Мечта балерины

— Мак причинил тебе столько боли! Когда он ушел, ты бросила все — свое занятие танцами, своих знакомых, ты перестала жить, наконец! Бог мой, Тара! Ты бросила все, чем жила. Бросила все из-за него, потому что слишком страдала. Я не могу сказать, что Мак плохой человек. Тара. Совсем нет. Но он действительно одержимый. Он одержим работой. Такой мужчина не представляет, что такое нормальная семейная жизнь — больше того, у него нет на это времени. Ступай поужинай с ним. Скажи ему, что хочешь развестись, и немедленно, а потом пусть он уходит, а ты живи своей жизнью. Если хочешь, оставайся здесь, хочешь — уезжай куда-нибудь преподавать танцы так тому и быть!

Обычно бледные щеки Бет раскраснелись, она резко повернулась и вышла из комнаты.

С бешено бьющимся сердцем Тара опустилась на кровать, втайне соглашаясь с тем, что сказала тетя. Она доверяла ей. Когда десять лет назад умерла мать Тары, а отец снова женился и уехал, Бет с готовностью стала ей и матерью, и сестрой, и другом. Бет болела за племянницу всей душой.

Тара не съела ни кусочка. Несколько мучительных секунд Мак смотрел, как она ковыряет вилкой в тарелке, потом наклонился вперед и осторожно взял у нее вилку.

— Сначала надо взять еду вилкой, а потом положить в рот.

Пораженная его прикосновением и глубоким взглядом голубых глаз, Тара почувствовала слабость во всем теле. Маку только того и нужно было. Он наколол на вилку кусочек и поднес к ее губам.

— Ну, вот и все, — мягко сказал Мак, когда Тара начала беспомощно жевать. — А теперь скажи мне, почему ты не ешь? Надеюсь, ты не на диете?

Она не ответила на его упрек. Оглядываясь вокруг на других посетителей слабо освещенного французского ресторана, Тара хотела быть такой же беззаботной и счастливой, какими казались многие из них.

— Я не на диете. Еда очень вкусная, просто…

— Просто что? — Его золотистая бровь приподнялась, шелковистая прядь волос сексуально спадала на лоб.

— У меня нет аппетита, если я волнуюсь или напряжена.

— Я помню. — Мак приложил салфетку к губам и откинулся на спинку кресла. — Прости, что заставил тебя волноваться. Но у меня серьезные намерения, Тара. Я хочу, чтобы мы снова были вместе, для этого и приехал сюда.

— Ты говоришь об этом как о деловом проекте.

Приступаешь к делу? А меня воспринимаешь как задачу и выделяешь определенное количество времени, чтобы достигнуть цели? И считаешь, что дело идет успешно? — Она резко отодвинула от себя тарелку, взяла бокал вина и сделала большой глоток. Ее раздражение росло. С какой стати он смотрит с таким дерзким и холодным выражением, тогда как в ней бурлят эмоции? Неужели он действительно думает, что она примет его с распростертыми объятиями после всего того, что он сделал?

Теребя тонкую ниточку жемчуга на шее. Тара прищурилась.

— Не может быть и речи о том, что мы будем вместе. Мак. Ты ушел от меня, помнишь? Всего пару дней назад ты просил у меня развода. Теперь говоришь мне, что ваши отношения с Эмили, или как там ее, закончились, и ты решил, что хочешь снова быть со мной. А может, через неделю ты снова изменишь мнение. Не понимаю, что происходит у тебя в голове, да меня это и не волнует.

Оставь меня в покое. Мак. Оставь меня и возвращайся в Лондон, ладно?

Когда она уже собралась встать из-за стола, Мак с быстротой молнии наклонился вперед и схватил ее за руку.

— Постой, Тара. Мы еще не закончили.

— Нет, все кончено! — Не обращая внимания на то, что все вокруг на них смотрят, Тара выдернула свою руку. — Это мучение, — тихо сказала она, и ее большие глаза засверкали. — Нам давно следовало развестись, когда наш брак распался — покончить со всем окончательно. Не следовало откладывать это на пять лет.., и о чем мы только думали?

Мак пристально смотрел на жену. Мягко ступая, к ним подошел официант и осведомился, все ли в порядке.

