Страница 7 из 11
Разорванная маска – это весельчак Кагосима. Первая встреча с зомби. Принял за людей, обрадовался. Вблизи понял, но было поздно. Хотя, будь у него жабры, наверняка сумел бы отбиться. Но Кагосима был из другого мира. Нетрудно догадаться, откуда приехал человек, который вставляет слово «звезды» в любое ответное стихотворение. Даже когда темой игры был гололед, этот виртуоз выкрутился: «Упал – увидел звезды». Префектура Кагосима, национальный космопорт. Наверное, он неплохо управлялся в невесомости. Но под водой всё равно не мог без маски. А маску так легко сорвать…
Тисима поплыл быстрее. Но ориентир-маска уже развернул карту памяти, заставляя расставить предыдущие флажки. У троих заболела голова в первый день: взбесились импланты-нейрофоны. Решение плыть домой оказалось для них фатальным, потому что скафы тоже взбесились. Но это стало ясно только через день, когда домой собрались Мияги и Акита. Муж пообещал жене подогнать скаф ко входу и поплыл на стоянку. Через иллюминатор в холле было хорошо видно, как он бьется внутри машины, которая вдруг сорвалась с места и унеслась неизвестно куда.
Затем был Окинава, пожилой бизнесмен, решивший доплыть до берега самостоятельно. Они видели в перископ, как его маленькая черная фигурка не спеша выходит из воды на пустой пляж. Потом фигурка начинает метаться, пригибаясь и глядя в небо, бежит к ближайшей скале – и падает, не добежав. Что-то блестящее, словно металлическая летучая мышь, делает круг над телом и исчезает.
Тисима проплыл над светящейся разметкой стоянки. Скафов как не бывало – зомби увели последний два дня назад. С ними машины вели себя смирно. Неудивительно: ведь и зомби, и скафы, и роботы слушаются общего хозяина…
Следующее, более яркое пятно света при приближении распалось на иероглифы. «Отель Саби». Ближе, ближе – и сами иероглифы тоже распадаются на отдельные кусты светящихся водорослей вокруг грота. Дальняя стена подводной пещеры отъезжает, приглашая в шлюз. И возвращается на место.
Он был даже рад, что вода уходит так медленно. Хватит времени, чтобы отогнать воспоминание о Мияги. До случая с математиком они даже не задумывались о том, насколько серьезна эта поэтическая игра в шлюзе. Конечно, в рекламе отеля ее расписывали на все лады: «удовольствие для истинных ценителей ута-авасэ и хайкай-но-ренга», «людям без чувства прекрасного просьба не беспокоиться»… И там же про самую главную достопримечательность – мозг Последнего Мастера в качестве метрдотеля.
Но кто же верит рекламе? Голосовая идентификация – это вполне понятно. Традиция поэтических приветствий – тоже. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят, и они просто следовали здешней традиции. Правда, сразу после приезда Хоккайдо пытался произнести один и тот же ответ дважды в день – но на второй раз Саби выкинул его из шлюза. Остальные посмеялись и решили, что ответы где-то записываются. Так и думали до случая с Мияги – когда стало ясно, что дело не в голосе и не в запрете на повторы.
Вода опустилась до шеи. Тисима вдохнул через рот – и тут же начал икать. Проклятый лягушачий рефлекс, как не вовремя! Он задержал воздух в легких и на медленном выдохе расслабил жабры. Кажется, прошло.
Еще минута. Тисима наблюдал, как в стенной нише на уровне груди появляется каменная фигурка величиной с кулак. Сначала над водой появились лысая голова и посох, потом каменное доги и, наконец, – каменные гэта.
Интересно, что будет сегодня? Тисима мысленно расставил в ряд образы, которые Саби выдавал им в разные дни этого неудачного отпуска. Телефонный звонок жаркой ночью. Безголовый снеговик. Сухие иглы в паутине. Девушка, развернувшаяся во сне к океану. Первая вмятина на новом тюбике зубной пасты. Пересоленный рис. Запах кошки.
