Страница 15 из 48
И тут я вдруг понял, что в следующую секунду потеряю сознание. Просто не вынесу, так хотелось дышать. Хотя бы просто выдохнуть воздух! И я стал выпускать воздух. Эль буксировал меня медленно, что-то не ладилось в его механизме, изувеченном подводной катастрофой.
Ну же! У меня стало темнеть в глазах. И в этот момент мы вынырнули на поверхность. Вдохнув воздуха, я почувствовал боль в груди. Но стало легче... совсем легко. Вокруг — море, светлый окоем, приволье. Только в ф-ороне, в полукилометре от меня,
40
вздымалась живая гора. Там бурлила вода, и трехцветная радуга блеклой полосой подрагивала над ее склонами.
Как далеко нас отнесло, подумал я, возможно, это течение... Нет, наверное, машина шла наклонно вверх. Значит, я пробыл под водой немного дольше, чем мне полагалось.
# # #
Я заметил океанский лайнер, который шел к берегу. Думаю, это было то самое судно, что сбрасывало над прораном блоки. Его очертания быстро таяли. Там, у горизонта, было желтое небо, а над головой синели плотные облака, и воздух казался прозрачным, колючим, каким-то электрическим. Эль мой ушел на дно, как только двигатель остановился. Машина легла на бок, словно устав, и тихо погрузилась. Я нагнул голову, открыл в воде глаза и смотрел, как она описывала спирали, становясь все меньше.
Я поплыл в ту сторону, где должен был быть берег. Расстояние не пугало. После случившегося я был готов к чему угодно, мне не хотелось только, чтобы меня искали.
Вдруг я увидел неясную продолговатую тень в воде. Она скользила впереди меня, на глубине примерно двадцати метров; пропала и появилась вновь. Это была акула. Она описывала широкий круг.
Кто знает, что привлекло ее сюда. Может быть, пузыри, клокотавшие над тоннелем, или мое беспомощное барахтанье. В ней было, пожалуй, метра три — молодая изящная рыбина.
Было что-то унизительное в том, что я сейчас боялся ее. Схватка была бы слишком неравной. У меня не осталось никаких иллюзий, когда эта живая торпеда стала круто сворачивать ко мне после каждого захода.
Я представил себе, как после шестого или седьмого круга она проскользнет подо мной, показав белое брюхо, и что из этого выйдет. В кармане моего пиджака чудом уцелел карманный компьютер с памятью, что-то вроде записной книжки. На панели его после каждого обращения к блоку памяти выскакивают такие симпатичные желтые цифры и надписи, вроде: «Вы перепутали адрес и время события, проверьте еще раз!» Не соблазнится ли акула этим удивительно умным прибором и не примет ли его за желанный деликатес? И я всерьез, никак не в шутку, полез в карман, достал компьютер и только тогда опомнился, понял: да, это пришел страх!
Я поворачивался после каждого ее маневра так, чтобы оказаться к ней лицом. А она все ближе подбиралась ко мне после поворотов. Оставалась одна надежда на спасение: не показывать ей, что я боюсь. Так, кажется, записано в старых морских книгах о правилах вынужденного этикета во время непредвиденных встреч такого рода.
Включив компьютер, чтобы он светился и мигал, я вытянул-руку. Акула шла прямо на меня. Нас разделяли десять метров, не больше. И я понял, что все сомнения, если только их можно было ей приписать, отброшены, она точно рассчитала траекторию.
В этот момент я увидел в светло-серой глубине, пронизанной желтоватым светом, что-то белое, бесформенное. Почувствовал движение воды, ее упругое давление. В трех метрах от меня
41
акула отвернула, испугалась. И тут же из воды выпрыгнула льдина, настоящий айсберг. С нее стекали шумные струи воды. Края айсберга опускались круто вниз, уходили в глубину.
Я торопливо поплыл к льдине и полез на нее, выбивая углубления моим компьютером.
