Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 73

Разговор получился коротким и непривычно натянутым. Роджерс почти все время молчал. Худ не сумел даже толком расспросить его о состоянии здоровья и условиях содержания в Тель-Нефе. Ответы генерала были отрывисты, голос тих и бесцветен. Худ приписал это истощению и депрессии, о которой предупреждала Лиз.

Набирая номер, Худ не собирался говорить генералу о прощении. Он посчитал, что лучше сделать это, когда Роджерс отдохнет, а вокруг будут находиться люди, которые помогли получить эту амнистию; люди, чье мнение он уважает. Они смогут объяснить, что это было сделано в интересах нации, а не для того, чтобы вытащить из тюрьмы опозорившегося американского военного.

Однако в ходе разговора Худ почувствовал, что Роджерс имеет право знать о переменах в его судьбе. К тому же Худ не хотел, чтобы во время полета Майк думал о предстоящем судилище. Лучше пусть планирует свою дальнейшую работу в Оп-центре.

Генерал воспринял новость довольно спокойно и попросил поблагодарить Марту и Херберта за их усилия. Но Худ уже почувствовал неладное. Между ним и генералом оставалось что-то недоговоренное — не горечь и не злоба, а скорее меланхолическая грусть, словно Роджерс был безнадежно обречен.

Он как будто хотел попрощаться.

Закончив разговор с Роджерсом, Худ тут же позвонил полковнику Августу, зная, что Август и Роджерс вместе выросли в Хартфорде, штат Коннектикут, Худ попросил командира десантников развлекать Роджерса шутками и воспоминаниями.

Август пообещал сделать все с удовольствием.

В аэропорту Хитроу Худ и Бикинг тепло попрощались с профессором Насром и пообещали обязательно послушать, как его жена играет Шопена. Бикинг, правда, заметил, что «Революционный этюд» неплохо было бы заменить чем-то менее политически окрашенным, Наср не стал возражать.

Перелет на борту самолета госдепартамента оказался на редкость приятным.

Худ выслушал немало теплых и искренних слов. Они не имели ничего общего с дежурными поздравлениями, которые звучат на приемах и встречах в Вашингтоне.

Весь самолет радовался тому, что десант утер нос террористам в Бекаа. Общее настроение удачно передал помощник заместителя госсекретаря Том Андреа:

— Давно надоело играть по правилам, которые никто, кроме нас, не соблюдает.

Андреа упорно пытался выяснить, кто же помог Худу Бикингу и Насру выбраться из дворца во время беспорядков в Дамаске. Но Худ только потягивал минералку и отшучивался.

Самолет приземлился в десять часов тридцать минут вечера в среду. Почетный караул встречал тела погибших сотрудников службы безопасности посольства. Худ дождался, пока гробы перегрузят в катафалк, и лишь после этого сел в прибывший за ним и Бикингом лимузин. Машину прислала Стефани Клоу из Белого дома. Она же передала через водителя записку: «Пол, с приездом. Боялась, что вы возьмете такси».

Первого завезли домой Худа. Задержав в своей ладони руку Бикинга, он спросил:

— Ну что, понравилось быть пешкой в большой игре?

— Лихо! — улыбнулся в ответ молодой дипломат. Около часа Худ провалялся в постели, играя с ребятишками. Потом часа два занимался любовью с женой. Когда Шарон уснула на его плече, Пол долго лежал без сна, размышляя о том, не совершил ли он большой ошибки, рассказав Майку Роджерсу о президентском прощении.

Глава 63

Четверг, один час одна минута утра

Над Средиземным морем

Когда Майк Роджерс впервые попал в армию, ему достался сержант по имени Хаос Бойд. Он так и не узнал, как звучало полное имя от Хаоса, но оно, разумеется, существовало. Ибо Хаос Бойд был самым аккуратным, пунктуальным и дисциплинированным человеком из всех, кто встречался ему в жизни.

Сержант Бойд неутомимо вколачивал в своих подчиненных основополагающую идею: главным качеством солдата является смелость. Важнее смелости для солдата только честь. Перефразируя Вудро Вильсона, сержант говорил;

— Человек чести руководствуется идеалом долга.

