Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 50

Перец еще не вернулся в отделение, зато мне сообщили, что Киммо проснулся. Стоило догадаться принести ему чистое белье. Он плохо выглядел — небритый, с грязными волосами, в рубашке далеко не первой свежести. У него явственно пробивалась черная борода, и я про себя удивилась, как странно в нем перекрестились гены — светлые волосы на голове он унаследовал от матери-блондинки, а черную бороду — от брюнета-отца. А у Санны были отцовские темные волосы и глаза и светлый материнский тон кожи.

— Как прошла ночь? — осторожно спросила я.

— Как-то прошла. — Киммо растерянно потряс головой. — Знаешь, я только ночью осознал, что Арми и на самом деле умерла. И, лишь сидя в камере, понял: они действительно думают, что это сделал я. Кажется, будто это происходит не со мной. И не в Финляндии. И до меня только сейчас начинает доходить, что все случившееся правда, а не кошмарный сон. — У него в глазах застыл такой ужас, что я отвела взгляд.

— Арми действительно умерла, с этим уже ничего не поделаешь, — жестко сказала я. — И нам всем придется с этим жить. Но если это сделал не ты, то мы тебя отсюда быстро вытащим. Может, даже завтра.

— Завтра, говоришь, — раздался язвительный голос Перца. — Боюсь, не получится. Хяннинен, ты утверждал, что вы с Арми не ссорились. А один из соседей ясно слышал, как вы ругались. Около четверти второго. Ты же говорил, что ушел около двенадцати. Как ты объяснишь, что, согласно показаниям свидетеля, ушел от невесты гораздо позже?

Я нервно сглотнула. Дело плохо. Зачем Киммо надо было лгать? Он еще сильнее побледнел, опустил глаза и стал говорить прерывающимся голосом:

— Но я действительно ушел оттуда четверть первого. Я уже какое-то время был дома, когда услышал по радио новости.

— У тебя есть свидетели? Мать может это подтвердить? — с подозрением спросил Перец.

— Нет. На столе лежала записка, что они с Микко и Матти уехали в город за покупками.

— Может, по дороге домой ты встретил кого-нибудь из своих знакомых или соседей? — быстро спросила я, прежде чем Перец успел что-либо вымолвить. Я очень надеялась, что кто-нибудь сможет подтвердить слова Киммо. Интересно, у Перца действительно был такой свидетель или он просто брал Киммо на пушку?

Киммо задумался, а потом обреченно выдохнул, опустив голову:

— Не помню. Кажется, я никого не встретил.

Я снова подала голос:

— Перец, а ты мог бы отправить своих подчиненных опросить соседей Хяннинена? Может, кто-нибудь из них видел, как Киммо шел домой?

Лучше бы я молчала.

— Я бы рекомендовал вам, барышня Мария — девой Марией тебя наверняка уже поздно называть, — не лезть ко мне со своими дурацкими советами и не учить работать. И постарайтесь помалкивать, черт возьми, иначе я вынужден буду лишить вас права присутствовать на допросах.

Чаша моего терпения переполнилась.

— Пертти Стрем. Я призываю вас вести себя корректно как по отношению ко мне, так и по отношению к задержанному. Иначе у вас будут крупные неприятности. У меня создалось впечатление, что у вас за последнее время накопилось много нераскрытых дел и теперь вы торопитесь упрятать в тюрьму любого, независимо от того, виновен он или нет. Что, пытаетесь таким образом решить проблемы с продвижением по службе?

Мы с Перцем стояли друг напротив друга, сжав кулаки и задрав носы, как два деревенских петуха. Мне казалось, что, если он произнесет еще хоть слово в том же духе, я швырну в него увесистым томом «Законодательства Финляндии», которое случайно оказалось у меня в руках. Киммо и дежурный охранник смотрели на нас во все глаза.

— Продолжаем допрос, — наконец произнес Перец.

Я попыталась успокоиться, хотя была готова вызвать его на дуэль. С огнестрельным оружием я была на вы, а вот на шпагах быстро бы с ним разобралась. Мне вдруг вспомнилось, что в школе полиции мы с ним постоянно задирались и играли на нервах друг друга. Пожалуй, пусть уж лучше Эки выступает защитником Киммо.

— Я хочу знать, на каком основании кто-то смеет утверждать, что четверть первого я еще был у Арми, — вдруг произнес Киммо на удивление спокойным голосом.

— Я не обязан ничего тебе объяснять. И ты, Каллио, не смей ничего говорить, ясно?

