Вендетта

За спиной раздались стон и усталый вздох, переросший в восторженный крик, — и все это в одну секунду, за которую бабушка опустилась на маленький стульчик и затем вскочила на ноги, будто подброшенная пружиной. Это была больше не пожилая женщина — ничто в ее движениях не выдавало почтенного возраста. В глазах отражалось пламя всех горящих в склепе свечей.

Она посмотрела сверху вниз на распростертое тело Ская и перевела взгляд на того, кто стоял сейчас перед ней.

— Добро пожаловать, внучек, — сказала Паскалин и, протянув руки, возложила их на голову юноши.

Она говорила не на английском и не на французском, а на старинном языке, корсиканском, из которого Скай не понимал ни слова. Однако его двойник, высвобожденный силой крови, которая соединяла Ская со всеми предками, что лежали вокруг в своих гробах, хорошо понял слова. Они парили, они устремлялись вниз, эти слова древней песни острова — когда плач, когда проклятие, а сейчас молитва.

Отняв руки от головы Ская, бабушка шагнула назад.

— Добро пожаловать, маццери, — поприветствовала она внука и, проходя к выходу, воскликнула: — К бою!

Она, казалось, не вышла, а буквально выскочила из склепа. Скай чуть задержался, чтобы кинуть последний взгляд на своих покойных предков. И все они, казалось, вопили: кто — будто шевеля губами на фотографии, кто через толстые стенки гроба, — напутствуя Ская, и их благословение звучало как проклятие. И все проклятия складывались в одно-единственное слово: Фарсезе! Тело словно прошил электрический разряд, и Скай ощутил пустоту внутри. Пустоту, которую могла заполнить лишь кровь; голод, который можно было утолить только убийством. Пять веков ненависти сконцентрировались в этот самый миг, взывая к мести.

— Что ты там застрял? — сердито проворчала Паскалин, когда он вышел на улицу.

Лысая голова сверкала под капюшоном, словно обрамленная каким-то внутренним светом. Не дожидаясь ответа, бабушка склонилась над входом и положила на порог ножницы с лезвиями, раскрытыми наружу, в ночь. Затем закрыла двери, повернула в замке ключ и спрятала его в складках одежды.

— Теперь мы защищены от нападения. Кто бы это ни был.

Скай огляделся.

— Где Амлет?

— Дома. В эту ночь люди не единственные, кто может убивать. А он всего лишь песик.

Паскалин снова нагнулась и подняла с земли какой-то предмет.

— Вот, — сказала она, прижав его к животу Ская.

Это оказалась дубинка его дедушки, та самая, с которой он уже охотился и которой свалил кабана — Джанкарло. Только теперь Скай по-новому ощущал исходящую от нее силу, не так, как прежде. Не просто удобная форма и отлично сбалансированный вес орудия, предназначенного для одной-единственной цели. Теперь в нем жила частичка каждого павшего от дубинки за многие годы. Точно как в Клыке Смерти, боевом топоре Бьорна.

— Отлично, — заключил Скай, взвешивая оружие в руке.

— Идем.

Паскалин широкими шагами направилась по тропинке, но не к главному входу, а в противоположную сторону.

— Где мы будем охотиться? — спросил Скай.

В том, другом теле ему было бы трудно поспевать за бабушкой, так быстро она мчалась по кладбищенским тропинкам. Но не сейчас. И только то, что он не знал, где лежит цель их ночного путешествия, удерживало Ская от того, чтобы вырваться вперед.

— Только в эту ночь мы охотимся в долине, что лежит между двумя заброшенными деревнями. Одна из них — старинное место обитания семьи Маркагги. В другой прежде жили Фарсезе.

— И только члены наших семей выйдут сегодня на битву?

— Нет.

Они добрались до ворот. Пропустив Ская вперед, Паскалин снова заговорила:

— Все маццери из окружных деревень охотятся там в эту ночь. Все, кто решится выйти на битву.

— Но будет резня, — заметил Скай, улыбаясь.

