Страница 80 из 93
Для работы мне выделили компьютер, и пока Денщикова вели снизу в отдел, я вывела на экран бланк допроса свидетеля. Впечатав туда разъяснение статьи 51 Конституции Российской Федерации о праве каждого не свидетельствовать против себя и включив принтер, чтобы распечатать первый лист, я услышала, как открылась дверь кабинета, и раздался радостный голос:
— Машка! Не ожидал тебя тут увидеть! У тебя это дело в производстве, что ли?
— Какое? — Я обернулась.
Выглядел он шикарно, костюм стоимостью в мой (и — до прошлой пятницы — его) годовой доход сидел на нем, как будто Пьер Бальман лично подгонял его под денщиковскую фигуру, и, похоже, даже причесан он был в салоне.
— Ну… — замялся он, не забывая, впрочем, обаятельно улыбаться.
— Ну, какое, Игорь?
— А, ладно, разберемся.
— А ты чего пришел-то?
— Да я теперь помощник адвоката, ты слышала, наверное?
— А чего ушел из прокуратуры? Был на хорошем счету, начальство от тебя было в восторге…
— Ой, ты знаешь, Машка, деньги надо зарабатывать. У меня ж семья. — Он тяжело вздохнул. — Ты думаешь, легко прокормить двоих детей?
— Бедный, бедный, — покачала я головой. — Неужели двоих? Ты точно сосчитал? Ну на, распишись, что тебе разъяснено право не свидетельствовать против себя.
— Что? — Он оторопел. — Маша, ты что, не поняла, я помощник адвоката, принес его ордер на участие в деле.
— А кто твой адвокат, и кого он будет защищать?
— Сиротинского, — ответил Игорь, и я почувствовала, как он дернулся, как будто что-то ляпнул, а потом спохватился.
Понятно, сейчас я ему устрою очную ставку с Сиротинским и вспомню ходатаев за большого друга семьи Скородумова, по чьей просьбе надо вещички скородумовские к рукам прибрать.
— А ты-то сам Сиротинского знаешь?
— Ой, да ну, Машка, ты такие вопросы дурацкие задаешь! Ну откуда я могу его знать?
Я уже открыла рот, а потом прикусила язык. Что я ему сейчас скажу? Не посылал ли ты, Игорек, ко мне Сиротинского за вещами Олега Петровича Скородумова? А Игорек мне ответит: да что ты, Маша, опомнись, какой Скородумов?
Впервые слышу…
— Игорь, подожди, пожалуйста, в коридоре, мне что-то в глаз попало.
Извини, сейчас вытащу, в туалете глаз промою, и мы с тобой продолжим. — Я усиленно заморгала и прижала руку к правому глазу.
Денщиков пожал плечами и поднялся со стула. Я вышла из кабинета вслед за ним и левой рукой, продолжая держать правую у глаза, закрыла дверь кабинета на ключ. Денщиков сел на скамейку у двери, а я зашла за угол и хлопнула дверью туалета. А потом тихо, старясь не стучать каблуками, зашла к Кузьмичу.
— Василий Кузьмин, срочно тащите мне человека из четвертой больницы, который заведует вещами больных. Кораблев должен знать. Как прибудет, позвоните по телефону в кабинет. Адвокат Сиротинского приехал?
— Отзвонился, что едет.
Я вернулась на исходные позиции, вытирая глаз носовым платочком.
— Игорь, давай я тебя допрошу по поводу Сиротинского.
Денщиков замялся:
— А меня разве можно допрашивать но делу о подзащитном?
— Но ты же помощник адвоката, а не адвокат, тебе его защита не поручена.
Значит, ты его не знаешь?
— Кого?
— Сиротинского.
— Нет, что ты.
Я стала стучать по клавиатуре компьютера, занося в протокол его слова.
— Погоди, что ты там пишешь?
— Пишу, что никакого Сиротинского ты знать не знаешь…
— Подожди. Я знаю опера, Сиротинского Виктора, он у меня по убийству в бригаде работал. А этого как зовут, про которого ты спрашиваешь?
Небольшой прокольчик у вас, Игорь Алексеевич, мысленно отметила я. Сразу надо было спросить, как зовут Сиротинского. А то сначала «не знаю», а потом только «как зовут», особенно если хотя бы один Сиротинский в твоих знакомых числится.
— Ну, поскольку это не Виктор и опером никогда не работал, какая разница, как зовут. А Скородумова ты знаешь?
— Фамилия знакомая, — осторожно ответил Денщиков. — А можно поинтересоваться, с чего это ты про него спрашиваешь?
