Страница 61 из 91
Каким бы мало представительным оно ни было в действительности, это меньшинство, тем не менее, ревностно относилось к преимуществам, которые демократическое устройство предоставляло народу; именно в народе была заключена верховная власть и правосудие. Вот почему его воля должна была осуществить одно и распределить другое.
Чтобы создать благоприятные условия для исполнения народной воли, Клисфен или один из его наследников придумали институт, который был применен в первый раз в 487 году, — остракизм: каждый год в шестую пританию экклесия решала, требуется или нет приводить в действие эту меру. В случае утвердительного ответа, приступали к голосованию, для которого использовали в качестве бюллетеня керамические черепки (острака) — откуда сам термин остракизм. Каждый голосующий писал на своем черепке имя политика, которого желал изгнать. Тот, кого выбирало большинство, ссылался из Афин на десять лет, оставляя, таким образом, свободное место соперникам. В течение V века остракизм был применен к множеству влиятельных политических лиц, представлявших меньшинство в обществе, среди которых были Аристид, Фемистокл, Кимон и Фукидид, сын Мелесия, изгнание которого в 443 году предоставило Периклу право управлять Афинами по-своему. Ныне найдены, в основном при раскопках на агоре, более 6000 исписанных черепков, содержащих шестьдесят разных имен, среди которых фигурируют известные люди, подвергавшиеся остракизму. Эти незначительные документы свидетельствуют о силе политической борьбы в Афинах V века и степени просвещенности, достигнутой в среде граждан, где почти все умели писать кистью или граверным резцом. Остракизм вышел из употребления после 417 года, когда стало ясно, что интриги партий подтасовывали законную борьбу.
Роль демократических судов, однако, была значима, как и роль собрания: хозяин своего голоса в суде, человек тем самым становился хозяином всей политической жизни в полисе, как это справедливо замечает Аристотель в своей «Конституции Афин» (IX, 1). Общее понимание демократов выражается лучше всего в возгласах толпы во время печального процесса об осуждении стратегов, победивших при Аргинуссах: «Это возмутительно, если хотят препятствовать народу делать то, что ему угодно». Почтенный Ксенофонт повторил здесь демагогов своего времени («Греческая история» I, 7, 12). Один Сократ, являвшийся тогда пританом, имел твердость до конца отстаивать авторитет закона перед народным неистовством. Но это было напрасно, и афиняне впоследствии вынуждены были жестоко поплатиться за это проявление бесконтрольной ярости, в которой они почти сразу и раскаялись, но было слишком поздно.
Угроза со стороны системы была, очевидно, в непостоянстве и легковерности толпы, которой искусные ораторы могли управлять по-своему, посредством грубых аргументов или поспешных эмоций. Последовательная и постоянная политика почти не могла получить одобрения собрания, если только ее не представлял человек, способный добиться благосклонности толпы и сохранить ее: исключительная заслуга Перикла была именно в способности удерживать это на протяжении почти тридцати лет, в течение которых он довел силу и процветание Афин до апогея. Но это чудо не повторилось, и впоследствии самое богатое из греческих государств пережило упадок и порабощение из-за того, что не сумело принять и поддержать решительную политическую линию. История его столкновения с Филиппом без снисхождения показывает неспособность афинской демократии, в той форме, которую она приняла в IV веке, противостоять серьезной внешней опасности. Тогда как государь Македонии в течение двадцати лет упорно осуществлял свой замысел, используя в зависимости от обстоятельств то хитрость, то силу, умея при случае либо уступить, либо завязать переговоры, чтобы затем немедленно возобновить свое движение к цели, которую он себе наметил, — народ Афин, увлекаемый противоречивыми советами, переходил от равнодушия к тревоге и от тревоги к упадку духом; он хвалился, что полумерами предотвратит опасность, которую соглашался признать лишь наполовину; долгое время он не мог выбрать между опасной дружбой с государем и открытым соперничеством; и когда после стольких лет игнорирования угрозы, которая возрастала против его интересов и независимости, он решился, наконец, дать сражение, это смелое решение пришло слишком поздно и могло привести лишь к катастрофе. Однако, если судить по превосходству средств, которыми они располагали в борьбе против Филиппа, как и в Пелопоннесской войне, Афины с точки зрения логики могли бы восторжествовать, если бы устройство их институтов не приговорило их к бессилию.
