Гонцы смерти

— Я разберусь с этим, — хмуро сказал Хозяин. — А память к этому когда вернется?

— Не скоро. Тут уж я ударил точно. — Он помолчал. — Хочешь, вообще его уберем?

— Пока не надо, — обронил Хозяин. — Так только взбудоражим их осиное гнездо.

— Они и без того не успокоятся. Я Грязнова знаю, у него шило в одном месте.

— Ничего, мы им подкинем работенку.

— У тебя пожрать есть?

— Посмотри в холодильнике, — кивнул Хозяин.

Кузьма поднялся, прошел на кухню, открыл холодильник. Вытащил ветчину, маринованные огурчики, горчицу, хрен, оливки, сыр, взял баночку анчоусов, пару литровых банок «Факса» и пару маленьких бутылок пива «Хейнекен».

— Ты жрать будешь? — крикнул он из кухни.

— Тащи все сюда!

— А они, сволочи, пловешник делали, — вкатывая в гостиную сервировочный столик, сообщил Кузьма. — Что-то мы с тобой совсем захирели в последнее время. Жрем эту гадость, по ресторанам шляемся. Давай сегодня на даче шашлычок заварганим?

— Кто мешает? Да и Тюменина надо порадовать.

— Девочек кликнем, — добавил Кузьма.

Хозяин промолчал. Он выглядел чуть моложе Кузьмы. Длинное узкое лицо со светлой спортивной челочкой набок. В детстве волосы были совсем белые. С голубыми глазками он выглядел на детских фотографиях нежным херувимчиком. Им все умилялись, фоторепортеры снимали на обложки журналов. С возрастом волосы немного потемнели, лицо удлинилось, голубизна выцвела, и от херувимчика не осталось и следа. Пропало и обаяние, а кожа на лице после перенесенного полгода назад гепатита приобрела странный желтоватый оттенок, что отталкивало всех при первой встрече. Станкевича за глаза так и начали звать: желтолицый. Но в отличие от Кузьмы, в облике которого проглядывали явные азиатские черты, его визави можно было принять за литовца или поляка. Рослый, крепкий, похожий на клубного баскетболиста, Геннадий Генрихович легко срывал заинтересованные взгляды слабого пола. Кузьма и ростом был пониже и выглядел пожиже.

— Так как насчет девочек, Геннадий Генрихович? — усмехнулся Кузьма.

— Может быть, может быть, — помолчав, проговорил Хозяин. — Ты же знаешь мое отношение к шлюхам.

— Но разговляться тоже надо, — агитировал его Кузьма. — Извини, но я твоей хандры не понимаю. Когда меня жена бросила, я был счастлив до опупения. Тут же обзвонил всех своих баб и целую неделю наслаждался разнообразием тугих попок, сосков, бедер, ах, как это хорошо!

Он даже крякнул от удовольствия, густо намазывая горчицей кусок ветчины и поливая ее сверху белым хренком. Потом бросил две половинки огурца, капнул на них кетчупом, взял пучок петрушки. Облизываясь, Кузьма заглотил тонкогубым ртом половину большого бутерброда и, громко причмокивая, стал жевать, мощно двигая скулами, как жерновами, наслаждаясь вкусом и морщась от злого хрена, запивая все это большими глотками баночного пива. Хозяин радостно-удивленно смотрел на него. Кузьма открыл вторую банку «Факса» и мгновенно влил в себя почти половину.

— Сколько слушаю это ребячье причмокивание, столько лет восхищаюсь твоим животным азартом, — улыбнулся Геннадий Генрихович.

— Когда ешь, надо причмокивать, тогда вытягиваешь прану из пищи, — философски заметил Кузьма.

Геннадий Генрихович с грустью улыбнулся.

— Я понимаю, вращаясь в президентских сферах, ты ноленс-воленс был обязан соблюдать глупый этикет. Вилочка, нож, не жрать, а делать вид, что жрешь, дабы вести непринужденную светскую беседу. Ты на виду, газеты, телевидение, всегда опрятный, подтянутый, приклеенная улыбочка на губах, приветливый, как бабий сентябрь, ласкающий взоры безупречностью манер, как же, Геннадий Станкевич, первый помощник Президента, все только и ловят его умное доброе слово. Ах, ах, вот и журналисточки бросают на него свои жадные взоры, воображая, каков он в постели, этот лощеный, европеизированный Станкевич, пахнущий Диором и предпочитающий однотонные галстуки и обувь от «Саламандер», — почти без пауз, театрально комментировал Кузьма и весьма ловко вел азартный монолог, за ним водились недюжинные актерские способности, за этим суперкаратистом, обладателем черного пояса, удар которого обладал столь стремительной силой, что валил с ног полуторацентнеровых бугаев. — Кое-что, конечно, перепадало и мне, как охраннику, и я кое-кого успевал потискать на даче за упругие попки, но теперь-то все в прошлом, Гена, теперь ведь и тебе не нужно быть мальчиком комильфо, теперь ты высоко взлетел, хоть и редко мелькаешь по «ящику». Можно расслабиться, почмокать, понежиться в ласковых нежных ручках настоящей двухсотдолларовой шлюшки, опыт которой ни в какое сравнение не идет с твоей закомплексованной и честолюбивой бывшей женушкой. Ну скажи, Гена?

