Гонцы смерти

— Подслушка, — прожевав плов, включился в разговор Реддвей. — Могла быть подслушка.

Турецкий бросил на Питера напряженный взгляд, наблюдая, как смачно американец пожирает ароматный плов, не дожидаясь, пока хозяева сядут за стол, и согласно качнул головой.

— Питер прав! — согласился Турецкий. — Но что это значит, мой друг? — похлопав Реддвея по плечу, проговорил Александр Борисович. — Думаю, не нами из высоких преступных сфер интересуются, а тобой, милый друг! Нами интересоваться некому. У меня сейчас никакого дела в производстве. Подчищаю старые хвосты. А удар по затылку проходит по классу шпионов или высокой мафии.

— Зачем я вашей мафии? — недоуменно пожал плечами Питер. — Шпионы, может быть. Я недавно Саше говорил, что в Москве много всяких агентов болтается. Иран, Ирак, Китай, — стал загибать пальцы Реддвей, — не говоря уже о старых европейских и американских школах.

— Денис парень смышленый, видимо, углядел подозрительную машину за забором, которая долгое время стоит без движения, у него, естественно, как у нормальной гончей, закралось подозрение, и он решил проверить. Из-за чего и получил большой привет целенаправленно по затылку, — развивал свою догадку Турецкий, не забывая разливать водку по рюмкам. — Он, правда, заскочив в парную, сказал, что в Питера стреляли. Я не отреагировал, потому что звука выстрела не слышал. Питер, ты ничего не почувствовал?

— Не знаю, — Питер, съев первую тарелку, с блаженством отвалился на спинку стула. — У него талант, — Реддвей кивнул на Дениса. — Я такой плов давно не ел, наверное, два года! За мальчика! Ему надо открывать свое бистро и назвать его «Плов». «Плов от Грязновых». Я расскажу об этом своим друзьям в Европе и Америке, и это будет большой бизнес. За талант кулинара!

Питер достал «Поляроид».

— Пока все не съел, хочу запечатлеть это роскошное блюдо, — восхищенно проговорил он, уже нацеливаясь объективом на стол, но Славка неожиданно выхватил у Реддвея аппарат, схватил линейку и, не сказав никому ни слова, убежал на улицу.

— Я не понял! — обиженно промычал Питер, взглянув на Меркулова.

— Надо протекторы на снегу сфотографировать, — пояснил американцу Костя. — Чтоб сукиных сынов найти!

— А-а… — закивал Питер. — Но почему не сказать об этом? Дай мне аппарат, я хочу сфотографировать следы протекторов. У нас говорят.

— У вас в обществе все-таки преобладает вторая сигнальная система, — заметил Турецкий. — А у нас не все еще на нее перешли. Процесс трудный, болезненный.

Денис тупо сидел за столом, изредка морщась и трогая рукой затылок.

— Тебе надо, приятель, в больницу сходить, — посочувствовал ему Меркулов. — Так что, выходит, кто-то нас подслушивал? — Он выразительно посмотрел на Турецкого, потом на Питера. — Многие знали о твоем приезде?

— Да, многие, — кивнул Питер. — Я здесь с чисто дружеским визитом.

Вернулся Грязнов, бросил фотографии на буфет изображением вниз, чтобы они допроявились.

— Если ФСБ, то ей вроде бы ни к чему… — начал Костя, но Турецкий его перебил:

— К чему, к чему. Мы несколько раз им кукиш показали, и теперь, заботясь о чести мундира, они рвут и мечут, боясь, как бы мы снова не обошли их на повороте. А тут Питер. Да такая троица, как мы, уединяется с ним в бане. Явно, разговор будет жутко секретный. Фомин все локти себе обкусал! — На этих словах Питер, внимательно слушавший Турецкого, вдруг приоткрыл рот, посмотрел на свой локоть и даже попробовал его куснуть, что несказанно развеселило Дениса. — Я вообще удивляюсь, почему одна машина за воротами стоя…

Турецкий вдруг на полуслове оборвал фразу, приложил пальцы к губам и жестом приказал всем искать «жучка». Через полчаса они выудили одного электронного «клопа», спрятанного в люстре — прямо над столом, другого отыскали в предбаннике. Причем второго безошибочно вычислил Питер. «Жучок» был спрятан прямо в деревянной обшивке в специальной капсуле, сымитированной под раскраску сучка. Работа с ним была проделана столь искусно, что все молча несколько минут рассматривали «клопа». Александр Борисович долго кружил вокруг баньки, лазил вдоль забора в поисках пули, но ничего не нашел.