— Не будет. Это лишь воспоминание о тех далеких временах, когда каждый десятый был призрачным охотником и мы могли себе позволить жертву в Jour des Morts. Сейчас нас осталось слишком мало, чтобы мы безболезненно перенесли потерю одного из нас. Вот уже несколько веков это всего лишь ритуальная битва, не более. Ни один маццери не умирает. Вот почему то, что сделали Эмилия Фарсезе и ее братья — убили твоего деда на призрачной охоте, — это ужасное преступление. Вендетте здесь не место! Битву нельзя использовать в личных целях.

— И тем не менее именно это мы и собираемся сделать. — Фраза прозвучала не как вопрос, а как решительное заявление.

— Фарсезе начали убивать здесь. И здесь же мы с убийствами покончим.

Они стояли на холме позади кладбища, где приютился одинокий домишко, вокруг же раскинулись заросшие и неухоженные сады.

— И как только прозвучит предсмертный крик маццери, все соберутся. — Паскалин посмотрела на внука горящими глазами. — Все соберутся, дабы засвидетельствовать смерть Жаклин Фарсезе.

«Да», — с ликованием подумал Скай.

Невероятно, как легко развеялись прежние сомнения. Все было ясно и понятно. Как отчетливо он различал мельчайшую деталь окружающей местности, так же четко представлял причину, по которой они так торопятся к месту встречи. Сегодня ночью вендетта завершится. Придет конец пятивековой ненависти просто потому, что некому будет больше убивать. И он, Скай, станет избавителем. Таков его удел. Он приехал на Корсику в поисках ответов на вопросы. И нашел их: узнал, что теперь в любой момент, когда только пожелает, может покинуть свое тело. Его двойник волен отправиться куда угодно и достичь… Да много чего достичь! Что в сравнении с этим какое-то ерундовое убийство?

Раньше он уже слышал от кого-то подобные рассуждения. От Тиццаны? Нет, от Сигурда!

Скай резко остановился. Паскалин нетерпеливо оглянулась.

— Что случилось?

Скай потряс головой, пытаясь привести мысли в порядок.

— Нет, ничего, — ответил он, догоняя бабушку.

Но кое-что случилось.

Впереди нечто смутно вырисовывалось над разрушающейся городской стеной.

— Я узнаю это место, — произнес Скай, хотя точно знал, что никогда прежде не бывал здесь.

— Ее называют…

— …Гора Дьявола!

— Да, внучек. Вот в стене ворота, а дальше тропинка, которая ведет в обход горы.

Бабушка пошла к воротам, но Скай остался на месте. Она оглянулась и увидела ухмылку на лице внука.

— Зачем идти кругом, — сказал он, — когда можно забраться прямо на нее?

Гора почти не изменилась за пять столетий. Выемки и выступы в скале, по которым взобралась Тца, сохранились и до наших дней. Бабушка пошла по той самой тропке, а он остался ждать на вершине.

Вой начался на низкой ноте, почти что с рычания, которое быстро переросло в протяжный высокий крик. Он эхом отдавался от гранитных утесов, проносясь из дальнего конца долины к тому месту, где стояли Паскалин и Скай.

— Волк? — спросил он, и волоски на хребте встали дыбом.

— Волков, внучек, нет на Корсике уже несколько сот лет.

— Тут никогда не знаешь наверняка, — улыбнулся Скай. — Вдруг они вернулись?

Паскалин проигнорировала его замечание.

— Это крик маццери. Из другой деревни, не нашей. Знак, что они готовы.

— А мы? — спросил Скай и немедленно услышал ответ: слева кто-то взвыл.

Юноша увидел движущиеся тени. Фигуры — темнее окружающего мрака — собирались на охоту.

— Что ж, началось.

Запрокинув голову, Паскалин подхватила боевой клич.

— Да! — крикнул Скай и присоединился к бабушке.

В одно мгновение долина наполнилась звуками — и движением. Со всех сторон по лесным тропам бежали, громко крича, одетые в черное женщины и мужчины. Последних было меньше.