Страница 31 из 57
Авантюристка имела на руках три подложных документа: завещание Петра I, «тестомент» – завещание Екатерины I о престолонаследии и духовное завещание Елизаветы. Сведения о Таракановой появились в Петербурге в 1773 году. Екатерина бросила невозмутимо: «Нет никакой надобности обращать внимание на эту побродяжку», но это была наигранная невозмутимость. Тут же был написан секретный указ: любым способом доставить тайно «побродяжку» в Петербург. Миссия эта была возложена на графа Алексея Орлова.
Как уже говорилось, Орлов в это время находился в Ливорно и жил очень широко. В его обязанности входило решать все дипломатические и политические дела, деньги из России лились рекой. Гордый недавней победой он заказал итальянскому художнику написать картину Чесменского боя. Тогда об абстракционизме еще не помышляли, а реальный бой на картине требовал реального воспроизведения действия на море. В угоду художнику палили пушки, ломали мачты и рубили такелаж, а потом, чтобы художник понял, наконец, как все было на самом деле, Орлов приказал взорвать еще годный корабль и сжечь все, что от него осталось. Художник понял, что к чему, картина вышла отменная.
И вот в августе 1774 года Орлов получил письмо от той самой особы, о которой ему писала Екатерина. Письмо представляло собой манифест и было подписано Елизавета II. Можно объяснить, на что рассчитывала эта женщина. Месяц назад был заключен с турками Кучук-Кайнарджийский мир, это так, но война с Пугачевым еще продолжалась, и исход ее не был ясен. Кроме того, до Италии дошел слух об опале Григория Орлова, за этим могла последовать опала всего клана бывшего фаворита. Была надежда, что Алексей Орлов согласится предать Екатерину, а с русским флотом он мог быть очень полезен.
Но Орлову подобное даже в голову не приходило. Он тут же отрапортовал в Петербург о появления самозванки. В сентябре 1774 года он написал императрице: «Есть ли эдакая в свете или нет (дочь Елизаветы), я не знаю; а если есть и хочет не принадлежащего себе, то я б навязал камень ей на шею и в воду. Сие же письмо при том прилагаю, из которого ясно увидите желание…» И далее все так же жестко, по-деловому, Орлов излагает свой план: он уже послал к самозванке верного человека – переговорить и найти способ привезти ее в Ливорно, а потом заманить на корабль и увезти в Россию.
Письмо самозванки привело Екатерину в ярость. Она тут же ответила Орлову – не медлить, любым способом выманить из Рагузы «сию тварь, столь дерзко на себя всклепавшую имя и природу», а в случае неудачи «то и бомб несколько в город метать можно».
Бомбы не понадобились. Орлов решил действовать по-своему. Операция по доставке самозванки началась. Он познакомился с княжной Таракановой, предложил ей помощь русской эскадры, снял для нее роскошный дом в Пизе, заплатил все долги, окружил ее почетом и принялся играть в любовь. Вот здесь и встает главный вопрос – игра это была или граф Орлов на самом деле влюбился? Сколько на эту тему написано, сколько метров кинопленки истрачено! Каждый из авторов отвечает на этот вопрос по-своему, но сама княжна поверила Орлову безоглядно. Он был красавец почти двухметрового роста, победитель на море и глава русской эскадры – богатырь и рыцарь одновременно.
Дальше все было просто. Как и планировалось, княжну заманили на корабль, там ее с Орловым обручили или обвенчали – не суть важно, потому что обряд вел переодетый в платье священника матрос. После этого княжна была арестована. Она негодовала, звала «мужа», но ей было сказано, что граф Орлов тоже арестован. Зачем? Может, это был акт милосердия, предательство судьбы иной раз легче перенести, чем предательство возлюбленного.
Эскадра под командой адмирала Грейга взяла курс на Кронштадт, Орлов же сошел на сушу. Он предпочел добираться до родины сухопутным путем.
11 мая 1775 года русская эскадра прибыла в Кронштадт, а 25 мая княжна Тараканова и ее спутники – два поляка, Доманский и Чарномский, – были заключены в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Начались допросы, они велись по-французски. Следствие вел князь Голицын, человек мягкий и незлобивый, но его княжне удалость вывести из себя.
