Гонцы смерти

— Поздравляю! — улыбнулся Виталик. — Я рад и даже завидую.

Они чокнулись и выпили по третьей. Станкевич сделал Виталику бутерброд с икрой.

— Людка давно в меня влюблена, мы с ней вместе работали, если ты помнишь, имели пару раз близость, но никаких серьезных отношений не возникало. Элка к ней почти не ревновала. Я, сам знаешь, тяжело пережил разрыв с женой и, честно говоря, не собирался связывать себя узами нового брака. Но, поразмыслив, решился на этот шаг, прежде всего, чтобы не потерять ее. Она человек серьезный, и у нас все быстро закрутилось. Такие вот пироги. А кроме того, хочу навсегда избавиться от Эллы, она звонит каждый день, требует встречи, и я знаю, чего она хочет. Но я не хочу ее больше видеть. Какие-то деньги, может быть, и дам на первое время, а дальше пусть идет вкалывать, я сделал для нее много, ты знаешь. Кстати, по поводу секретарши. У меня есть на примете один человечек, я вас познакомлю, могу прямо завтра, если хочешь. Я ничего не навязываю, у меня с ней никаких отношений не было, решай сам. Если тебе дама не понравится, я возьму ее на работу в банк. Она энергичная, пробивная, моторная, эффектная, умная, все хватает на лету, одинокая, ее зовут Вика, она работала референтом у академика Басова в его НИИ, у них там сокращение штатов, а отношения с директором вдруг не заладились. Она остра на язык и, как всякая баба, может сесть на шею, коли позволишь. Но если держать на коротком поводке, то лучшей секретарши и придумать трудно, она будет делать всю черновую работу, и весьма неплохо. А куколку и Анжелу я тебе брать не советую, не та квалификация и не тот уровень. Да и вообще, тебе придется на время забыть о посторонних девушках, возвратиться в семью и вести положительный образ жизни, — рассмеялся Станкевич. — Сам понимаешь…

— Это да, — улыбнувшись, тяжело вздохнул Виталик.

— А Вику посмотри, поговори. Я знаю, что в администрации есть свои кадры, но опасно брать непроверенную даму. Хотя надо с Людой переговорить, она там всех знает и подскажет.

Станкевич открыл токайское, разлил по бокалам.

— Сейчас принесу жареный миндаль, с ним очень вкусно!..

Он снова вышел, оставив Санина одного. Бокал Геника стоял напротив, и судьба давала ему еще один шанс, чтобы свести счеты со старым Хозяином, но его реплика о личной доле Виталика в трех пакетах акций, которые сделают Санина устойчивым европейским миллионером, пролила животворный бальзам на душу, и если он отправит желтолицего на тот свет, то не получит обещанной доли и не станет миллионером. Поэтому Санин лишь провел ладонью по карманчику жилета — яд был на месте — и решил: пусть остается до лучших времен. Его всегда можно будет пустить в ход.

Он не знал, что через открытую дверь балкона за ними наблюдают, ведут фрагментарную видеосъемку, записывая и весь разговор за столом. Съемки велись с чердака соседней дачи, хозяин которой оказался близким другом Поздеева, следователь легко с ним договорился, взяв слово сохранить все в тайне. Поэтому манипуляции вице-премьера с ядом не остались бы незамеченными, а может быть, были бы и засняты, поэтому нерешительность Виталика сыграла ему только на руку.

Денис, снимая их беседу на пленку и слушая разговор, хмурился, потому что пока ничего криминального в этой милой болтовне не было. Ни одного намека о Шелише, об аппарате Володина. Милый светский треп. Лишь один раз промелькнуло упоминание о внебрачных связях Санина, но для такого эффектного мужика это только в плюс. В гостиную вернулся Хозяин, и Денис снова стал снимать их разговор. Мешала штора, которая перекрывала пол-лица вица-премьера, но Денис и ракурс избрал такой, чтобы видеть прежде всего Станкевича, он больше всего интересовал дядю и Турецкого.

Мужики неспешно выпили, и Санин посмотрел на часы.

— Сегодня вечером тесть грозился заехать и поздравить, — проговорил, оправдываясь, вице-премьер.

— А мы в принципе все обговорили, — неестественно улыбнулся Станкевич. — А самое главное — ты принял мои извинения и глупая ссора забыта. Давай как-нибудь посолиднее поужинаем, чтобы обговорить первые шаги по утоплению этой программы деприватизации. Шелиш и составлял ее, чтобы пырнуть меня вилкой в бок, а получилось наоборот. Я сегодня же созвонюсь с нашими друзьями-экспертами, приглашу их, а ты привезешь мне экземплярчик. Приезжай с Натальей, Люда уже будет жить здесь, отпразднуем помолвку, познакомим жен и, как в старые времена, будем дружить домами. Договорились?

