Страница 31 из 48
новой лошади — и все, она твоя, пока не перепродадут.
И если от нее никакого толку,, тут уж ничего не попи
шешь.
Мы встали. Он поднял ягдташ и закинул его за плечо. Когда мы пожали друг другу руки, Октобер' произнес с улыбкой:
83
— Знаете, что сказал о вас Инскип? Что для конюха вы очень здорово держитесь в седле. И еще, слово в слово: «Не очень я верю людям с такими глазами, но у этого малого золотые руки». Так что будьте поосторожнее.
Вечером я попал в Слоу, где конюхи прожигали жизнь. Здесь собралось почти полконюшни Октобера, а также конюхи Грейнджера, включая каких-то трех девиц. Разговоры в основном велись о лошадях.
Гул в баре то стихал, то усиливался, а воздух все густел от табачного дыма. В одном углу вовсю шла игра в стрелки—я сразу увидел, что кидают плохо, в другом парни резались в бильярд. Я сидел, покачиваясь на жестком стуле, закинув руки за спинку, и наблюдал, как Пэдди и кто-то из конюхов Грейнджера лихо стучат костями домино. В воздухе плавали обрывки разговоров о лошадях, машинах, футболе, боксе ькино, последних танцульках и снова о лошадях. Я внимательно прислушивался к этому трепу, но ничего полезного не извлек — понял только, что люди эти в основном довольны жизнью, просты и добродушны, наблюдательны и безвредны.
Никак новенький? — услышал я прямо у себя над
ухом чей-то резкий голос.
Угу, — не спеша ответил я, повернув голову.
Это был первый человек в йоркшире, в глазах которого я без труда распознал порок — цель моих поисков. Я выдержал его взгляд, и он удовлетворенно скривил губы — признал во мне своего.
Как тебя зовут?
Дэн, — ответил я. —. А тебя?
Томас Натаниел Тарлтон. — Он ждал от меня какой-
то реакции, но какой именно?
ТНТ *, — любезно подсказал Пэдди, оторвавшись от
домино. — Он же Супи.
Его взрывоопасное величество, — пробормотал я.
Супи Тарлтон сощурился в отработанной пугающей улыбочке — знай, мол, с кем дело имеешь. Он был примерно моих лет, моей комплекции, но гораздо светлее меня, а кожа лица чуть красноватая, как у многих в Англии. Светлые с поволокой глаза чуть выступали из глазниц, над пол-ногубым влажным ртом красовались тоненькие усики. На правом мизинце я увидел массивное золотое кольцо, на левой кисти — дорогие часы. На нем был костюм из добротного материала, а на руке висела шикарная куртка с меховой подстежкой.
Набиваться ко мне в друзья он не стал. Внимательно оглядев меня (как и я его), он просто кивнул, сказал: «Увидимся», и пошел смотреть, как играют_в бильярд.
Гритс принес полпинты пива и уселся на скамью рядом с Пэдди.
— От Супи лучше держись. подальше, — доверительно
* Сокращенное обозначение тротила.
84
сообщил он мне. На его глуповатом скуластом лице отпечаталась искренняя доброта.
Пэдди стукнул костяшкой и, повернувшись в нашу сторону, окинул меня долгим неулыбчивым взглядом.
О Дэне можешь не беспокоиться, Гритс, — сказал
он. — Ему Супи бояться нечего. Им в самый раз скакать в
одной упряжке. Одного поля ягоды, вот они кто.
Но ты же сам велел мне держаться подальше от Су
пи, — возразил Гритс, переводя встревоженный взгляд с
меня на Пэдди.
Это точно, —безразлично согласился ирландец, по
ставил три — четыре и снова сосредоточился на игре.
Гритс подвинулся чуть ближе к Пэдди и посмотрел на меня как-то озадаченно, смущенно. А потом вдруг занялся изучением своей пивной кружки и уже не поднимал от нее глаз, чтобы не встретиться с моими.
Пожалуй, именно в эту минуту затеянная Октобером игра начала терять для меня свою легкость и привлекательность. Пэдди и Гритс мне нравились: первые три дня я жил с ними душа в душу. Я не был готов к тому, что Пэдди сразу поймет — мне нужен именно Супи, что, поняв это, он сразу от меня отстранится.
«Штаб» полковника Бекетта работал выше всяких похвал. При переходе в наступление всегда нужно иметь мощные и доступные резервы, и кому, как не полковнику, об этом не знать. Короче говоря, как только он услышал, что я вынужден толочь воду в ступе, плененный тремя никчемными жеребцами, он взялся за мое освобождение.
Во вторник днем, когда я прожил в конюшне уже неделю, меня остановил старший конюх Уолли.
Завтра отправляем твоего жеребца из семнадцатого, —
сказал он. — Фургон свезет вас в другую скаковую конюш
ню, около Ноттингема. Там эту лошадь оставишь, а взамен
привезешь новую. Ясно?
Ясно, — ответил я. Уолли держался со мной доволь
но холодно, но за выходные я уже смирился с тем, что
должен сеять вокруг себя легкое недоверие, хотя успех на
этом поприще перестал приносить мне радость.
Большую часть воскресенья я провел за изучением справочников; для обитателей коттеджа это было вполне естественным. Вечером же, когда' все ушли в бар, я как следует поработал с карандашом в руках, делая выкладки по одиннадцати лошадям и их победам, одержанным с помощью таинственного средства. Из газетных вырезок, которые я изучил в Лондоне, следовало, что у всех лошадей были разные владельцы, тренеры и жокеи — сейчас это подтвердилось. Не подтвердилось, однако, другое предположение, что между этими лошадьми не было ничего общего. Общее было.
Во-первых, все одиннадцать лошадей победили в «облегченных» стипль-чезах — это заезды, победитель которых сразу же продается с аукциона. В трех случаях лошадей купили их же владельцы, остальные были проданы за относительно скромные суммы.
85
Во-вторых, все эти лошади считались хорошими средними скакунами, однако выложиться на финише они не могли — не хватало либо сил, либо резвости.
В-третьих, за исключением заезда, когда к ним применили допинг, они никогда не приходили первыми, хотя призовые места иногда занимали.
В-четвертых, денежный выигрыш в результате их победы составлял как минимум десять к одному.
Из книжки Октобера и из справочников я узнал, что некоторые лошади переходили из рук в руки несколько раз, но тут удивляться было нечему: мало кто хотел держать у себя бесперспективных середнячков. Я также располагал бесполезной информацией о том, что все лошади имели разную родословную, находились в возрасте от пяти до одиннадцати лет и отличались друг от друга по масти. Не было общим и место победных заездов, хотя здесь имелись кое-какие совпадения. Этих ипподромов оказалось всего пять: в Келсо, Хейдоке, Седжфилде, Стаффорде и Ладлоу.
В среду я впервые испытал, что это за прелесть — жгучий йоркширский ветерок. Утром меня всего трясло от холода, даже потекло,, из носа. Я в темпе провел работу со своими лошаденками, завел одну из них в' фургон, и в половине первого мы выехали из конюшни.
Мы отъехали от конюшни километров шесть, и я нажал кнопку звонка, который есть почти во всех таких фургонах для связи между кузовным отделением и кабиной. Водитель послушно остановил машину и вопросительно уставился на меня, когда я залез в кабину и уселся рядом с ним.
— Лошадка не буянит, — пояснил я. — а здесь у тебя
теплее.
Он ухмыльнулся, включил зажигание, прокричал сквозь шум двигателя:
— Я так сразу и понял, что ты малый не особо созна