Двор в это время находился в Москве, он прибыл туда сразу после казни Пугачева, состоявшейся 10 января 1775 года. Кажется, Екатерине больше ничего не угрожало, и она могла быть милосердной, но не тут-то было. Императрица очень внимательно следила за ходом следствия, курьеры с депешами мотались между двумя столицами, как маятники. Княжна должна была внятно ответить на два основных вопроса: кто она такая и кто надоумил ее замыслить интригу с посягательством на трон русский? Следствие длилось семь месяцев, но ни на один из этих вопросов Тараканова не ответила. Княжна не молчала, она не закрывала рта, придумывая, как Шехерезада, все новые и новые истории: вспоминала детство, которое прошло в Персии… или в Сибири, или в Киле, – она путалась, рассказывала о своем романе с польским посланником в Париже Огинским, или о князе Лимбургском, который «любил ее страстно и обещал жениться». Искренне уверяла, что она никогда не называла себя дочерью императрицы Елизаветы, все это происки ее врагов, а важные бумаги, при ней найденные, всего лишь копии, подброшенные ей недоброжелателями. Нет, она не претендовала на трон, в Персии она имеет несметные богатства… При этом все опросные листы она подписывала именем Елизавета, чем несказанно раздражала Екатерину.
Голицын был в отчаянии:
– Если вы жили в Персии, то знаете персидский язык. Извольте написать на нем что-нибудь.
Княжна с готовностью написала на листе бумаги непонятные письмена. Голицын призвал ученых мужей из Академии наук, те заявили, что знаки эти никакого отношения к персидскому языку и вообще к какому-либо языку не имеют.
– Что все это значит? – спросил арестованную Голицын.
– Это значит, что у вас в академии сидят неучи, – ответила Тараканова невозмутимо.
Княжна просила об одном – о личной встрече с императрицей и даже писала Екатерине письма. Она все объяснит самой государыне, она может быть полезной России! Ответ Екатерины Голицыну: «Дерзость ее письма ко мне превосходит, кажется, всякого чаяния, и я начинаю думать, что она не в полном уме».
Чахотка появилась у княжны Таракановой еще в Венеции, в крепости она уже кашляла кровью. Здесь же, в Алексеевском равелине, у нее родился ребенок от Алексея Орлова. В декабре 1775 года она скончалась. Вот и вся история.
А что граф Орлов? В декабре 1775 года он приехал в Россию и подал в отставку от всех должностей по болезни. Указ Военной коллегии от 11 декабря 1775 года: «В именном, за подписанием собственной ее императорского величества руки, высочайшем указе, данном Военной коллегии сего декабря 2 дня, изображено: генерал граф Алексей Орлов-Чесменский, изнемогая в силах и здоровье своем, всеподданнейше просил нас о увольнении его от службы. Мы, изъявив ему наше монаршее благоволение за столь важные труды и подвиги его в прошедшей войне, коими он благоугодил нам и прославил отечество, предводя силы морские, всемилостивейшее снисходим и на сие его желание и прошение, увольняя его по оным навсегда от всякой службы. О чем вы, господин генерал-аншеф и кавалер, имеете быть известны». Далее подпись.
Из-за чего Алексей Орлов в 38 лет «изнемог» в богатырском своем здоровье? Какая это была болезнь – физическая или душевная? Что бы мы ни говорили о самозванке, она была яркой личностью. Да и сама смерть ее создала ей мученический ореол.
После отставки Алексей Орлов большей частью жил в Москве, в Нескучном, иногда уезжал за границу. Он был независим, богат, знатен и очень популярен в обеих столицах. Жил он широко, шумно, имел открытый дом. В 1782 году он женился на юной Авдотье Николаевне Лопухиной. Екатерина этот брак одобрила и откликнулась самым теплым письмом. Через три года у графа родилась дочь Анна. Через год после рождения дочери Авдотья Николаевна умерла. Алексей Григорьевич был очень хорошим отцом, она была его отрадой до самой его кончины.