Дежурный констебль понимающе улыбнулся мне из-за спины Перца. Это меня взбодрило. Теперь нас было трое против одного.

Перец снова и снова спрашивал Киммо о событиях того утра, пока наконец даже меня не стало слегка подташнивать от бесконечного пересказа одного и того же. Наконец он соизволил поменять тему.

— Если невесте не нравились твои садомазохистские штучки, то зачем ты взял с собой резиновый костюм?

Я тоже размышляла над этим. Этот костюм был совершенно не к месту и как-то выпадал из всей логики повествования Киммо.

— В пятницу по пути из города я заехал за Арми, и мы сразу отправились на вечеринку к Ристо. Костюм был у меня с собой, поскольку в городе я ходил по магазинам в поисках специального средства для его обработки. Я не хотел пользоваться силиконовым кремом, а искал какое-нибудь средство типа того, чем обрабатывают кожаную мебель. Когда мы отправились к Ристо, я оставил свои вещи у Арми, поскольку собирался остаться у нее на ночь.





— А это средство для костюма… Тебе все-таки удалось его где-то купить?

— Да. В хозяйственном отделе «Стокманна».

— И ты в «Стокманне» спрашивал у продавцов, есть ли у них средство для обработки твоего костюма?

— Да ничего я не спрашивал, а просто выдавил пару капель из тестера. Попробовал на костюме, а потом взял упаковку и заплатил на кассе.

— У тебя сохранился чек? И где эта упаковка? — быстро спросила я.

— В сумке у меня в комнате. И чек должен быть там.

Перец буркнул что-то типа «мы проверим» и снова неожиданно поменял тему.

— Слушай, парень, а ты вообще кто — садист или мазохист? И что ты обычно делаешь с женщинами, когда, ну это?..

Дежурный снова хмыкнул за спиной Перца, а Киммо мгновенно покраснел до ушей.

— Какое отношение этот вопрос имеет к делу? Киммо, ты можешь ответить только на первый вопрос. На второй отвечать не обязательно, — снова встряла я в разговор.

— Мазохист, — тихо ответил Киммо. — Я не стремлюсь причинять боль другим, — произнес он, опустив голову и не обращая никакого внимания на мои слова. — Напротив, мне нравится, когда со мной обращаются так, что…

— Как? — В голосе Перца послышался живой интерес. Мне казалось, что у него в этой области тоже были свои тщательно скрываемые предпочтения. Известно, что многие считают полицейских садистами, и, возможно, в отношении Перца они недалеки от истины.

— Зачем ты об этом спрашиваешь? Разве тебе не достаточно ответа, что он является мазохистом? — гнула я свою линию.

К моему великому удивлению, Перец с легкостью отступил.

— А кто-нибудь может подтвердить, что ты действительно являешься мазохистом? Какая-нибудь бывшая подружка или даже проститутка… да кто угодно.

— Мы иногда беседуем на эту тему с ребятами в нашем садомазо-клубе. Наверное, они подтвердят.

— Кто они?

Киммо задумался.

— Нет, я не буду называть их имена. Не хочу, чтобы их тоже вовлекли в это дело. Особенно если вы будете допрашивать их в том же духе, что и меня сейчас.

Про клуб Киммо тоже отказался рассказывать. Я попыталась донести до него, что не стоит строить из себя невинную жертву, но он продолжал гордо молчать.

— Если ты не назовешь ни одного имени, я больше не поверю ни одному твоему слову. И тогда не прикидывайся мазохистом. Я буду утверждать, что тебе доставляет удовольствие бить и душить женщин. И что твоя невеста стала жертвой твоих сексуальных наклонностей.

— Макку Руостеенойя. Живет по адресу: Харинне, шесть. Он может подтвердить, что Киммо мазохист.

— Кто такой этот Руостеенойя? Это твой дружок, Киммо?

— Нет, это жених его покойной сестры.

— Так твоя сестрица, значит, была садисткой, — усмехнулся Перец.

Я уже почти замахнулась, чтобы все-таки врезать ему по башке «Законодательством Финляндии», как вдруг дверь распахнулась и дежурный позвал Перца к телефону. Тот быстро вернулся, сообщил, что на сегодня допрос окончен, велел отвести Киммо обратно в камеру и ушел. Я показала ему вслед язык, что страшно развеселило дежурного полицейского. Это был забавный рыжий парень, похожий на Вински — героя народных сказок.