— Да, ребята, — присвистнул Турецкий. — Это не бандиты! У них и денег таких нет.

— Это швейцарский «клоп», — рассматривая его, объяснил Питер. — Стоит пять тысяч марок. Богатые у вас эти… антидрузья.

— Недруги! — поправил Турецкий.

— Это все равно, — отмахнулся Питер.

— Кому все равно, а кому не очень, — сердито отозвался Александр Борисович. — Не хотел бы я иметь таких недругов.

Грязнов, увидев электронных «клопов», впал в ярость, заявив, что завтра же поднимет скандал. Начальника МУРа прослушивают!

— Врио начальника, — язвительно пропел Турецкий. — Бедный Грязнов, он хочет, чтоб родной «Московский комсомолец» его пожалел. Вот, мол, мафия до чего дошла: лезет в семейные тайны МУРа.

— А я скажу, что это ФСБ! Пусть они оправдываются, проводят служебное расследование! — заявил Грязнов.

— Ковалев, услышав твое заявление, тут же подаст в отставку, — усмехнулся Александр Борисович. — Ты его так напугаешь своими подозрениями.

— Ну а что делать?! — все еще кипятился Грязнов. — Племянника долбанули, плов нам сорвали. — Он ухватил кусок мяса из тарелки и сунул в рот. — Надо разогревать. «Клопов» опять же понаставили, что, утереться прикажешь?

— А с чего ты взял, что это ФСБ? — удивился Турецкий.

— Ты же сам только что утверждал, что она зуб на нас имеет, — не понял Грязнов.

— Иметь-то имеет, но у них дисциплина получше, чем в МУРе, — поддел Турецкий Грязнова. Александр Борисович поддевал Славку беззлобно, но именно такой ласково-снисходительный тон еще больше распалял первого уголовного сыщика столицы. — Поэтому без согласования они вряд ли полезут, а начальство такого разрешения, естественно, не даст. А потом, они нищие, как церковные крысы. И «клопами» такими вряд ли станут разбрасываться. Посему ФСБ тут ни при чем.

— А кто тогда? — не понял Денис, мало-помалу начинавший вникать в то, что случилось.

— А ты думай — кто! — нахмурившись, ответил Турецкий. — Разогрей лучше плов, иначе Костя сейчас съест тебя, а заодно и нас проглотит в придачу. Да и Питера жалко, он что, сюда преступников ловить приехал?!

* * *

Через два часа дикие вопли парильщиков уже звучали в большой четырехкомнатной квартире у Никитских ворот в Хлебном переулке. Посредине гостиной стоял низкий стол, окруженный двумя мягкими диванами и двумя креслами. Прослушав запись, Хозяин, сидя в большом кресле и потягивая сухой мартини со льдом, довольно улыбнулся, перекрутил на начало и нажал кнопку записи, чтобы стереть ее.

— Как же вас засек этот парнишка? — хмурясь, спросил он. — Тебе, Кузьма, такие вещи непростительны.

— Глазастым оказался, чертенок! — поморщился Кузьма. — Они выскочили из парной, стали орать, как идиоты, момент, сам понимаешь, был слишком удобный, чтобы его пропустить. А этот грязновский выкормыш тоже вышел, чтоб поглазеть. Ну и… Но я свою возможность не проморгал. Просто досадное совпадение, — вздохнул он.

Худой и жилистый Кузьма нервно курил, сидя напротив хозяина и морща лоб. По скуластому лицу, жесткой щетинке рыжеватых усов трудно было определить его возраст. Больше сорока не дашь. В раскосых светло-голубых глазах, вокруг которых постоянно собирались тонкие морщинки, уже накапливалась усталость. Как любил говорить Хозяин, это были печоринские глаза. Когда Кузьма смеялся, они не смеялись и зорко ловили каждый жест собеседника. Кузьма взял свою банку с «Факсом», сделал глоток, хищно облизнулся.

— Но мы чуть не провалились из-за другого, — процедил он. — Твой знаток медицины пообещал, что капли крови не будет, что мазь на пуле ее сразу же замажет. А кровь была. Капель пять, шесть, семь, я не считал, но пролилось, и этот звереныш их засек. Хорошо еще, что он тут же побежал в парную проверять, что случилось, и я, рискуя своей шкурой, перемахнул через забор и этот снежок загреб. Вот он. — Кузьма небрежно бросил на стол полиэтиленовый пакетик со снегом и каплями крови. — Представь только себе, если б этот хорек Турецкий капельки увидел?! Они бы быстро нашли и наш подарочек. А так будем надеяться, что проскочили. Бум надеяться…