старались, поднять его так и не смогли. Тогда Ганна подошла к дубу, отстранила мужиков, взялась за корень, подняла на колено, потом взвалила бревно на плечо и понесла. Братья, понурив головы, плелись следом. Подойдя к забору усадьбы, она сбросила дуб на землю, а мужикам сказала, чтобы они шли вон. Сильно переживали братья, боясь гнева барина, но проходили дни, недели, а никто их не вызывал, не требовал с них штрафа.

С тех пор Ганну стали не только бояться, но и уважать. Этот случай доказал, что не такой уж барин был дурак, поселив у себя приезжих людей. Пока управляющий имения был в силе, он сносно управлялся со своими несложными обязанностями, но болезни подкосили его здоровье, и требовалась замена. Вот барин Сомов и нашел ему замену в лице Ганны Лободы. Она была и экономкой, и горничной, и поваром, и прачкой, и дояркой, да к тому же верным сторожевым псом. После Февральской революции барин Сомов покинул свое имение, куда ему больше не пришлось возвратиться. Поговаривали, что он уехал за границу, но перед отъездом, за верную службу, распорядился поставить Ганне на краю села пятистенок, снабдить ее скотом, семенами, инвентарем и посудой. То есть, всем, что необходимо было ей для жизни и работы. А работать Ганна умела. Она, как заправский мужик, сама пахала, сеяла, ездила на мельницу, на базар, ухаживала за скотиной, не ожидая помощи от своих мужиков. Ее муж, Петька Лобода, был противоположностью своей жены. Маленький, едва достававший ее до груди, пухлый, с заметным брюшком и шарообразной головой без шеи. Голова была совершенно голой, как колено и только за ушами далеко на затылке торчали во все стороны кустики сальных волос. На плоском его лице торчал пуговкой носик, под которым кустились жиденькие мочальные усы над толстыми губами, обрамленными снизу такой же, как и усы, растрепанной жиденькой бородкой. Но главной отличительной чертой Петьки от жены было то, что он был принципиальным бездельником. Он не только не хотел, но абсолютно не умел ничего делать. А так, как Петька принципиально не хотел работать, то Ганна перестала его кормить, обшивать и обстирывать. Воровать он не умел, да и боялся. И наступили для Петьки черные дни. Ходил он теперь немытым, нечесаным и голодным. Зимой и летом в своем неизменно рваном полушубке, в валенках разного цвета, из дыр которых торчала грязная солома. К своей одежде он привык, но привыкнуть к голоду не мог. Нет, он не стал наниматься на поденную работу, а стал ходить по чужим дворам в надежде поживиться едой.

Он не просил подаяния Христа ради, а решал эту проблему чисто философским путем. Зная сострадательный характер русского человека и его хлебосольство, Петька старался зайти в дом, когда хозяева садились за стол, будь то завтрак, обед или ужин. Как уж повелось на Руси, хозяева в этом случае обязаны были пригласить гостя к столу. Петька, поломавшись для приличия, снимал с головы облезлый треух, присаживался к столу и вылезал из-за него последним. А поскольку не все его кормили досыта, то при удаче он ел впрок, набивая живот про запас, и так раскормил свой желудок, что не знал в еде ни укорота, ни нормы. Он так наловчился, так привык к шатанию по дворам, что мог по запаху, поднимавшемуся из печной трубы, безошибочно определить, что готовят в том или ином доме. Однажды на пасху, когда многочисленная семья Пономарёвых пошла в церковь, в доме осталась только одна Дарья. Праздничный стол она уже приготовила, и осталось только напечь блинов. Тесто в двухведерном чугунке подошло, печка разогрелась, и она стала печь блины двумя сковородками. В семье она тогда только появилась, боялась свекра и свекрови, да и не хотелось ей своей стряпней ударить в грязь лицом. Дрова горели дружно, из печки дышало жаром, блины хорошо снимались, и на душе было легко. И этот момент в избу зашел Петька Лобода. Дарья уже знала, что Пономарёвы всегда кормили чужих людей, а поэтому пригласила гостя отведать блинов. Она налила в чугунную миску сметаны и стала бросать на стол блины. Дарья пекла, Петька, макая блины в сметану, ел. Она кончила печь, Петька прикончил все блины, надел на голову облезлый треух и был таков. Когда Пономарёвы вернулись после обедни, то застали Дарью в слезах возле пустого чугунка.

