Страница 45 из 91
Таким образом, победитель в играх предстает не только любимцем божества, но и человеком, наделенным исключительными физическими качествами: отсюда обычай после победы посвящать жертву в святилище божества — покровителя соревнований. Однако среди игр, привлекавших к себе атлетов, были такие, чья слава преодолевала границы отдельного государства и распространялась на греческий мир в целом. Четыре из них были особенно популярны: Олимпийские, Дельфийские, Истмийские и Немейские. Блеском своих праздников, достоинствами соперников, встречавшихся там, количеством и разнообразием зрителей они по праву снискали себе славу панэллинских. В честь победителей этих знаменитых соревнований Пиндар составлял торжественные оды, или эпиникии, в которых во всей полноте раскрылся его поэтический гений и которые уже в античности разделяли в зависимости от состязаний на Олимпийские, Пифийские, Истмийские и Немейские. Оставив технический и спортивный аспекты этих игр, мы здесь обратимся лишь к их религиозному значению.
Олимпийские игры в честь Зевса Олимпийского были самыми известными. С 776 года согласно традиционной хронологии, принятой историком Тимеем из Таормины, который расширил использование религиозного календаря, добавив в него олимпиады, эти игры проводились каждые четыре года летом (июль-август). В классический период праздники длились семь дней. С 572 года шефство над играми взяли элейцы, которые доминировали в регионе и которые выбирали среди своих граждан коллегию элланодиков, или «судей греков», занимавшихся организацией игр. Таким образом, панэллинская, то есть открытая для всех греков, церемония находилась под ответственностью одного народа, согласно политико-религиозной концепции, ставившей все в зависимость от полиса. За определенное время до начала игр выбранные представители, спондофоры, отправлялись во все греческие полисы, чтобы объявить о событии. В честь Зевса сохранялось священное перемирие, которое приостанавливало внутренние войны на время олимпийских праздников. Атлеты и все заинтересованные направлялись в Элиду, где их принимали в специальных сооружениях: вокруг святилища на несколько недель строился палаточный город и бараки.
Первый день игр был посвящен жертвоприношениям и олимпийской клятве. Участники соревнований должны были быть свободнорожденными греками, к которым не предъявлялось никаких обвинений. Помимо моральных и политических требований здесь следует усматривать требования религиозные: игры были частью культа, слодовательно участвовать в них мог только тот, кто принадлежал гражданскому сообществу и был чист от всякой скверны. Поэтому варвары, рабы и осужденные исключались. Религиозные предписания запрещали также женщинам входить в святилище и участвовать в соревнованиях: единственное исключение было сделано для жрицы Деметры Хамины, — характерный пример священного характера запретов. Принесение клятвы было особенно торжественным. Оно происходило перед алтарем Зевса Горкия, «хранителя клятв», статуя которого возвышалась в булевтерии (резиденции местного сената): в каждой руке он держал молнию, чтобы поразить клятвопреступников. Над плотью принесенного в жертву кабана атлеты, их отцы и их братья, связанные древней солидарностью семейного клана, клялись соблюдать правила состязаний. Павсаний, предоставивший нам эти сведения, добавляет симптоматическую ремарку: «Я даже не стал спрашивать, что делают с кабаном после принесения клятвы: это правило, установленное с давних времен, что жертва, над которой произносилась клятва, не может быть пищей для человека» (V, 24, 10). У подножия статуи Зевса Горкия на бронзовой плите можно было прочесть поэму из элегических двустиший, описывающую кару, уготованную клятвопреступникам. В случае мошенничества элланодики налагали на виновного огромные штрафы и навсегда запрещали ему участвовать в играх. На средства, полученные от этих штрафов, возводили бронзовую статую Зевса, эти статуи, на местном дорийском диалекте именуемые занами, устанавливались в святилище, неподалеку от входа на стадион, у подножья террасы сокровищницы. Сегодня можно увидеть несколько пьедесталов, на которых они стояли.
