Люблю тебя сильно-сильно

- Я отвечу. – Голос его был решителен. – Это тот человек, на протяжении долгих лет дружбы с которым, мне ни разу не пришлось в нем усомниться. Это тот человек, который днем и ночью сидел у моей больничной койки, когда я разбился на мотоцикле. Это тот человек, который не так давно заставил меня обратить на тебя внимание, восхищаясь твоей красотой, умом и притягательной улыбкой. Это тот, кто не стал мне слать ужасную правду в письменном виде, оберегая мою неустойчивую солдатскую психику. Это тот, кто просто не смог скрыть реальность, тот, кому просто незачем чернить тебя просто так, и тот, кому я не имею ни единой причины не верить. Мне назвать имя, или ты сама догадаешься?

Конечно она догадалась. Еще как, догадалась. Так вот значит как. Вот что значит – Смотри чтобы жалеть не пришлось.

- Сволочь! Дима, какая же ты сволочь. – Виолетте было настолько противно, что она даже брезговала произносить свои собственные слова, медленно переводя взгляд от одного «любимого» к другому. – И это я по-твоему тварь? И ЭТО ты называешь любовью? Дима, я не стану оправдываться перед Сережей, незачем. Он сделал свой выбор. Я просто хочу, чтобы ты нашел в себе силы признаться, если ты действительно такой оху….. товарищ. Скажи ему «друг», почему это я, сидя практически круглосуточно дома, стала вдруг шалавой? Скажи, когда это я успела всех вас поиметь, мне даже самой интересно? А главное, расскажи, как сыпал любовными признаньями, едва Сережа покинул территорию деревни. Расскажи, как я тебя отшила. Расскажи, как просил ничего не говорить Сереже. Расскажи!!! Расскажи все!

Летта своими миниатюрными кулачонками, абсолютно освирепев, совершенно безрезультатно, избивала Диму:

- Как ты мог? Я ведь прожужжала тебе все уши Сережей. Это ведь у меня ты спрашивал, как это любить? Это ведь на нашем с Сережей примере я рассказывала тебе, что значит неземная любовь... Ты ведь как никто другой знал, как сильны мои чувства к Сереженьке. Это ведь ради него я отвергла твои чувства, хотя… какие могут быть чувства, если ты вот так со мной…

Обессиленная девушка упала на снег. Она бы и хотела расплакаться, но слезы словно высохли. Прикрыв лицо руками, она сидела на холодном снегу, а тело и душа просто пылали.

- Ты еще большая сука, чем я думал. Что ты несешь, ненормальная?! Думаешь, я поведусь на этот бред? Да я с Димкой с детсада вместе, а ты кто такая, чтобы суметь нас поссорить? Летта, не стоит падать еще ниже, тем более что ниже уже некуда. Признай просто, что ты обычная шлюха, каких миллионы, и все. Да только признай это не для меня, а для себя. Я-то уж точно узнал тебе цену. Подлая подстилка! Тварь!

- Хватит! Серега, прекрати! – Летта продолжала сидеть на снегу, а Димина психика просто не выдержала, резким ударом в плечо, он заставил друга умолкнуть. – Серега, прости.

Опустив голову, боясь взглянуть другу в глаза, Дима нашел в себе силы, пусть еле слышно, но все же признаться:

- Летта ни в чем не виновата. Не обзывай ее. Прекрати. Она не заслужила всего этого.

Димины слова заставили Виолетту убрать с лица руки, за которыми скрывалось раскрасневшееся от холода, снега и слез лицо, но она и дальше продолжала сидеть, внимательно вслушиваясь в каждое слово. В воздухе вновь запахло никотином, оба парня нервно закурили, у обоих были причины нервничать.

- Из всего, что мне довелось сейчас услышать, правдой есть только то, что это я невольно заставил тебя обратить внимание на самую прекрасную, замечательную и яркую девушку. Это именно я, собственными словами и поступками, вложил самую очаровательную девушку тебе прямо в руки. Это я любил ее тогда, когда ты даже не знал, о ее существовании. Это меня она должна была полюбить, слышишь – меня!!!

- Рад, что трахались вы по большой любви. Поздравляю. – Сквозь железную маску на лице Сергея нельзя было прочесть ни одной эмоции, но слова и интонации выдали все его чувства, ему было больно и горько.