Роджерс воспринимал эти слова всем сердцем. Как-то раз он попросил у сержанта его любимую книжку под названием «Знакомые цитаты». Так начался двадцатипятилетний роман Роджерса с мудростью великих государственных деятелей, военных, ученых и других выдающихся людей. Он начал думать.

Может быть, слишком много, иногда говорил себе Роджерс.

Генерал сидел на жесткой деревянной скамейке в тряском фюзеляже «С-141В» и рассеянно слушал рассказ полковника Августа о соперничестве двух спортивных команд в их колледже. Рядом расположились Лоуэлл Коффи и фил Катцен.

Роджерс знал, что ни один из его поступков не был продиктован трусостью и не нанес урона его чести. При этом генерал понимал, что его военная карьера окончена. Попытка отбить РОЦ на сирийской границе оказалась неуклюжей и глупой.

Подобные ошибки недопустимы для человека с его опытом. Расстреляв главаря бандитов, он начал новую жизнь. Не просто солдата, но борца с терроризмом.

Грозивший ему суд должен был стать началом отважного и достойного сражения против ужасной заразы международного терроризма.

«Теперь не будет и этого», — подумал Роджерс.

— Генерал, — обратился к нему Август, — не помните, как звали ту девушку, кэчера, которая победила нас обоих в пятом классе?

— Лорет, — рассеянно ответил Роджерс. — фамилию я забыл.

— Точно! — воскликнул Август. — Лорет. Вот, я вам скажу, была девчонка!

Даже под маской было видно, какая она хорошенькая.

Роджерс улыбнулся. Она действительно была очень мила. И соревнование было увлекательным и захватывающим. А цель всех соревнований — определить победителя и побежденных.

Вот и состязание на Ближнем Востоке определило своих победителей и побежденных. Победителями стали десантники. Они продемонстрировали безупречную подготовку и выучку. В числе побежденных оказались курды, которых размели, как солому, а также Турция и Сирия, на чьих границах до сих пор страдают миллионы людей. И генерал Майк Роджерс, проворонивший РОЦ, не сумевший отбить его у террористов, усомнившийся в преданности товарища по команде и пристреливший военнопленного.

Проиграла и Америка. Вместо того чтобы поддержать Майка Роджерса в его войне с терроризмом, она снова засунула его в клетку Оп-центра.

А это война... во всяком случае, должна быть война.

В лазарете Роджерс долго размышлял на эту тему. Он хотел использовать суд как трибуну для выражения убеждений. Он уже представлял свое выступление:

«Нация, которая позволит себе напасть на наших людей в любой части света, тем самым объявляет войну всей Америке. Это не означает, что мы должны напасть на население или армию этих государств. Но мы должны иметь права блокировать их порты и топить суда, которые попытаются в них войти или из них выйти. Выводить из строя их аэропорты и железнодорожные узлы. Заморозить торговлю, уничтожить их экономику и опрокинуть режим, который выступил в поддержку терроризма. Как только прекратится терроризм, закончится и война».

Таковы были планы генерала Роджерса. Ради них он и застрелил курда. Это был его первый выстрел в войне против терроризма. Нажав на курок, он вернул себе честь и гордость. После помилования получалось, что он просто отомстил человеку, который пытал его паяльной лампой. Ни чести, ни отваги. Как писала Шарлотта Бронте, месть «представляется нам терпким и ароматным вином, однако после нее во рту остается привкус ржавчины».

Роджерс опустил голову. Он не жалел о своем выстреле. Убив главаря террористов, он избавил родную страну от связанных с судом неприятностей. Он сделал из этого курда обыкновенного неудачника и навсегда лишил террориста ореола мученика. Но Боже, как бы он хотел, чтобы эта пуля унесла и его жизнь!..

Его учили служить своей стране и любой ценой защищать ее целостность и ее флаг.

Теперь на его судьбе чернело пятно президентского прощения.

Помогавшие ему люди действовали из добрых побуждений. Но ради чести своей нации он обязан исправить их ошибку.