Книга теней

— Прости, — опять засмеялась Эвридика, — я нечаянно. — Она выковыривала из булочки орехи. — А что такое «дол», как ты думаешь?

— Дол?.. Долина. Das Таl. Поэты говорят: die Таlе. Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю: просто смотрю на воду и думаю: дол. Странное слово — дол, да? Доля. Плохо не знать немецкого…

— Скорбь… Знаешь, по-немецки тоже: die Таlе — долина и еще скорбь, страдание.

— Юдоль, в общем… Дол — юдоль. — Она протянула ему полбулочки. — Продолжай. Когда женщина хочет есть — это как-то не бросается в глаза, но голодный мужчина представляет собой зрелище невыносимое, не-вы-но-си-мо-е.

И Петр продолжил — не без аппетита, надо сказать.

— В библиотеку не пойдем? — беспечно спросила Эвридика.

— Не хочется. — Он опять вздохнул. — И даже не то чтобы не хочется. а… страшно. Я уверен, книги там нет уже. Убедиться страшно. Лучше думать, что она есть. И потом… все равно не он ее написал, чего ты так ухватилась за это мое предположение дурацкое?

— Просто люблю все дурацкое: оно самое надежное, между прочим. Дурак-дураку-сделал-дырку-в-боку, дурак-дураку-сделал-дырку-в-бо-ку… Скороговорка.

— Я не могу представить себе, что ты заикалась, — развел руками Петр.

— Я и сама не могу! А ведь всю жизнь заикалась — вспомнить страшно… Вообще говорить не могла. И всего-то два месяца прошло, а кажется — никогда не заикалась. Я ведь уже приготовилась к тому, что это навсегда — по крайней мере. Бр-р-р… — Эвридика поежилась. — Холодно от этих его сведений. Холодно, но… высоко! И пусть, что холодно.

— Да не его это сведения! — махнул рукой Петр: и ста-а-арая тоска в голосе. — Мы ведь с ним, в сущности, не поговорили как следует — начали только…

— …и ты сразу заснул. Не понимаю, что с тобой было!

— А он ведь все знает… Хотя, — Петр улыбнулся Эвридике, — меня теперь гораздо меньше интересует все. После того, как появилась ты.

— Плохо, — сказала Эвридика очень серьезно. — Я бы даже, кажется, предпочла не появляться — пусть бы тебя лучше интересовало все. Я — это пустяк. И, знаешь, со мной произошло как раз наоборот. Незадолго до тебя я хотела уже умереть: меня ничто не интересовало. Зато сейчас интересует все.

— И, стало быть, я для тебя — пустяк? — подмигнул ей Петр.

— Да ну… я какие-то важные вещи говорю, а он смеется!

— Потому что я тебя люблю, а ты меня — нет, — резюмировал он.

— Бог-с-вами-барин… — задумалась Эвридика и внезапно, без перехода, предложила; — Хочешь, я устрою тебе встречу со Станиславом Леопольдовичем?

— Ты?!

— Во всяком случае, я могу попробовать — вдруг удастся. — Эвридика низко-низко опустила голову — чуть ли не до земли.

— Но как это может удаться? Эвридика… куда ты смотришь?

— Я сейчас. — Она резко поднялась и пошла по аллее. — Жди меня здесь! — помахала она издалека.

— Жду… — тихо ответил Петр, понимая, что его уже не слышат.

Эвридика вышла из скверика, перебежала дорогу — к телефону-автомату.

— Алло… — ответили ей умирающим голосом.

— Добрый день! — пропела она голосом райской птицы. — Это Эвридика.

Абонент молчал.

— У Вас… какие-нибудь неприятности? Что-то случилось?

— Случилось, — буркнул абонент. — Я всю ночь не спал — голова разламывается. Тройничный какой-то нерв!

— Господи… — сказала Эвридика, — я, значит, совсем не вовремя. Мне, наверное, лучше позднее перезвонить, извините.

— Нет уж, сейчас говорите, если что-нибудь срочное.

— Да ничего срочного… я не о себе хотела, но это долгий разговор, давайте мы его отложим, пусть голова сначала пройдет.

— Я слушаю Вас.

— Ну тогда… Видите ли, в чем дело: я подумала, что имеет смысл обратиться к Вам… но мне в самом деле неловко в такой ситуации!

— Довольно уже извинений. Позвонили — говорите, что Вы как маленькая!

