Страница 41 из 57
«Кавалергардский корпус, III часть», оттуда я и черпаю большую часть информации. Настоящая фамилия Семена Гавриловича – Неранчич (1745-1799), Зорич – фамилия его дяди, премьер-майора русской службы, который взял мальчика на воспитание. В середине XVIII века многие сербы, устав от гонения турок, приняли русское подданство. Семен Зорич был дворянского рода, греческого вероисповедания, в отношении состояния – гол как сокол. В 12 лет дядя зачислил его в военную службу гусаром.
Семилетняя война началась в 1756 году, но Семен Зорич успел на ней повоевать. В 15 лет он уже вахмистр и на лихом коне бьется с пруссаками, но не повезло – попал в плен, где находился около девяти месяцев. Бежал или по обмену пленными вернулся в родную армию – здесь разночтения. За проявленную в бою храбрость получил чин поручика.
Началась первая турецкая война, Зорич опять в строю, «за проявленную храбрость» он уже секунд-майор. В плен к туркам он попал 3 июля 1770 года, получив в бою две раны копьем и одну саблей. Очевидец рассказывал: «Храбрый майор Зорич был окружен турками, защищался мужественно и решился дорого продать свою жизнь. Многие пали от руки его; наконец, видя необходимость уступить и поднятые над собою сабли, он закричал, указав на грудь свою: „Я капитан-паша!“ Это слово спасло ему жизнь. Капитан-паша у турок полный генерал, почему и отвезли Зорича в Константинополь, где он был представлен султану как русский генерал. Его ум, важный вид, осанка, рассказы о его мужестве – все побуждало султана отличить его».
Он вернулся в Россию только в 1775 году уже после заключения мира, получил за заслуги орден Святого Георгия IV степени. Когда-то всесильный Потемкин был его сослуживцем в армии, теперь он сделал Зорича своим адъютантом. По легенде, императрица впервые увидела Зорича в Царскосельском саду, где он в стельку пьяный лежал под липами, увидела и запомнила, так что Потемкину особенно и стараться в добывании «должности» для подопечного не пришлось. 22 сентября Семен Гаврилович Зорич пожалован в корнеты Кавалергардского корпуса с производством в генерал-майоры, а через два дня назначен шефом Ахтырского гусарского полка.
Дворцовые покои Екатерины были еще одним пленом для молодого гусара – третьим по счету. Понятно, что при его отчаянном нраве Зорич не мог долго терпеть золотой клетки. Играл, конечно, при всяком удобном случае и проигрывал. Он явно не оправдал ожиданий Потемкина, Зорич не мог быть ручным. Кавалергардский сборник биографий деликатно пишет, что Потемкин шептал на ушко государыне, что стыдно-де терпеть рядом с собой человека таких ограниченных познаний, как Зорич, мол, пора от него избавляться. Много лет спустя Семен Гаврилович завещал организованной им военной школе великолепную, собранную им картинную галерею, в ней были и подлинники, и копии с картин лучших западных мастеров. Не так уж темен и необразован был этот молодой гусар, во всяком случае, время, проведенное рядом с Екатериной и ее Эрмитажем не прошло для него даром. Императрица говорила о своем возлюбленном: «Можно сказать, что две души имел: любил доброе, но делал худо, был храбр в деле с неприятелем, но лично был трус». Знать бы, о какой трусости пишет Екатерина, если Зорич осмелился на отчаянный поступок – за все интриги он вызвал Потемкина на дуэль. Потемкин дуэли не принял, но перепуганная императрица тут же выслала Зорича за границу. Не последнюю роль в его отставке сыграли и карты: небось императрица говорила себе – эдак он и мой дворец проиграет.
В мае 1778 года Зорич получил окончательную отставку. Вернувшись из-за границы, он получил, по заведенному обычаю, подарки. Имение Шклов Екатерина выкупила для него у Чарторыйского за 450 000 рублей. Еще подарила 7000 душ крестьян, деньги, наверное, и тут не обошлось без серебряного сервиза.