Нет, ничего общего. В этом и смысл игры. Остается расслабиться и ждать. Когда вода опустится до щиколоток…
– пробубнил старческий голос. Тисима вздрогнул и уставился на каменную фигурку. Хоккайдо рассказывал, что мозг Последнего Мастера плавает в бронированной бочке с физраствором. Бочка замурована глубоко под отелем. А в этой статуэтке – всего лишь динамик и микрофон. Но всё равно не отделаться от ощущения, что…
А ну их, эти несвоевременные ощущения! Тисима закрыл глаза и повторил про себя трехстишие, произнесенное статуэткой. Образ цветущей вишни заполнил воображение. Сорок секунд тишины. Тисима глубоко вдохнул.
– громко пропел он, продолжая стихотворение до полной танка.
Снова тишина. Тисима посмотрел под ноги. Если ответ не принят, из этих дырок хлынет вода – и вышвырнет его наружу. Вместе со всем уловом.
Нет, не в этот раз. Щелчок – и стена со статуэткой отъезжает в сторону, открывая холл отеля. В дальнем конце коридора зеленеет камуфляжная куртка Хоккайдо.
– Всё в порядке, это я! – крикнул Тисима.
– Где вас носило? – Хоккайдо продолжал держать его в прицеле гарпунного ружья. – Два зомби уже заходили в шлюз. Сегодня они научились давать ответы в четырнадцать слогов.
– Вы сами знаете, что дело не в слогах.
– Знаю. Но уже восемь, а мы договаривались…
– Еда приплыла перед самым рассветом. – Тисима поднял мешок с медузами.
Хоккайдо наконец опустил ружье. Тисима усмехнулся: тоже мне, эколог. Этот худой нервозный парень не нравился ему с самого начала. Как всякий мусорщик, Тисима не любил трепачей-«зеленых». Вместо того чтоб демонстрации устраивать, лучше бы поработали месяц-другой на свалках Тибы. Пользы гораздо больше вышло бы – и для экологии, и для собственного развития.
В последние дни Хоккайдо особенно надоедал со своими политическими речами. Всё началось со споров об искусственном интеллекте, захватившем власть на суше. О том, что это искин, они узнали к вечеру первого дня, когда единственный телевизор в ресторане отеля наконец перестал показывать необъяснимую панику на улицах. Вместо этого пошли более-менее связные репортажи: о взбесившихся машинах, о людях с нейрофонами, превратившихся в зомби, и о других людях, кому эти самые импланты вживляли уже против их воли, когда они попадали в руки зомби первого поколения.
Вещание оборвалось посреди выступления премьер-министра, уверявшего, что ситуация под контролем. После этого экран превратился в сумасшедший стробоскоп, от которого кружилась голова, и они отрубили его. Однако в разговорах с тех пор постоянно возвращались к главному. Откуда он взялся, этот искин? Как преодолел запрет на неорганическую эволюцию, как обошел многослойную систему блоков, вшитых во все программы искусственного интеллекта?
Хоккайдо настаивал, что во всем виноваты военные – благо им всегда позволяли развивать то, что запрещено остальным. Тисима несколько раз порывался спросить, откуда простой эколог так много знает о секретных военных проектах. Но нагнетать подозрительность не хотелось, и он не спрашивал.
Он даже не поделился с экологом своей версией происшествия – ведь это означало бы раскрыть кое-какие темные стороны собственного бизнеса. Из электронного мусора можно извлекать пользу по-разному. Помимо людей, занятых непосредственно сортировкой и переработкой «железа», у Тисимы подрабатывал один старый знакомый, профессию которого «украли роботы», как он сам выражался. Переключившись на взлом искинов, бывший хирург и на свалках практиковался по новой специальности: сканировал всю выброшенную электронику на предмет интересных данных – там попадалась и незатертая порнушка, и финансовые отчеты, и кое-какой компромат посильнее. Этот приятель-взломщик и обратил внимание Тисимы на странные коды, которые стали попадаться в памяти старых принтеров, ксероксов и даже стиральных машин с сетевым доступом.
Сперва Тисима думал о вирусе-шпионе. Но кому надо шпионить в списанных стиралках? К тому же среди этих «вирусов» не было ни пары одинаковых. И тем не менее узнать их было легко: на звуковом дебаггере чужие коды звучали как куски одной мощной симфонии, по сравнению с детским пиликанием собственных программ тех машин, в которых поселились «чужаки». И симфония эта была совершенно дикой…