— Вопросы задаю я. — Эти слова я сопроводила широкой улыбкой, чтобы не создавать напряженности при допросе, но не вредно и напомнить Денщикову, что мы уже не беседуем как коллеги, а я его допрашиваю. — Ну что, вспомнишь, где ты слышал эту фамилию?
Он отвел глаза.
— Давай я тебе чуть попозже отвечу.
Ну конечно, он будет тянуть время до тех пор, пока не выяснит, что я знаю про их отношения со Скородумовым.
Звякнул телефон, Кузьмич сообщал мне, что прибыл адвокат Сиротинского и Кораблев привез женщину со склада больницы, которая запомнила человека, приходившего за вещами Скородумова.
— Ну что, Игорь, я записываю?
Он кивнул.
Принтер быстро отпечатал протокол, я положила перед Денщиковым листки и ткнула пальцем:
— Подпиши вот здесь, и здесь, и здесь.
— Да я уж знаю, где подписывать, — удивился Денщиков, нацеливаясь расписаться внизу страницы.
— Нет, подпиши каждый свой ответ.
— А зачем? Что это за новшества? Протокол подписывается внизу каждой страницы и в конце.
— Я хочу, чтобы ты каждый свой ответ подписал. Сейчас посиди в коридорчике, подожди.
— Чего ждать, Маша? Ты можешь толком ответить?
Но я не ответила и пошла в хорошем темпе допрашивать работницу больницы и проводить опознание Сиротинского. Оно завершилось блестяще: у толстой усатой тетеньки, кладовщицы из больницы, зрительная память была на высоком уровне, гражданское правосознание — и того выше. Она с трудом дождалась, пока все рассядутся, ей разъяснят, что за дачу ложных показаний наступает уголовная ответственность, и попросят указать человека, о котором она только что дала показания, и басом закричала:
— Да вот он, вот этот, я же говорила, высокий, рожа наглая, еще деньги мне предлагал, урод! А у меня, между прочим, рабочая совесть есть! Это если я каждого вещи буду продавать! Да пока я в кладовой работаю, у меня ни одной спички не пропало!..
— За что он вам деньги предлагал?
— А чтобы я ему вещи больного отдала! Больной в реанимации лежал, в кардиологии. И до сих пор лежит. Я, говорит, родственник, дайте вещи. Сейчас, разбежалась, только в бумажку заверну. Тьфу!
Свидетельница была уверена, что раз этого человека ей предъявляют на опознание в РУБОПе, значит, он гад. Анатолий Степанович Сиротинский отвернулся.
Надо было ковать железо, пока горячо, и через пять минут он сидел напротив Игоря Денщикова на очной ставке.
— Сиротинский, вы знаете этого человека?
— Впервые вижу. — Сиротинский облизнул сухие губы.
— А вы, Денщиков, его знаете? — Не припоминаю.
— Сиротинский, приходили ли вы в больницу номер четыре, в кладовую, пытались ли получить там какие-либо вещи?
— Нет.
— Чем вы объясните, что вас опознала кладовщица?
Прежде чем Сиротинский успел сказать что-нибудь вроде «она больная» или «спросите у нее», вмешался его адвокат:
— Разрешите, мы прервем очную ставку, мне нужно поговорить с клиентом.
Адвокат, который показался мне опытным и неглупым, похоже, собрался объяснить своему подзащитному, что отрицание бесспорно доказанных вещей вызывает негативную реакцию суда и им надо срочно придумать удобоваримое объяснение опознанию.
— Конечно, — любезно разрешила я. — Сразу хочу вам сообщить, что второй участник очной ставки — помощник адвоката и прибыл с ордером другого защитника на участие в деле Сиротинского, так что, видимо, предстоит замена адвоката.
Когда будете беседовать с вашим подзащитным наедине, выясните заодно вопрос о том, кто будет его защищать.
Адвокат переменился в лице. Но я уже встала и пригласила Денщикова выйти в коридор.
Через некоторое время адвокат приоткрыл дверь кабинета и сказал, что они готовы. Когда все расселись по своим местам, Сиротинский, вытянув руку вперед, указал на Денщикова, чуть не ткнув его рукой в грудь, и отчетливо сказал:
— Я действительно ездил в больницу по поручению вот этого человека, Игоря Алексеевича, сотрудника городской прокуратуры, с которым познакомил меня брат, он работал в уголовном розыске. Кроме того, я был в прокуратуре у вас, — он кивнул в мою сторону, — с той же целью, по поручению Игоря Алексеевича попытаться получить вещи некоего Олега Петровича Скородумова, представившись его родственником. Зачем это было нужно, я не знаю. Согласился помочь, так как мне внушала уважение занимаемая Игорем Алексеевичем должность. Вы сказали, что он помощник адвоката, но тогда он был следователем в городской прокуратуре.