Страница 40 из 93
Сел и поехал, как миленький, я на следующий день все сводки смотрел, выискивал ДТП с Ленькиным участием, но ни фига подобного!
Лена Горчакова с мистическим ужасом посмотрела на нашего водителя.
— Как ты можешь? Ты не боишься? Если бы я знала, я бы с вами не поехала.
— Куда ж ты теперь денешься с подводной лодки? — ласково спросил Лешка, откупоривая бутылку и разливая водку в четыре стаканчика, прекрасно зная, что я не в счет, поскольку водку не пью.
— А закусывать чем? — волновалась Лена.
— Шоколадкой, — успокаивал ее Лешка.
— Чем-нибудь контрастным по вкусу, — сказала я, — например, сырокопченой колбасой… Вот Чванов, кстати, был человеком аристократических привычек, я в одном допросе вычитала, что он не терпел, когда шампанское открывали с хлопком, громко, говорил, что знатоки откупоривают шампанское так, чтобы никаких выстрелов, должен раздаться звук, похожий на вздох облегчения…
У меня вдруг испортилось настроение. Я вспомнила про Чванова и про то, что успела узнать про него из не очень-то подробных показаний знавших его людей, и подумала, что Дмитрий Чванов был, в общем-то, добрым, порядочным и интересным человеком. Кому понадобилось его убивать? Ох, как мне хотелось посмотреть убийце в глаза… Я сразу соскучилась в веселой компании, и мне остро захотелось, чтобы выходные кончились как можно скорее, и начался понедельник, и я бы стала потихоньку раскручивать порученное мне дело…
Понедельник начался. И, проснувшись утром от душераздирающего треска будильника, я, как всегда, отчаянно пожалела, зачем кончились выходные.
О пропаже у меня ключей пришлось доложить шефу, поскольку в прокуратуре надо было менять замки. Добрый Василий Кузьмич уже успел связаться с нашим прокурором, настучать, что я отказываюсь получать оружие, и создать у шефа впечатление, что, если я не буду носить оружия, за мою жизнь никто и гроша ломаного не даст. Уж что-что, а нагнетать обстановку Кузьмич мастер.
— Владимир Иванович, ну не люблю я оружие носить. Я и в тир-то редко хожу, да и в человека выстрелить никогда не смогу, зачем мне пистолет? Только сумку будет оттягивать, — убеждала я его, но безрезультатно, видимо, Кузьмич его как следует напугал.
— Мария Сергеевна, — твердо сказал шеф, — вопрос решен. Пишите рапорт и получайте оружие. Я с РУБОПом договорился, вас будут круглосуточно охранять.
— А вот этого не надо, — теперь уже я проявила твердость. — Никаких охранников, найдется кому меня встретить и проводить.
— Да почему?
— Нет, и все, — стояла я насмерть. — Если кто-то захочет меня убить, он и при наличии охраны убьет, дело нехитрое. Да только убивать меня никто не будет, а из понтов жить под круглосуточной охраной и упиваться собственной значимостью — меня это совершенно не прельщает. Я не хочу, чтоб надо мной смеялись. Это лишнее, ну правда, Владимир Иванович…
— Хорошо, — сухо сказал шеф. — Дело ваше, только оружие получите. Напишите рапорт прямо здесь и сейчас.
— Напишу, — ответила я. — Только сразу предупреждаю, что с момента получения мной оружия потенциальная опасность для меня резко возрастает.
Охая и жалуясь на судьбу, я настрочила этот несчастный рапорт на имя прокурора города. Единственным пунктом, по которому мы с шефом достигли консенсуса, был объем рапорта. Владимир Иванович согласился со мной, что не надо тут излагать наши подозрения о причастности некоего сотрудника городской прокуратуры к ограблению; тем более что пока это только наши подозрения. Я написала, что подверглась нападению, возвращаясь домой с происшествия в ночное время, и прошу выдать мне оружие для обеспечения личной безопасности. Шеф начертал внизу, что мою просьбу поддерживает, и я в сопровождении Кораблева направилась в прокуратуру города.
