Люблю тебя сильно-сильно

- Летта, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь?

- Теперь тебе интересны мои слова? Сейчас, значит, ты хочешь поговорить? – девушка заговорила, но так и не обернулась, практически упираясь носом в дверь. – Что ж, тогда слушай, запоминай, и, желательно, не перебивай. Я любила тебя. Я люблю тебя и сейчас, только это не страшно, ничто в нашей жизни не вечно. Я люблю тебя так, что даже если бы собственными глазами увидела тебя с другой, не поверила бы, ведь знаю – ты любишь только меня, а это у меня не удачная галлюцинация. Я люблю тебя так, что даже если бы мне тысяча человек сообщила, что ты подлый обманщик и конченный бабник, я бы не стала отказываться от своих чувств, а просто поговорила бы с тобой, и во всем разобралась. Я люблю тебя так, что отпустила бы тебя к другой, если с ней ты будешь счастливее. Я люблю тебя так, что готова простить многое. Я люблю тебя так, что даже забыла бы все что творилось последние дни, как страшный сон, но… Знаешь, каждый человек имеет право на ошибку, но не всякая ошибка имеет право на прощение! Я люблю тебя сильно-сильно, мой Сереженька, но я не смогу простить тебе единственное – искренность и душевность слов которые беспощадно извергал твой рот – шалава, сука, тварь. Все слова, которыми ты меня обозвал и в которых упрекнул, были в миллион раз искреннее и сердечнее, чем все твои признания в любви, а этого я тебе простить не смогу.

Виолетте было трудно говорить, она все время подавляла ком, то и дело подкатывающий к горлу, но она твердо решила, она скажет все – раз уж это их последний разговор.

- Я люблю тебя сильно-сильно, мой Сереженька, – она обернулась, бесстрашно и уверенно глядя в изувеченное в драке лицо и еле сдержала себя, порываясь вытереть капли крови, которые капали из рассеченной губы, пачкая белоснежный ковер у ее дома. – Не нужно ничего делать и ползать у меня в ногах, не стоит, поверь. Ты просто продолжай меня любить и оставайся моим навсегда. А большего мне и не нужно.

- Летта, но ведь я и так тебя люблю. Ты ведь знаешь…

- Знаю Сереженька, знаю.

Летта подошла вплотную и прикоснулась ладонью к щетинистой щеке. Она нежно поглаживала любимое, не смотря на кровоподтеки и ссадины, лицо и мило улыбалась. Она старательно запоминала каждую морщинку, каждый изгиб, каждую родинку и с упоением смотрела на свое отражение в черных глазах. Она все еще любила. Любила так, что могла бы простить все, но:

- Я люблю тебя Сереженька, сильно-сильно, и слава Богу, что ничто в нашей жизни не вечно.

- Летта… – Сережа нежно коснулся ладошки, которая стремительно покидала его лицо. – Летта, не уходи. Прости. Прошу… Я так сильно тебя люблю…

Виолетта больше не проронила ни слова. Положив руку на теплый комочек у сердца, она отвела взгляд от волшебных Сережиных глаз и удалилась, искренне надеясь на то, что он сдержит свое слово и никогда ее не разлюбит, тем самым обрекая сам себя на вечные муки, ибо она уже никогда не будет его. Дома она оказалась одна, родители, видимо, все еще были на праздновании, но это было на руку Виолетте. Гоня от себя все мысли, кроме самых положительных, о недалеком будущем своего питомца, Летта приступила к процедурам. Она старательно выкупала грязно-белого щенка, и он стал по истине белоснежным.

- Ну кто скажет, что ты не Снежок? – целуя пушистую мордочку не могла нарадоваться Летта.

Щенок пережил шок от жужжащего чудища по имени – фен, плотно поужинав пришел в себя и, скрутившись калачиком, уснул в объятиях своей хозяйки, которая изо всех сил жалась к своему маленькому, вопреки всем законам, горячему снежку. На улице поднялась метель, завывания было слышно так отчетливо, что Летте даже казалось, будто она на улице, а не под теплым одеялом. Рядом посапывал беззаботный и счастливый Снежок. А она, включив в изголовье бра в виде сердца, которое на день влюбленных презентовал ей Сережа, в знак своей вечной любви, она тщательно вчитывалась в его немногочисленные письма, продолжая истязать себя и ронять уже скупые слезы на постель. Прежде чем Виолетта услышала приход родителей, она сотню раз перечитала все письма, но самым излюбленным стало четвертое, последнее. Она просто разобрала его на цитаты, которые еще грели, понемногу охладевающее сердце. Ей было приятно вчитываться в строки, которые в момент появления на этих белоснежных страницах были чистой правдой, незапятнанной предательством и не изуродованы болью. «…Я безумно по тебе соскучился, и просто схожу с ума от любви, переполняющей мое сердце. Маленькая моя, любимая Летта, ты можешь себе представить – что я с тобой сделаю при встрече? Нет? Тогда я тебе скажу…» – да уж, она точно не предполагала, что он собирается с ней сделать, да и он, скорее всего, тоже.