- Мы не трахались! – взбешенно прорычал Дима. – Я бы многое отдал, чтобы это было правдой, но это всего лишь моя фантазия и несбывшаяся мечта. Одному Богу известно, сколько бессонных ночей я представлял Летту в своих объятиях. Сколько дней я проводил в надежде, что она меня заметит. Если бы ты знал, как сильно я вас ненавидел за ваше счастье! Она должна была стать моей, и только моей! Она должна была принадлежать мне, и шептать МНЕ на ухо, как сильна ее любовь ко МНЕ. Понимаешь, Серега, она должна была влюбиться в меня! Это меня она должна была любить сильно-сильно… МЕНЯ!

Последние слова Димы тоже были пропитаны болью и горечью, которая отличалась от Сережиной лишь тем, что была в несколько раз сильнее. Летта слышала каждое слово Диминого признания, но легче ей, почему-то, все равно не становилось. Этим зимним вечером она стала Каем. Ей в сердце тоже попали осколки льда, вот только не один и не два, а тысяча. Она больше не могла плакать, и уже начала ощущать весь холод, который постепенно сковывал ее тело. Совершенно не обращая внимания на накаленную обстановку рядом, Виолетта собиралась встать, когда в ее руку уткнулся холодный нос соседского щенка. Белоснежный пушистый комок, дружелюбно виляла хвостом, ему не было дела до всего того, что здесь происходит, он просто искала тепла, не подозревая, что совершенно не в том месте.

- Маленький мой. – Виолетта быстро подхватила щенка на руки и укутав своими объятиями, наконец встала с холодного снега.

- Так это ты сука, оказывается?! – секунда, и совершенно позабыв о Виолетте, рука Сережи со свистом влетела в Димино лицо.

Между Сережей и Димой завязалась жесточайшая бойня, но Виолетте до этого не было никакого дела. Все так же горячо держа в руках собачонку, которая хоть немного согревала ее обледенелое тело, Летта медленно побрела прочь. Глава 14

- Маленький мой, хороший, ты ведь меня не предашь? – Летта всю дорогу шептала на ухо белоснежному комочку. – Ты ведь не станешь делать мне больно, правда? Хотя…

Внезапно в памяти Виолетты всплыл сон, который не так давно она видела. Волк и пес, вот значит как он расшифровывается – волк, это Дима, даже во сне его укус не был таким болезненным, как собачий – Сережин. Она очень отчетливо вспомнила каждую мелочь, эти безумные черные глаза любимого пса, который лишил ее жизни… Только сейчас она сумела все разгадать, жаль только – поздно.

- Ну ты же ведь не дикий волк и не лживый пес, правда, Снежок? – щенок был белоснежным, и в голову Летты моментально пришла кличка. – Снежок. Тебе нравится?

Щенок довольно махал хвостом и настойчиво тянулся лизнуть новоиспеченную хозяйку в лицо, которая успешно изворачивалась.

- Всему свое время. Вот придем домой, я тебя выкупаю, тогда и до поцелуев дело дойдет, а пока, сиди смирно. – Виолетта не прекращала болтать со щенком, изо всех сил избегая тяжелых мыслей.

Готовая войти к себе во двор Летта замерла, когда за спиной услышала знакомый голос:

- Летта, прости. – Глухие слова заставили ее выпрямиться, словно оловянный солдатик, и остановиться, уткнувшись носом в собственную калитку. – Прости дурака. Прости, прости, прости. Я ведь и подумать не мог, что Димка… Летта, девочка моя, маленькая, прости. Это ведь Дима мне с ходу рассказал, как ты за ним увязалась и чуть ли не силой с него одежду срывала, словно изголодавшаяся тигрица. Все в клуб его тащила, да на прогулки приглашала. А ты ведь и сама писала что встречалась с ним, и в клуб ходила… Да еще нахваливала. Это ведь он сказал, что когда ему это надоело, ты переключилась на Валерку, Ромку… Это ведь он, понимаешь, это все ОН! А я ведь и подумать не мог, что Дима на такое способен, он ведь мой лучший друг! Был… Летта, маленькая моя, ну хочешь я на колени перед тобой встану, ну что мне сделать, чтобы ты меня простила. Родная моя, любимая. Я ведь так тебя люблю, сильно-сильно, как прежде. Я все так же навсегда твой. Летта, девочка моя, посмотри на меня. Прошу.

Если бы где-то в глубине души не было так больно, то это было бы очень смешно, и Летта обязательно бы от души посмеялась, но… Девушка продолжала стоять спиной к Сереже, нервно сглатывая и чуть не до смерти прижимая к себе своего Снежка. Ей казалось, что она попала в тату салон, где Сережа, будучи мастером, каждое свое слово выводил прямо на ее оголенном сердце, или на том, что от него нынче осталось. Он делал это не умеючи, чем доставлял еще большую боль.