Вестник

Рональд обернулся. Против света Райн не видел его лица:

— Извини, хочется подышать свежим воздухом.

— Знаешь, Алекс, потом поведу я. И нам пора поговорить.

Тот в ответ скривился, но спорить не стал. Тэйси подцепил его за локоть и подтолкнул к входу в кофейню.

Внутри пахло сдобой и старыми книгами. Тихо шумели посетители, тихо играла музыка, половина столиков была занята — словно они оказались в центре города, а не посреди забегаловки «Одуванчики» на полуночном шоссе. Кое-как пристроившись у полукруглой стойки, Алекс предоставил Тэйси делать заказ и флиртовать с официанткой.

Минутой позже он понял, откуда взялся этот пыльный, бумажный запах. Позади сидела разновозрастная компания, составляющая три четверти посетителей кофейни — они то и дело переговаривались, восклицали, менялись местами за столиками. Вокруг громоздились чашки и альбомы с фотографиями. Алекс облегчено вздохнул. Похоже, их с Рональдом занесло на затянувшуюся семейную встречу. По крайней мере, в этом объяснении имелся смысл, а как раз смысла и объяснений ему очень не хватало в последнее время.

Он постарался собраться с мыслями. Нужно придумать достоверную историю для Тэйси. Врать старику бесполезно, сразу поймет; отвлечь внимание, но на что? На что угодно, лишь бы выиграть несколько дней, прежде чем Рон додумается упечь его в дурку. Хотя, может статься, это будет наилучшим вариантом.

Тэйси явно не собирался засиживаться в кофейне. Официантка проворно упаковала их заказ, не переставая коситься на Алекса. Еще пару недель назад он не удивился бы; сегодня лишь сделал пометку в уме — не пить антидепрессанты «на глазок». Или не превращаться в помешанного.

Именно это злило его больше всего. Он с поразительной четкостью осознавал всё, что с ним происходило, и не питал иллюзий насчет того, в чьей голове завелась белая мышь. Но прочитав с десяток книг по психологии и психиатрии, он так и не нашел, куда бы ему приткнуться среди нестройной шеренги циклотимиков и шизофреников. Паскудная белая мышь без конца исполняла победный танец у кромки сознания и задергивала шторку…

Мысли разбредались, яркий свет и люди мешали сосредоточиться на себе. Алекс заметил, что Тэйси успел расплатиться, и поспешно вылез из-за стойки. Спиной к нему, едва ли не приплясывая, двигалась девочка-подросток. Еще шаг — и она налетит на угол неровно сложенной стопки альбомов. Скрипнул столик, с хлопающим шелестом десятки фотографий разлетелись по кафельному полу. Девочка охнула, бросилась собирать карточки. Мгновенье спустя Алекс обнаружил, что усердно помогает ей, несмотря на раскатывающуюся по черепу боль.

Некоторые фотографии были настолько старые, что больше походили на выцветшие рисунки, выведенные на плотной бумаге. Он аккуратно складывал их одну на другую, пока не получилась толстая пачка. Последней легла подпаленная карточка с двумя летчиками — за их головами виднелся накрененный английский биплан. Подпись в углу добавляла, что шел декабрь тысяча девятьсот четырнадцатого года. Да чего жизнерадостные улыбки у ребят. У одного глаза такие светлые, что даже с вытравленной временем картонки он смотрит, словно слепой. У второго было лицо Алекса Райна.

Алекс не знал, как долго просидел на полу, таращась на пожелтевшую фотокарточку. Кто-то осторожно потрогал его за плечо, и он вскинулся, заставив отпрянуть сидевшую рядом девочку. Удивительно, что она не бросилась прочь в слезах. Меньше всего он хотел пугать ее, но ему нужно было задать вопрос. Могло ли мироздание посмеяться над ним в столь чудной манере, сведя в случайной забегаловке с еще одной порцией родни?

Девочка встревожено заглянула ему в лицо: — Вам нехорошо?

Да, ему было нехорошо. Алекс снова посмотрел на фотографию.

«Даже хуже, чем я думал».

На карточке улыбались двое пожилых летчиков. Ни у одного из них не было светлых глаз. Ни один не походил на Райна.

Алекс вернул девочке фотографии и молча вышел из кофейни.

Рональд догнал его возле машины. Дождался, пока он разблокирует замки, затем выхватил ключи и уставился в упор, словно сова. Райн не собирался спорить. Хлынул дождь. Вибрирующая спица в затылке начала медленно истончаться, но он по-прежнему чувствовал себя, будто после обморока. Рональд забрался в салон проверить хорька. Путных мыслей не было. Алекс покорно уселся на пассажирское кресло и пристегнул ремень.