В Шклове Семен Зорич зажил очень широко, эдаким безудержным в тратах барином. Он словно старался возместить себе сполна за бедную юность, добрать в счастье за потерянные годы в Семибашенном турецком замке. Теперь в его усадьбе бесконечный роскошный праздник: гости, пиры, балы, маскарады, тройки, карусели, фейерверки, охота, большая игра – и все это широко, без удержу. Но государыню он чтил, всегда отмечал и дни рождения ее, и тезоименитство. В ноябре 1778 года он в честь Екатерины основал Шкловское благородное училище для дворянских детей. Матушка-императрица изволила два раза посетить Шклов во время ее поездки в Могилев. Зорич расстарался встретить ее достойно: дом заново отремонтировали, из Саксонии был выписан роскошный сервиз. Государыню Зорич встретил у заранее построенной триумфальной арки, а вечером была представлена немецкая комическая опера, далее бал, ужин и фейерверк.
Как не был Зорич богат, ему все-таки удалось промотать свое огромное состояние. В карты ему везло, сочинили даже легенду, что он шулер. Вряд ли… Это как в анекдоте про фальшивомонетчика: «Из двух золотых сделал один и попал на каторгу». По мнению современников, Зорич проигрывал больше, чем выигрывал. Деньги сожрала еще неумеренная роскошь, слишком много гостей, желающих пожить за чужой счет. Среди гостей были и вовсе непотребные люди, вот их имена: польские графы Аннибал и Марк Зановичи. Они были виновниками аферы с печатанием фальшивых ассигнаций. Расследовать дело явился сам Потемкин. Братья во всем сознались, их арестовали. Зорич к их афере никакого отношения не имел, но то, что пригрел в своем доме преступников, тоже есть вина.
В 1784 году Семен Гаврилович был вынужден подать в отставку. Теперь было не до шика, денег осталось только на содержание училища, и он целиком отдался работе. Училище не называлось военным, но все признаки военного воспитания были налицо. Ученики составляли эскадрон из двух взводов – кирасирского и гусарского, а также три роты пехоты: две роты были гренадерские и одна егерская. Любимая игра взрослых мужчин в солдатики, но я думаю, что и юный дворяне играли в нее с удовольствием. Вначале учеников было 150, потом число их возросло до 300 мальчиков. Сам Зорич в училище был и военным начальником, и директором.
Павел I вернул Зорича на службу, назначив его шефом Изюмского полка, и произвел в генерал-лейтенанты. Здесь нашего гусара ждали крупные неприятности. Кавалергардский сборник деликатно пишет, что Зорич «запутался в полковых денежных суммах». В то, что он именно «запутался», а не просто запустил руку в полковую кассу с намерением украсть, я верю. Но к этому времени Зорич жил займами, долг банкам нужно было платить вовремя, а он был из тех людей, кто «времени не наблюдал». Из полковой кассы народу платят жалованье, а если деньги не получены в срок, то они бывают очень недовольны. В общем, Зорич со всеми переругался, подчиненные подали жалобу в высшую инстанцию.
При обследование полковой кассы обнаружилась недостача в 12 000 рублей, которые Зорич «издержал на частную потребу», из-за чего офицеры и нижние чины остались без жалованья. В донесении также было написано, что Зорич «употреблял нижних чинов и казенных лошадей для возведения собственных построек» – этим нас не удивишь, и советские и теперешние генералы очень часто так поступают. Удивительно другое, Зорич, хоть и разобрался с казенными деньгами и выплатил все сполна, по приказанию императора вынужден был уйти в отставку и был фактически сослан в Шклов.
Это случилось в 1798 году. Жизнь в Шклове теперь была безрадостной. На беду, через год случился пожар в училище. Это совсем доконало Семена Гавриловича. Вскоре он умер. А училище его перевели из Шклова в Москву, и на его базе был основан 1-й Московский кадетский корпус.
Все биографы Екатерины со злой насмешкой пересказывают разговор ее с Николаем Салтыковым по поводу Платона Зубова. Салтыков заметил, что выбор этого мальчика в фавориты не соответствует возрасту государыни (ей тогда было 60 лет). Екатерина, не смутившись, ответила: «Ну и что же! Я оказываю услугу государству, воспитывая даровитых молодых людей». Кому-то этот ответ покажется просто неприличным, а ведь в чем-то Екатерина была права. С «воспитанием» Платона Зубова у нее не получилось, но что касается Потемкина, Завадовского и даже скандалиста Семена Зорича, тут все сошлось с ответом. За одиннадцать месяцев общения с императрицей Зорич полюбил искусство, живопись, проникся ее идеями относительно воспитания молодежи, и мы, потомки, уже не можем сказать, что он был просто игрушкой «случая», памятью Зоричу будет первый кадетский корпус.