Последний день соревнований, которые длились пять дней, был посвящен награждениям. В присутствии огромной толпы, победители, которых называли олимпиониками, выступали вперед, услышав свое имя, чтобы получить награду: простой венок из дикой оливы, перелетенной с листьями священного дерева, которое Геракл, по словам Пиндара, принес из страны гиперборейцев, чтобы вырастить в Олимпии. Эти венки были сложены на роскошном столе для даров, инкрустированном золотом и слоновой костью, сделанном Колотом, учеником и сотрудником Фидия. Этот стол изображен на оборотной стороне памятных монет, отчеканенных элейцами в 133 году до н. э. при императоре Адриане. Для греков не было большей чести, чем олимпийский венок, полученный на глазах у всей Греции в святилище царя богов. Именно об этом говорит знаменитая история, рассказанная Цицероном в «Тускуланских беседах» (I, 46, III) о Диагоре и лаконийце. Диагор с Родоса, знаменитый кулачный боец, победил в Олимпии, его успех был отмечен Пиндаром в седьмой «Олимпийской оде». Постарев, он имел счастье увидеть победу двух своих сыновей. «Один лакониец подошел к старику и поздравил его: “Умирай сейчас, Диагор, сказал ему он, поскольку большей радости тебе не видать!”… Автор этих строк подразумевал, что произвести на свет троих олимпиоников было исключительной честью для семьи и что Диагор искушает судьбу, оставаясь в живых».
Так, желание славы, восхвалений, чувство национальной гордости и искреннее почтение по отношению к божеству — все в совокупности разжигало пыл соперников. Зрителей же одолевало любопытство увидеть вблизи известных людей, поскольку среди атлетов были писатели, философы, риторы и художники, которые, используя стечение народа, представляли свои произведения на публичных чтениях или пытались получить заказы. Оживленность, суматоха, торговые сделки непременно сопровождали спортивные состязания и священные церемонии. На священной территории Алтиса, посвященного Зевсу, говорили на всех греческих диалектах. Зеваки высматривали какого-нибудь известного гостя — Фемистокла, Алкивиада, Платона, о приезде которых в Олимпию знали точно, или других, о чьем прибытии не сообщалось. Геродот читал там свою «Историю» под аплодисменты собравшихся, которые, по свидетельству Лукиана, назвали девять книг произведения именами девяти муз. Софист Горгий из Леонтини вызвал восторг своим красноречием, и в память об этом его внучатый племянник воздвиг статую, которую позже мог узреть Павсаний. Совместно проживая в течение нескольких дней, участвуя в одних и тех же жертвоприношениях, в равной степени волнуясь за участиников, люди со всех концов греческого мира лучше узнавали друг друга. Несмотря на различие интересов и на столкновение амбиций, свойственных разным городам, они осознавали свою глубокую солидарность. Это было конкретное выражение самого понятия об эллинизме. Это чувство значительно усиливалось во время таких крупных регулярных религиозных сборищ, которые греки называли панегириями. Именно об этом великолепно сказал Исократ, великий афинский ритор IV века, в своей речи, которую он произнес в 380 году по случаю сотой Олимпиады и которую поэтому называют панегириком: «Заслуженно хвалят тех, кто учредил общеэллинские празднества за установленный ими обычай заключать всеобщее перемирие и собираться вместе, чтобы, свершив обеты и жертвоприношения, мы могли вспомнить о связывающем нас кровном родстве, проникнуться друг к другу дружелюбными чувствами, возобновить старые и завязать новые договоры гостеприимства. Собравшись вместе, эллины получают возможность приятно и с пользой провести время, одни — показывая свои дарования, другие — глядя на их соперничество, причем все остаются довольны: зрители могут гордиться тем, что атлеты ради них не жалеют сил, а участники состязаний рады, что столько людей пришло на них посмотреть»[24].
Другие крупные панэллинские игры были поводом для подобных панегириев. Пифийские игры в Дельфах были основаны в честь Аполлона после первой священной войны в 582 году. Постепенно они дополнялись теми же атлетическими состязаниями, что и в Олимпии. Но их своеобразие заключалось в том, что существенное место отводилось музыкальным соревнованиям, традиция которых в Дельфах была очень древней: известно, что Гомер и Гесиод хотели принять участие в этих соревнованиях, но были исключены: один — поскольку был слепым и не умел играть на кифаре, другой — поскольку, будучи отличным поэтом, не достаточно хорошо аккомпанировал себе на кифаре. История рассказанная Павсанием, скорее всего недостоверна, однако она отлично показывает, что Аполлон, бог искусства, проявлял одинаковый интерес и к музыкальными композициями, и к атлетическими соревнованиями.