Наверху было прохладно и сухо. Никогда раньше я не «увлекался альпинизмом, но теперь хорошо понимал чувства настоя- щих спортсменов: нелегко им в пути, но как здорово растянуться на вершине и после всех треволнений лениво созерцать окрестности, затянутые легким туманом.
...Надо мной в сторону берега пролетела стая крылатых ки-
беров.
ВТОРАЯ ПОПЫТКА РАССКАЗАТЬ О СЕБЕ
На айсберг опустился эль, подобрал меня и, замерзшего, невеселого, высадил в парке перед старинным дворцом. Ночью комната, куда меня* определили, наполнилась теплом, синими потрескивающими искрами, и я понял: меня будут лечить во сне. <
Утром мне стало лучше, но руки и ноги были как деревянные, для полного здоровья чего-то не хватало. Оправдались опасения: меня решили задержать здесь, в этом вместилище гармонии и древней, полузабытой красоты. За мной наблюдали, словно я впал в детство. Несколько дней благородного безделья были обеспечены. На третий день мне стало тоскливо. Я пожаловался. Но наблюдение за мной только усилилось. Я попался, как школьник при попытке к бегству.
На следующий день со мной связался Телегин. Я не пытался оправдываться, понимал, что доставил людям много хлопот и кругом виноват. «Айсберг, — вспомнил я, — ...айсберг. Что это
было?»
— Мы заморозили тоннель и соседний участок дна, — сказал
Телегин, — чтобы подремонтировать тоннель. Маленькая льдинка
всплыла.
...В парке был заброшенный, засыпанный отжившими листьями и древесной ветошью угол, куда я забирался, чтобы поскучать и подремать в тени 'больничных тополей. Однажды подошел чело-' век в пижаме, и мы долго беседовали. Никогда не доводилось мне — ни до, ни после — слышать более резкие отзывы о проекте
«Берег Солнца».
— Поймите, это утопия чистейшей воды, — повторял он так
убедительно, что я напрягал все внимание и пытался уловить суть
его аргументов.
Но есть расчеты, — возражал я.
Это несостоятельные расчеты. Ничего хорошего ждать не
приходится. Вспомните, сколько бывало неудач на пути развития
науки. Тупики неизбежны. Мы на них учимся.
У него был высокий лоб, редкие седые волосы и темные, «опаленные страстью и мыслью глаза». Он долго говорил о человеке и человечестве, и я никак не мог поймать нить его рассуждений: он возвеличивал античную культуру, высыпал, как из рога изобилия, ворох старых афоризмов и речений древних философов. Жесты его были так энергичны, а интонации так убедительны, что
42
я не-мог возразить ему. Это было воинствующее неприятие второй природы, созданной руками человека. Он старательно отделял человека, мысленно как бы очищал его от «технических примесей».
— Вспомните, — говорил он, — крылатое изречение столетней давности: если война — продолжение дипломатии, то автомобилизм — продолжение войны, только другими, средствами. Вспомните и скажите: разве все дороги и магистрали любого типа не опасней действующих вулканов? Разве можно когда-нибудь точно установить причину аварии 'или катастрофы? И разве любые технические новшества не приносят столько же ^огорчений, сколько преимуществ? Вспомните, что еще в древнем* Вавилоне . загрязнение реки каралось смертной казнью. И, несмотря на все строгости, во многих классических очагах цивилизации, где лопаты археологов отрывают развалины дворцов, великолепные скульптуры, чудесные сосуды, простираются ныне сожженные солнцем пустыни.
Но что же вы предлагаете? — спросил я.
Человеку нужно вглядеться внутрь себя. Вспомните старую
истину: познай себя!
Но можно ли познать себя, не проникая все глубже в окру
жающее пространство, не знакомясь с устройством мира и удиви
тельными механизмами природы? Одним словом, не изменяя
ничего вокруг?
Можно и нужно. Фигурально выражаясь, мы уже столкнули