Кораблев по дороге выспросил, было ли у меня вообще когда-нибудь оружие, и если да, то почему отобрали. Я ему со смехом рассказала, что когда-то, тогда я еще работала важняком в прокуратуре города, нам всем выдали табельные пистолеты; но если женщины спокойно к этому отнеслись, то в рядах мужчин началось нездоровое оживление. Мальчики наши работать перестали и круглые сутки разглядывали и чистили свои пистолетики, хвастались, у кого круче кобура, прицеливались в дверь — так войдешь невзначай в кабинет к коллеге, а на тебя смотрит дуло пистолета. В общем, «играли мальчики в войну». Но это были еще цветочки. А потом понеслось…
Для начала один из следователей прострелил себе руку, перезаряжая пистолет. Уж как ему это удалось, история умалчивает. Но шуму было много: мы его, истекающего кровью, повезли к судебным медикам, надеясь, что они втихаря его перебинтуют и мы сохраним это происшествие в глубокой тайне. Но те, едва взглянув на рану, посоветовали, не задерживаясь, лететь в военно-полевую хирургию, поскольку бедный следователь может руки лишиться, тут нужна специализированная помощь. Бедняга был доставлен в Военно-медицинскую академию, где был выдан за пострадавшего в борьбе с мафией, срочно прооперирован, обласкан младшим медицинским персоналом, а затем, когда опасность миновала, был подвергнут служебному расследованию. А заодно с ним и те его коллеги — ну, и я, конечно, в том числе, — которые доставляли его в больницу.
Не успел утихнуть шум по этому поводу, как другой следователь в полночь пострелял в метро, — по его версии, защищаясь от хулиганов; по версии работников метрополитена, — добиваясь, чтобы включили эскалатор на подъем.
Только конфликт с метрополитеном был урегулирован, еще один боец следовательской гвардии решил поразвлечься в коммунальной квартире и высадил в смежную с соседями хлипкую стенку всю обойму. Я уж не говорю о таких мелочах, как остановка такси с помощью пистолета или игра на пистолет в казино, чем баловался не кто-нибудь, а Игорек Денщиков. Тогдашний прокурор города Асташин, устав разъезжать по отделениям милиции и выручать любителей стрельбы, волевым порядком отобрал оружие у всех, включая и тех, кто еще ни в чем предосудительном замечен не был. И распорядился впредь выдавать оружие только при наличии веских оснований опасаться за жизнь и здоровье сотрудника, в целях обеспечения безопасности этого сотрудника. Кое-кому удалось получить в распоряжение табельный пистолет и при таких ограничениях. Меня-то с моим женским менталитетом эта страсть вооружаться обошла стороной, и я искренне не могла понять, зачем следователю пистолет. При этом опера у нас ходили без оружия (хотя вот уж кому оружие необходимо жизненно), а следователи щеголяли пижонскими кобурами. Я лично не знаю ни одного случая, когда наличие оружия спасло следователю жизнь, здоровье или имущество; или уголовное дело; а вот случаев, когда следователь поимел от этого неприятности, знаю сколько угодно.
Еще я знаю случаи, когда неприятности выпадали на долю тех, кто оказался поблизости от вооруженного. Как-то давно, летом, когда моя мама с ребенком были на даче и бывший муж проводил там же отпуск, ко мне после работы нагрянули коллеги с гнусным предложением — «по чуть-чуть», мол, у тебя же все равно квартира свободная. Я поддалась на провокацию; поначалу все было довольно чинно и невинно, мы сидели за столом, на котором стояла не только выпивка, но и, подчеркиваю, закуска, и вели светские беседы об искусстве. Как говорится, ничто не предвещало… В разгар обсуждения шансов последних номинантов на «Оскар» один из моих коллег — именно тот, который оказался вооруженным для защиты от преступных посягательств, — вытащил пистолет и стал палить в стену. Двое других моих коллег, которым пистолеты получить не удалось, что их страшно огорчало (видимо, они остро чувствовали свою неполноценность рядом с вооруженным товарищем), привычно легли на пол, закрыли головы руками и выждали так приличествующее время. Я же как хозяйка оказалась в чрезвычайно сложном положении. Воспитание, а может быть, некоторая разница в весовых категориях не позволили мне ни спустить стрелка с лестницы, ни высказать ему все, что я о нем думаю. Поэтому я продолжала сидеть за столом со светским лицом и делать вид, что стрельбы у меня в квартире — ситуация для меня привычная, а потом, с тем же выражением лица, стала веничком выметать гильзы, повторяя, что, вообще-то, дело житейское… А вот когда гости ушли, я всерьез задумалась о том, что я мужу скажу о простреленной стене. Может ли болезненно ревнивый мужчина, вечно недовольный женой, поверить в ее рассказ о том, что сидели с коллегами, вели разговоры об искусстве и вдруг один из гостей ни с того ни с сего выстрелил в стену, да не один раз?.. Без сомнения, в его воспаленном воображении эта бесхитростная история обрастет скабрезными подробностями. Так оно и случилось, муж в знак недоверия немножко потряс меня как грушу, а потом два месяца со мной не разговаривал.