— Цицерон, — хмуро обронил Станкевич.

— Да брось ты, посмотри на меня! Я знаю, что могут пристрелить в любое время, захомутать, упечь в Бутырку, поэтому и пользуюсь жизнью, как подлинный Гаргантюа. А вы, мессир, чего ждете? Запасного варианта не будет! — Кузьма сделал еще один гигантский бутерброд и, причмокивая, съел, облизав потом пальцы.

— Машину вернул? — спросил Станкевич.

Его собеседник кивнул.

— Все в порядке, — добавил он. — Номера поменяли, я ему кинул стольник, чтобы он сменил колеса, а эти выбросил на свалку. Легенду знает. Я думаю, вряд ли они начнут копать. Парнишка очухается, они выпьют и не станут поднимать бузу.

— У этих одна радость, разгадать очередную головоломку, — заметил Станкевич.

— Все нормально, — ответил Кузьма, допивая пиво. — Должно быть нормально. Фирма веников не вяжет.

— Я узнал, наш друг завтра с утра на даче, и завтра там надо все провернуть, — выдержав паузу, произнес Станкевич.

Кузьма насторожился, с лица слетела легкомысленная ухмылка, он задумался, потом бросил испытующий взгляд на босса.

— Ты все окончательно решил? — спросил охранник. — Мне отмщение и аз воздам!

— Не пори чепуху! — оборвал его Станкевич.

— Ой ли? — смеясь, сощурился Кузьма, но глаза резали собеседника как бритвой.

— Хватит, я не люблю твои пикировки, когда речь идет о деле! — сурово отрезал Станкевич, и Кузьма смахнул с лица ядовитую улыбку.

— Что ж, так и сделаем. Так где ужинать будем? — посерьезнев и поглощая анчоусы, спросил он. — На даче, по шашлычку?

— Ну и прожорливый ты, братец! — усмехнулся Станкевич. — Шашлыки-то не разучился делать?

— Спрашиваешь! — радостно отозвался Кузьма. — А девчушек берем?

— Никаких девчушек, пока все не сделаем, — твердо заявил Геннадий Генрихович. — Потом дам тебе денег, чтоб ты осеменил пол-Москвы. Договорились?

— Я знаю, знаю, ви хочете из меня вырастить импотента, — с еврейским акцентом и гнусавым, жалобным голоском, тряся головой, как идиот, выговорил Кузьма. — Яхве не простит вам такой потери, господин Станкевич!

Зазвонил телефон. Станкевич недовольно посмотрел на него, помедлил и взял трубку.

— Я слушаю… Привет…

Кузьма поднялся и вышел на кухню. Он соблюдал политес: по возможности при разговорах шефа не присутствовать или хотя бы делать вид, что они его не касаются, хотя у Станкевича от него никаких тайн никогда не было. Во всяком случае с тех пор, как они познакомились и подружились. В этом плане Хозяин, несмотря на всю расчетливость и подчас жестокую логику своих поступков, ценил отношения с Кузьмой. Дважды он вытягивал его из тюрьмы. Первый раз помощник Президента спас его, когда Кузьма совершил наезд, сбив старушку, переходившую дорогу. К счастью Кузьмы, старушенция отлетела на газон и отделалась легкими ушибами. Но свидетелей было много, и могли года два дать, однако деньги решили исход дела: потерпевшая заявление писать не стала, а сержант, получивший пару тысяч долларов, написал в рапорте, что виной ДТП была подслеповатая гражданка, переходившая дорогу в неположенном месте, хотя наезд произошел в двух метрах от «зебры».

Вторая история оказалась посложнее: Кузьма в кафе застрелил одного пьяного авторитета из Казани, приехавшего покутить в Москву. Опять же нашлись свидетели, которые видели, как Кузьма стрелял, и описали его словесный портрет. В криминалистической лаборатории московской милиции Грязнову составили фоторобот, и он быстро вышел на Кузьму. Его даже засадили в Бутырку, где он отсидел неделю. Дело осложнялось тем, что Кузьма до стрельбы принял полкило коньяку и «Макарова» имел незарегистрированного. Но за тысячу долларов парочка, сидевшая в кафе, со слов которой был составлен фоторобот, не только при предъявлении не опознала Кузьму, но и вдруг резко изменила показания, прибавив к фотороботу ряд ярких черт, не совпадавших с внешностью Кузьмы, а Станкевич, не боясь запачкаться, хоть и был тогда депутатом Госдумы, показал на допросе, что его помощник Виктор Кузнецов в тот вечер находился с ним в Думе, тот есть имел полное алиби. Тогда против Станкевича еще никто открыто, даже прокуратура и милиция, выступать не мог, побаивались его связей и напора. Правда, и Грязнов ничего перепроверять не стал: застрелили матерого бандита, находившегося в федеральном розыске, а по логике Грязнова: мертвый бандит лучше живого. Естественно, что и деньги на взятки давал тоже Станкевич, поэтому Кузьма знал: Хозяин сделает все, чтобы его выручить.