— Хорошо, хорошо, говорю. Скажите, пожалуйста, это в принципе в Ваших силах — найти в Москве одного человека, при том что известно имя и кое-какие подробности, в основном странные?

— Я должен найти человека? — возмутились на проводе.

— Да нет же, не должны, конечно… но я хотела попросить Вас помочь нам…

— Вам — это кому? — усмехнулись в трубке.

— Это мне и главным образом Петру… Ставскому, он очень страдает!

— Ничего он не страдает. — отрезал абонент. — Не надо придумывать.

— Я не придумываю, поверьте, он… он страдал.

— Вот так будет точнее. — На том конце провода не давали себя обмануть. — И чего Вы от меня хотите?

— Я просто предположила, что Вы с Вашими возможностями… Ваша профессия — все знать… — Эвридика сбилась.

— Вы же говорили, моя профессия — убивать! — Голос был ироничным.

— Да, я говорила, но не надо поминать старое… Поймите, Вы один могли бы спасти Петра!

— Эвридика, откуда такой пафос… И потом — с чего Вы взяли, что Петра следует спасать? С Петром, насколько мне известно, все в порядке. Я сделал ему королевский подарок.

— Да? Он не сказал…

— Просто не понял, что это мой подарок, — мы же с ним не общаемся. Решил — судьба, мол, и все такое…

— Тогда считайте, что я прошу Вас о чем-то для себя — не для него. Вы же, помнится, обещали исполнять мои капризы! — Тон Эвридики сделался игривым.

— Эвридика, я не расположен сейчас исполнять капризы, у меня голова болит… тройничный, понимаете ли, нерв.

— Вы сами согласились выслушать меня!

— Да, но искать кого бы то ни было в таком состоянии… увольте.

— Я чувствую… — Эвридика запнулась, — что Вы не хотите продолжать этого разговора. Может быть, я в чем-то виновата перед Вами?

— К чему реверансы, Эвридика! Мы же договорились: Вы мне ничем не обязаны. А если так, о какой вине идет речь? Мне, правда, прискорбно сознавать, что Вы звоните только тогда, когда вам что-нибудь нужно… — В трубке усмехнулись. — Наш последний разговор — коротенький, после больницы, помните? — вообще произвел на меня странное впечатление: Вы изволили приказать мне все отменить… я даже не успел ничего сказать в ответ, но я тем не менее далек от того, чтобы ставить Вам в вину такой… м-м… прагматизм.

— Извините меня… тогда мне просто неудобно было говорить, я звонила из дома. Папа мог услышать… мне не хотелось, — оправдывалась Эвридика.

— Но у Вас достаточно было времени потом, чтобы объяснить мне все это. Впрочем, я не в претензии. Не будьте и Вы в претензии: услуга за услугу! Я не хочу заниматься никакими розысками, идет? Давайте поговорим о чем-нибудь другом: я еще в прошлый раз собирался сказать Вам одну вещь… прекрасно, что Вы теперь не заикаетесь. Девушке с Вашими данными это, конечно, было ни к чему.

Абонент замолчал.

Молчала и Эвридика. Ее молчание, однако, благоприятного впечатления явно не производило, потому что довольно сурово было ей сказано:

— Наверное, мы можем попрощаться?

Эвридика опять не ответила. Потом заговорила — внезапно и немного раздраженно.

— Я согласна, что не слишком хорошо воспитана, что постоянно делаю какие-то промахи… но Вы-то, Вы-то ведь прекрасно воспитаны и всегда были так любезны со мной! Что же случилось — Вы ведь даже не выслушали как следует то, о чем я собиралась Вам сказать… и у меня возникают некоторые подозрения. Зная вас, я могу предположить, что и Станислав Леопольдович…

— Кто такой Станислав Леопольдович?

— А Вы спросите у меня еще, кто такой Петр, — за компанию! — с вызовом сказала Эвридика, но вызова абонент не принял. Она подождала некоторое время и продолжала наступление. — Вы, конечно, можете прекратить этот разговор… или продолжать говорить со мной как с дурой…

— Эвридика, выбирайте, пожалуйста, выражения!

— Да не в выражениях уже дело. Дело в другом: я начинаю подозревать, что Вы не всегда, мягко говоря, готовы отвечать за свои действия, что Вы… простите, я затрудняюсь выбрать нужное выражение, частенько увиливаете, когда Вам предлагают разговор начистоту. Но такое поведение для Вас — саморазрушительно… Вы не чувствуете, что рубите сук, на котором сидите?