Страница 35 из 40
— Федьку? Еще бы не помнить! Жизнь эго на моих глазах прошла до того, как посадили в последний раз. Сколько раз я этого парня пыталась наставить на путь истинный, не получилось.
— Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, когда вы видели Купряшина в последний раз, и расскажите о встречах с ним.
Теперь разволновалась Голикова. Она чутьем поняла, насколько важны эти сведения для следователя. Ей не хотелось признаваться в том, что и память у нее стала не та, и силы не те. Ведь далеко за шестьдесят сейчас.
— Действительно, задачу вы мне задаете не из легких, — Голикова тяжело вздохнула. — Ведь больше десяти лет, поди, с того времени прошло.
— А вы постарайтесь вспомнить, я вам помогу, — как можно мягче попросил Вячеслав. — Может быть, вам станет легче, если вы это время свяжете с каким-нибудь заметным событием в жизни села или в своей жизни.
— Вполне возможно… Надо подумать, — неуверенно начала она. — Помню, Федька освободился тогда из колонии, жил некоторое время у матери, но в колхозе не работал. Я его еще вызывала тогда не раз, предлагала на работу поступить, участковый с ним много времени потратил. Он все обещал да обещал, а потом пропал. Рассказывали, посадили его в городе. Больше я о нем ничего не слыхала. — Голикова виновато улыбнулась.
Вершинин помолчал. Он мог бы, конечно, сейчас задать наводящий вопрос, но не хотелось этого делать. Вячеслав мысленно загадал, что если убийство на Прорве отложится в памяти Анны Афанасьевны в какой-нибудь связи с именем Беды, значит, он на верном пути.
— Вот еще что, — встрепенулась вдруг Голикова. — Тогда все, что ни случись в селе, приписывали Купряшину и его друзьям. Как раз в тот последний год у нас убийство произошло, приезжую женщину убили, ну и все, конечно, сразу на Федьку валить стали, такие небылицы о нем рассказывали, а оказалось, зря. Вскоре после того случая он и пропал из села.
Вершинин даже вздрогнул от совпадения своих мыслей со словами Голиковой.
— И все же, Айна Афанасьевна, — сдерживая волнение, спросил он, — какие небылицы ходили тогда о Купряшине? Мне важно знать о них.
— Да разные. Вот, например, шел слух, будто учительница нашей начальной школы Слепова зашла как-то к матери Купряшина и у них на потолке заметила темное пятно, вроде крови. Рассказывала она кому об этом, нет — неизвестно, но, когда убитую в озере обнаружили, пополз слух, что убил ее Беда и некоторое время прятал труп на чердаке. Потом мы, конечно, сами посмеивались над этими небылицами. А учительница вскоре уехала от нас. Слышала, что умерла года два назад, — Голикова замолчала.
— Рассказывайте, прошу вас, рассказывайте, эти сведения мне очень важны. — Вячеслав сунул в рот очередную сигарету.
— Вроде говорить больше нечего, — виновато развела руками Анна Афанасьевна, недоумевая, что такого важного было в ее словах и отчего так волнуется следователь.
— Сами-то вы в то время как думали: причастен Купряшин к убийству или нет?
— Когда все на селе об одном и том же говорят, поневоле прислушиваешься и верить начинаешь. Да и вообще, если бы про хорошего говорили, усомнилась бы, а про такого — всему поверишь. По правде сказать, у меня тогда тоже имелись основания подозревать Федьку.
— Ну-ну, — Вершинин даже подался в ее сторону.
— В то лето сенокос хороший был. Мне для косьбы выделили поляну в лесу, в двух километрах отсюда. С утра, кажется в выходной, мы со старшим сыном косили, а потом прилегли в тени отдохнуть. Сын заснул, а я сквозь дрему вдруг голоса слышу: мужской и женский. Вижу, метрах в ста Федька Купряшин, с ним женщина молодая. Слов их я не разобрала. Меня они не заметили. Но, как только слух об убийстве прошел, я сразу об этом участковому рассказала; Шустов у нас тогда работал участковым.
Вячеслав не выдержал и вскочил со стула:
— Приметы, приметы той женщины вы не запомнили?