Через минуту Тэйси устроился рядом, сунул ему в руки горячий картонный стаканчик с кофе и завел мотор. — Рассказывай.

Это чудовищное слово преследовало его всю жизнь.

Рука невольно потянулась к бардачку, но он вовремя остановил движение. Алекс не мог понять, зачем сопротивляется желанию довериться другу, последние десять лет заменявшему ему отца. Даже сейчас, когда разум подсунул не смутную тень на грани видимости, а однозначную галлюцинацию. Возможно, настоящая неприятность таилась вовсе не в том, что ему мерещились преследователи и странные фотографии, а в полном отсутствии страха перед ними.

Что он чувствовал? Нетерпение? Если бы не так сильно болела голова.

— Ты же меня знаешь лучше, чем я сам, — устало пробормотал Райн, делая глоток из стаканчика, в котором вместо кофе оказался зеленый чай.

— Если я хорошо тебя знаю, то ты не станешь вешать старику лапшу на уши. Однако именно этим ты и хочешь заняться. Ну, не глупи. — Рональд прибавил скорость. — Ты только что изображал зомби перед милой девчушкой, самое время задуматься о карме.

Райн едва не поперхнулся.

— Одним словом, не ври мне, ладно? Можешь не договаривать, но не ври.

Алекс кивнул.

— Славно. Так чего ты мечешься?

Не врать.

— Устал. — Алекс тянул время. — Зверски. Сплю по два часа в день… Если повезет. Работа, Брисбен — надоели до чертиков. Всё складно, но ничего не хочется.

— Хм.

— Не волнуйся, аналитика я уже навещал.

— Вот теперь и впрямь пора волноваться!

Райн проигнорировал сарказм: — Похоже, ты был прав еще десять лет назад. Я просто не знаю, куда себя деть.

— Вот как. Десять лет — вариант не на «отлично», но неплохо, неплохо… Перейдем к недоговоркам?

«Не врать».

Алекс пошарил в кармане джинсов и вытащил наружу длинный, измятый конверт. Повернул его так, чтобы в свете фонарей Тэйси сумел различить красивый почерк отправителя и марки.

— Пришло пару дней назад. У меня, оказывается, есть родня в Англии.

— Не удивлен. Твоя мама с Корнуолла, если не ошибаюсь. Зачитаешь?

— Давай лучше сам. Может, заметишь что-то интересное.

— А что интересного заметил ты?

— Женщина, написавшая письмо… подожди минуту. — Алекс вытряхнул содержимое конверта на колено и по салону ударной волной разошелся цветочный аромат.

— Фиалка? — Рон потянул носом. — Как старомодно.

— Даме вот-вот стукнет сотня. Не шучу.

— Да я гожусь ей в сыновья! С натягом.

— Она вырастила мою мать. Которая приходилась ей… — Райн нетерпеливо заглянул в письмо, — внучатой племянницей. Еще у меня есть брат и две сестры, тоже седьмая вода на киселе. Новоиспеченная тетушка… Каталина Реджина Рейнфилд Чесбери туманно намекнула, что не слишком по-доброму рассталась с моими родителями, но при этом не сомневается, что я о ней знаю. Пригласила на свой юбилей. — Алекс раздраженно сложил письмо. — Никогда даже имени не слышал.

— Поэтому ты сегодня ездил к отцу?

— Да.

— Телефон, кстати, уже изобрели.

— Хотелось развеяться.

— Развеялся?

Алекс уныло посмотрел в окно.

*

Штат Квинсленд, Мэриборо

(пять часов назад)

Тихо задребезжало стекло.

Джеральд Райн плеснул виски в стакан и сжал его, опасаясь выронить. Затем медленно поднес к губам и одним махом влил содержимое в горло — глаза посветлели, словно лампочки, ненадолго подключенные в сеть. Джеральд недовольно покосился на прикрытую дверь. К счастью, сиделка ничего не слышала. Он всё чаще жалел, что дожил до этой приторной опеки; впрочем, он сожалел о многом. Ему до смерти надоело прятаться по углам, лишь бы не заметил нежный цербер в белом передничке, не оставивший в доме жидкостей крепче сердечных капель. Тем более, проклятое сердце всё равно ныло так, что уж лучше бы его не было вовсе.