Так и ходил бы Петька по дворам незваным гостем, но многочисленные уполномоченные требовали срочного созыва собраний и Петьку, ввиду его постоянного присутствия в сельсовете, тут же отправляли оповещать жителей села. Вначале это ему не нравилось, но вскоре он понял всю выгоду своего положения рассыльного. Теперь он входил в любой дом не как попрошайка, а как представитель Советской власти, тем более что его и сына, Семёна, зачислили в группу бедноты и избрали секретарём комсомольской ячейки. Времена были тревожные. Люди каждый день ждали неприятностей и очень нуждались в последних новостях. Петька, постоянно ошиваясь около начальства, первым узнавал новости, поэтому его повсюду принимали, если не с радостью, то с тревогой и волнением. Он очень быстро почувствовал интерес к своей особе со стороны крестьян и стал пользоваться этим для своей выгоды самым бессовестным образом. Зайдя в дом, он садился прямо к столу и ждал пока его не накормят, и только после этого сообщал хозяевам свежие новости, ценность которых, была прямо пропорциональна количеству и качеству еды. Когда крестьян повторно принудили сдать сельхозналог, то не все поспешили расстаться со своим хлебом. Пришлось для изъятия «излишков» зерна подключить не только группу бедноты, но и уездную милицию. Для счета сюда включили и Петьку. За активное участие в этой акции и успешное выполнение задания беднякам было выделено по одному мешку на каждого члена группы бедноты. Получил впервые в жизни, таким образом заработанный хлеб и Петька со своим сыном Семёном. Раздачу зерна обставили торжественно, с речами, красными флагами и доставкой зерна на дом. Сгрузили два мешка с зерном и у дома Ганны Лободы. Петька, уперев короткие руки в бока рваного полушубка и, наступив ногой на мешок, с торжественным видом ждал жену, за которой пошел Семён. Вскоре она вышла, посмотрела на мужа, подняла мешок и взвалила его на спину Петьки. Второй мешок, не ожидая приказа матери, поднял на плечо Семён и шагнул к двери дома, но на его пути стала мать и приказала им отнести зерно туда, где они его взяли. Мужики, было, заартачились, побросали на землю мешки. Тогда Ганна, схватив сразу обоих за грудки, так встряхнула, что у них щелкнули зубы. При этом сказала, что если они не отнесут зерно назад добровольно, то она запряжет их вместо лошади в телегу и они повезут не только мешки, но и её. И вот с окраины села, к сельсовету, потянулась странная процессия. Впереди длинновязый Семён с мешком на горбу, за ним, поминутно спотыкаясь и скуля, тащился Петька, а следом, нагнув голову, размеренным шагом шла Ганна, глядя себе под ноги. Семён унаследовал не только облик матери, но ее силу и поэтому нес свою ношу легко, а Петька выбивался из последних сил, мешок поминутно сваливался со спины, ноги подкашивались, а пот с его одутловатого лица катился градом. Через каждые пять шагов он останавливался, подкидывал мешок задом, что не мешало тому опускаться ниже. Наконец его ноги заплелись, не выдержали ношу, и он упал на землю, придавленный мешком. Ганна подошла к мужу, встряхнула его за воротник, двинула кулаком в бок и поставила его на ноги. Он сразу перестал ныть и стоял перед женой с опущенной головой, маленький и жалкий. Это был воскресный день. Один из тех осенних дней, когда природа дарит свое последнее тепло, тишину и радость. Люди, уставшие от полевых работ, наслаждались прекрасной погодой. Старались хорошо отдохнуть, с пользой провести свободное время.