Сознавая нежелательные последствия демократии, многие ораторы и философы в самих Афинах стремились противопоставить бессилию и легкомыслию собственного народа серьезность и гражданскую доблесть спартиатов, давших пример незыблемых институтов с тех пор, как в очень далекое время, вероятно в конце IX века, легендарный Ликург составил для своих сограждан ретру, или основной закон, описывающий главные черты системы. Даже если в действительности эти вещи происходили не так быстро и не так просто, как сообщают предания, постоянство лакедемонских институтов в классическую эпоху — установленный факт. Это устройство имело целью предупредить любое изменение, и оно действительно его преупреждало.
Политическая организация Спарты была основана на решающем и исключительном влиянии военного сословия, спартиатов, на периэков и илотов. Эти привилегированные люди сами себя называли равными: единственные имеющие гражданские права, они существовали благодаря лучшим землям Лаконии и Мессении, которые для них обрабатывали илоты. Каждый спартиат собирал доходы с земельного участка, или клера, который был к нему приписан. Воспитывавшийся с детства в строгой коллективной дисциплине, гражданин после своего совершеннолетия продолжал послушно исполнять обязанности: он жил совместно со сверстниками до своего тридцатилетия, имея право только на супружескую жизнь. После тридцати лет он получал большую свободу и имел собственный дом: но он по-прежнему ежедневно принимал пищу с членами своей воинской группы и до достижения полных шестидесяти лет усиленно тренировался. Понятно, что социальное превосходство, постоянно сдерживаемое таким образом, придавало лакедемонским батальонам тактическую и духовную сплоченность, которая вызывала всеобщее восхищение и так часто приносила им победу.
Устройство Спарты соединяло элементы, заимствованные из различных общественных режимов греков: монархии, аристократии, демократии. Два наследственных царя, принадлежавшие к двум семьям, Агиадам и Еврипонтидам, обладали в принципе исполнительной властью. Но их авторитет проявлялся свободно только в военной сфере, и армия в военных операциях обычно шла в бой под командованием одного из царей. Для важных политических решений был создан совет из 28 старейшин, герусия, который разделял ответственность власти и служил Верховным судом справедливости. Геронты, которые в него входили, были старше шестидесяти лет и назначались пожизненно собранием граждан: то, насколько громкими были приветственные возгласы, которыми приветствовали каждого кандидата, позволяло жюри решить, кого из них избрать. Собрание спартиатов, апелла, которое выбирало магистратов с помощью такой же примитивной процедуры, регулярно собиралось, чтобы выслушать отчеты, которые ему должны были делать органы власти государства, и чтобы одобрить решения, которые они предложили: апелла их не обсуждала, а демонстрировала свое согласие с их начальниками, которые могли, таким образом, в трудных обстоятельствах пользоваться моральной поддержкой, оказываемой собранием граждан.
Осторожности, предпринятые в отношении права преемственности двойственной наследственной царской власти, мы обнаруживаем в элементах спартанской системы: совете и собрании, заимствованных у других греческих полисов. Именно в их применении проявляется оригинальность Лакедемона. Апелла на самом деле не могла препятствовать воле магистратов. Все предусмотрено для того, чтобы обеспечить исполнение сильной власти, которая первоначально была в руках двух царей и которую начиная со времени Ликурга герусия делила с ними. Но, кроме того, коллегиальная и ежегодная магистратура, эфоры, играла решающую роль в государстве. Пять эфоров, или «надзирателей», были созданы после Ликурга. Избранные апеллой из своей среды, они надзирали от имени всего народа одновременно за деятельностью царей, которые клялись перед ними управлять по законам, и за соблюдением гражданами традиций в частной и общественной жизни. Ответственные за благосостояние граждан, они обладали всей властью для того, чтобы ее обеспечить собственными решениями без посторонней помощи: наставления магистратам, порицания, различные поощрения. Все трепетало и склонялось перед ними, кто не отчитывался никому, кроме своих преемников в этой высшей магистратуре: впрочем, долгое время они действовали в соответствии с глубинными чаяниями сограждан.