«…Мне жизненно необходимо заглянуть в твои бездонные колдовские глаза, которые пленили меня навсегда…» – ах каким же коротким оказалось это его «навсегда» и какими не долговечными ее чары.

«…Маленькая моя, я расцелую каждый изгиб твоего изящного тела и ты никогда не пожалеешь, что отдала мне свое сердце» – последний поцелуй был у автобуса в военкомат, а жалеть пришлось уже, а не «никогда».

«…Знаешь, а ведь уже два месяца, как мы не виделись, а мне кажется – вечность» – как бы ей хотелось, чтобы эта вечность не разбилась о реальность.

« …мой дядька обещал похлопотать, так что может и повезет встретиться раньше мая» – лучше бы у него вообще не было «дядьки»!

«…Ты мне лучше пиши только о себе, не тратя бумагу, время и мысли, на весь мир, мне это не важно» – как же ты жестоко заблуждаешься, именно весь мир оказался для тебя важнее меня во сто крат.

«…Милая моя, маленькая Летта, люблю тебя сильно-сильно. Целую, обнимаю крепко-крепко. С нетерпением жду вестей. Навсегда твой Сережа». Навсегда твой… Навсегда… Как больно, что это «навсегда» оказалось таким быстротечным.

- Сереженька мой… – Летта нежно коснулась губами строк, от которых раньше ей хотелось летать, а сейчас хочется разрыдаться. – Я буду любить тебя всегда, сильно-сильно, – прижав к сердцу письмо, шептала Виолетта.

- Дочка, ты уже дома? – послышалось из-за двери.

- Да, мамуль, я уже сплю.

- Летта, но нельзя же вот так исчезать, я ведь переживаю.

- Мамуль, ну вот что со мной может случиться в нашей деревне? Я просто нагулялась и пошла домой. – Во избежание дальнейших расспросов и появления мамы в своей комнате, Летта, изо всех сил подавляя слезы, добавила. – Ма, я уже сплю. Спокойной ночи.

- Ну, спокойной, тогда. Сладких снов тебе.

Виолетта еще около получаса слышала за дверью суету родителей, а потом наступила сводящая с ума тишина. До утра девушка так и не сомкнула глаз. Ее мысли парили в разных местах ее прошлого, настоящего и будущего. Летта молила Бога, чтобы тот дал ей сил забыть Сережу, как можно быстрее, а еще неустанно благодарила – что он даровал ей счастье познать настоящие чувства в столь юном возрасте. Она мысленно проклинала тот день и час, когда согласилась с ним танцевать, но тут же сменяла гнев на милость, предаваясь воспоминаниям о горячих поцелуях, страстных объятиях и бессонных ночах. Она познала любовь, познала измену и ей никогда больше не хочется предаться ни одному из этих душевных состояний. Боль – оказывается намного сильнее. Когда на улице начали появляться первые лучи солнца, ее пушистик поднял лай на весь дом. Летта торопливо вынесла его на улицу, и подождав пока он справит нужду, быстро помчала в не успевшую остыть кровать. Резкий перепад температуры заставил девушку сполна прочувствовать тепло одеяла и горячего комка взъерошенной шерсти. Постепенно девушку все же сморил сон. Беззаботный, спокойный, счастливый. Глава 15 Остаток каникул прошел в переоценке ценностей и планах на будущее. Виолетта больше не тратила уйму времени на пустые мечты о вечной любви. Она лишь мечтала о том дне, когда ее Сережа глядя ей прямо в глаза признает, что недоверие и предательство собственных чувств, были величайшей ошибкой всей его жизни. От назойливого преследования со стороны Сережи ее спасло его скорое возвращение в армию. А Диму она не встречала с новогодней ночи, да и по деревне поползли слухи, что он уехал на заработки в Москву. Видно так распорядились небеса, и Летта медленно приходила в норму, оставляя прошлое в прошлом. – Дочка, тебе письмо. – В начале февраля в ее жизни появилось еще одно письмо, которого она совершенно не ждала, и которое так любезно преподнес ей отец.