Виталик улыбнулся, развел руками, поднялся.

— Вот и чудненько! — поднялся и Станкевич. — Привет тестю! Я ему как-то английский спиннинг обещал, скажи, приятель из Оксфорда поедет анализировать эту галиматью и прихватит, так что через недельку он у него будет.

— Передам! Тем более что его на пенсию отправляют, пригодится. Ну пока!

Они обнялись, поцеловались, как в прежние времена, точно никогда и не ссорились.

Из-за любовного пыла, внезапно настигшего Станкевича, он совсем забыл о Тюменине, которого не видел уже два дня. Физик почти не появлялся в гостиной, спускаясь лишь к себе в лабораторию. Работать он предпочитал по ночам, а первую половину дня отсыпался. Завтракал и обедал Миша изредка на кухне, а чаще у себя в комнате, и эта обособленность ученого тревожила Хозяина. Кто знает, какие опасные мысли завелись в его голове и на что он может решиться.

Геннадий Генрихович, проводив Санина, поднялся к нему, постучал. Тюменин впустил его, удивившись его появлению.

— Как самочувствие?

— Нормально. — Тюменин присел к столу, на котором лежал один из технических журналов. Физик хмуро смотрел в сторону, стараясь не встречаться взглядом со Станкевичем. Геннадий Генрихович, не дожидаясь приглашения, прошел в комнату, сел в кресло. Неделю назад они договорились, что Тюменин «посадит» двух «микроклопов» в швейцарские часы. Одни Хозяин подарит Санину, а другие, женские, Вике. Снимать информацию с этих «микроклопов» можно будет, находясь за пределами «Белого дома». Таким образом будет установлен контроль и за Виталиком.

— Как часики? — спросил Станкевич.

— Готовы. — Миша вытащил их из стола.

— Ты их проверял?

Тюменин кивнул.

— Прекрасно. Что такой хмурый, Миша?

— Не знаю. Сплю плохо. Четыре часа, больше не удается.

— У меня есть хороший врач, хочешь, Кузьма тебя свозит? Могу и сюда его пригласить, — предложил Геннадий Генрихович.

— Ни к чему, — пробурчал физик. — Надо содовые ванны попринимать, мне помогает.

— Какие проблемы?

— Никаких.

Разговор не клеился.

— Ты собирался родителей повидать. Съезди.

Тюменин взглянул на Станкевича, и тот даже вздрогнул, столкнувшись с его взглядом: жуткая, почти нечеловеческая тоска отражалась в нем.

— Сейчас пока не хочу, — неожиданно сказал Миша.

— Чего?

— Позже.

Тюменин что-то хотел спросить, но так и не спросил.

— Деньги я перевожу аккуратно, — напомнил Станкевич. — Показать платежки?

— Не надо. У меня тут одна идея возникла, — заговорил Тюменин. — Можно вдвое увеличить расстояние, на котором будет действовать аппарат. Сейчас где-то около километра, девятьсот семьдесят метров, а можно увеличить вдвое. Меньше хлопот.

— Это хорошо! — загорелся Станкевич.

— Мне пока все равно нечем заниматься. Могу сделать. Мне пару дней понадобится.

— Гениально! — похвалил Хозяин.

— Тогда мне аппарат понадобится.

— Ты хочешь прямо сегодня заняться?

— А чего откладывать.

— Сейчас принесу.

Станкевич сходил, достал из сейфа аппарат. Уже подходя к комнате физика, он на мгновение остановился: слишком странно ведет себя Тюменин, а заполучив эту смертоносную штуку, он спокойно сможет отправить на тот свет их с Кузьмой и покончить с собой. Все гении с приветом, а смерть Шелиша крепко подкосила изобретателя: хлипкий он оказался. Но тогда Тюменина надо кончать сейчас, а Кузьма, которого Геннадий Генрихович заставил спешно научиться управлять аппаратом, еще неуверенно себя чувствует. Хотя Кромина по указаниям Миши к инсульту привел он. Но нужно еще хотя бы парочку таких ликвидаций, и Тюменина можно будет отправить «отдохнуть» на Гавайи или в Женеву, куда физик рвался посидеть в библиотеке и где люди Билла его тихо, без шума уберут. Сейчас рано.