— Все хорошо, — сдержанно ответил Мак, не отрывая взгляд от Тары. — Может, нам обоим нужно подумать? — Он изучал ее прекрасные черты и тяжелая горячая волна прошла у него по всему телу. Она всегда без лишних слов пробуждала в нем страсть. Все в ней было невыразимо сексуально, от спокойной милой улыбки до непринужденной грации движений, заставляющей оборачиваться прохожих на улице. Даже когда она сердилась на него, когда ее губы дрожали и прекрасные глаза гневно поблескивали грозными зелеными искорками. Мак с ума сходил от желания.

— Что ты говоришь? — глухо произнесла она, откидывая назад волосы — эти мягкие светлые пряди, которые Мак так любил гладить.

— У нас намного больше общего, чем ты думаешь. Кое в чем у нас никогда не было проблем.

Как он может улыбаться? Тара уже чувствовала слабость в коленях и жар, глядя на него, но не могла смириться с его самонадеянностью.

— Секс не может стать прочной основой брака, — презрительно сказала она, не желая выглядеть неопытной маленькой девочкой.

— Согласен. — Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой, рассчитанной на безусловное повиновение. Тара с трудом сдерживала дрожь. Но если это настолько великолепно, что забываешь обо всем на свете, что целую ночь не до сна ведь это совсем другое дело, разве нет?

— Если это все, чего ты ждешь от брака, то легче снять девушку по вызову. Ты ведь можешь себе это позволить. Что может быть лучше? Тебя ничто не будет связывать, не надо будет тратить зря свое драгоценное время!

Тара тотчас же пожалела о сказанном. Но если она и обидела Мака, он не подал вида, только бровь слегка дернулась.

— Я сказал тебе, чего хочу. Я хочу жену и детей.

Хочу, чтобы мы стали настоящей семьей. Разве ты не желаешь того же? Когда-то ты мечтала об этом.

— Но тогда семья тебя не интересовала. Ты ушел, когда я была беременна.

— Ты должна была мне сказать.

— Ах, можно подумать, ты бы остался из-за ребенка! Даже тогда мне пришлось бы воспитывать его одной, потому что у тебя не хватало бы времени на то, чтобы быть папой. Ты уходил и возвращался домой затемно, почти всегда работал по выходным. Когда бы ты видел нашего ребенка?

Сложив руки на столе, Мак поднял на Тару бездонные голубые глаза, и выражение их поразило Тару.

— Расскажи мне о нем. О ребенке.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Он был красивым.., прекрасным.., хоть и очень маленьким. Его завернули в одеяльце и дали мне на руки. Казалось, он спит. — Взяв бокал с вином, Тара сделала большой глоток и утерла рот ладонью.

Мак видел, что она дрожит, ее глаза блестят от слез. Ему захотелось остаться с ней наедине, чтобы обнять и успокоить.

— Сколько ты пробыла в больнице? — Господи, как же здесь жарко! Они что, не слышали о кондиционерах? Дрожащей рукой он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

— Сутки. Послушай, Мак, сейчас я действительно не хочу говорить об этом. — Вздохнув, Тара заставила себя съесть еще немного овощей.

Как часто она представляла, как расскажет ему о ребенке — о Габриэле — она назвала его так в честь архангела, покровительствующего при беременности и родах, чье имя означало «В Боге моя сила». Ей так не хватало Мака! Ночи напролет она плакала, мучаясь мыслью, где и с кем он сейчас. Встретил ли он кого-нибудь, кто не упрекает его из-за работы, кто ценит его больше, чем она? Единственное, что не давало ей совсем опустить руки, был ребенок Мака, которого она носила под сердцем. Когда в одну ужасную ночь около пяти лет назад Тара потеряла и его, она не знала, как жить дальше, как не сойти с ума. И если бы не любовь и забота, которыми окружила ее Бет, вряд ли она сейчас сидела бы здесь и говорила о том ужасном времени.

— Я хочу все исправить Тара. Позволь мне попытаться.

— Ты не сможешь вернуть нашего ребенка.

— Да. — Не отводя взгляда. Мак стойко перенес молчаливый упрек в глазах Тары. Разве он не заслужил это? Мак где-то читал, что для благополучного развития беременности необходима стабильная эмоциональная обстановка. Когда он ушел, Тара обезумела от горя, ни о каком эмоциональном спокойствии не могло быть и речи. Выходит, он виноват в том, что Тара потеряла ребенка?