— Приметы? Нет, я их издалека видела, да и времени прошло с тех пор немало. Забыла. — Внезапно догадка осенила ее. Она с изумлением посмотрела на Вершинина, — Вячеслав Владимирович! Неужели?.. Быть не может…
— Может, Анна Афанасьевна, может. Вполне возможно, что именно вы были последним человеком, видевшим ту женщину живой. А ошибки и в нашем деле бывают.
— Разумеется, разумеется, — машинально повторила Голикова, думая о чем-то своем. — Тогда вся эта история приобретает смысл.
— Какая история? — Вячеслав уже у порога резко повернулся.
— История с учительницей. Видите ли, когда Купряшин исчез из села, мать его в своем доме недолго прожила, вскоре забила окна и двери и с тех пор обитает у подружки через две улицы, а дом так заброшенный и стоит. О ее поступке много всяких догадок ходило, но в основном они сводились к тому, что она якобы боится там жить. Чего-то боится. Кто говорит, труп ей тот мерещится, кто приписывает нечистую силу. Болтовни не оберешься, и теперь, мне кажется, неспроста. И жить не живет, и продавать не продает. Вы побывайте около дома, он в той стороне, на краю села. — И она показала в окно на темно-зеленую полоску леса.
Вечером, когда солнце уже клонилось к закату, Позднышев проводил гостя к электричке. По дороге Вершинин поручил участковому узнать, где живет сейчас учительница Слепова и верны ли слухи о ее смерти. Ему не хотелось верить, что время и тут отрубило одну из тонких ниточек, связывающих с разгадкой убийства на озере.
Электричка тронулась. Невысокая фигура Позднышева с приложенной к фуражке рукой медленно отдалялась. Вдалеке, отражая лучи заходящего солнца, кровавым пятном блеснула Прорва,
“Где-то здесь, прямо за лесом, заброшенный дом Беды, — подумал Вячеслав, всматриваясь в убыстряющую свой бег зеленую полосу. — Крайний дом у леса. Если предположить, что я на правильном пути и убийство совершил Беда, полотна железной дороги ему не миновать. Иного пути на Прорву нет. Значит, скорее всего на рассвете, когда окуневские еще спали, Купряшин мог отнести труп на озеро. Идти пришлось бы в основном лесом. Самый опасный участок, несомненно, железная дорога. Место открытое, да и на кого-нибудь из железнодорожной обслуги можно нарваться. Вот с кем поговорить неплохо. Надо выяснить в управлении дороги, кто в то время обслуживал окуневский участок пути”.
Вспомнился небольшой домик вблизи железно-дорожного переезда. Он выглядел жилым. Внезапно Вячеславом овладело непонятное беспокойство. Ход его мыслей, казалось, пересекся с чем-то ему уже известным. Он мучительно пытался вспомнить, что его беспокоит. Неожиданно словно высветило. Вершинин даже подскочил на месте, не обращая внимания на опасливо отодвинувшегося пожилого железнодорожника.
“Ну конечно же! — чуть не вскрикнул он. — Ведь Вареников рассказывал мне о смерти путевого обходчика, которую тоже приписывали Беде”.
8
Утром следующего дня, в понедельник, Вершинин проспал и опоздал на работу. Он не поверил Глазам — часы показывали половину, десятого. В реальности убедил, однако, неумолкаемый гул грузовиков за окном; Сказалось напряжение последних дней. Он действительно был загружен до предела.
В прошедшую ночь добраться до кровати удалось где-то а третьем часу, хотя из Окунева приехал засветло. Завел в электричке разговор с соседом-железнодорожником, и оказалось, что тот проработал на этом участке лет двадцать. Он и фамилию окуневского путевого обходчика, который попал десять лет назад под поезд, назвал не задумываясь — Николай Свирин.
Вершинин не стал дожидаться утра, а сразу же пошел в линейный отдел милиции, расположенный в здании вокзала. Он знал, что Стрельников дежурит сутки, и решил попросить его оказать помощь в розыске материалов о несчастном случае. Уж слишком подозрительной казалась смерть обходчика. Виктора не было — уехал на происшествие, и Вячеславу пришлось еще часа два просидеть в дежурке, дожидаясь его приезда.
Рассказ Вершинина Стрельников выслушал с большим вниманием и пообещал в тот же день перерыть все архивы отдела.
Из-за всех этих треволнений он добрался домой почти перед рассветом и теперь чувствовал себя провинившимся школьником — все знали, что Зацепин не терпел опозданий.