Дьявольская секта

— День сулит вам удачу, — старательно прочитал ее брат Тимоти. — Воспользуйтесь неожиданной возможностью. Будьте смелым.

Он торжествующе посмотрел на сестру.

— Это означает, что у него есть шанс бежать из Китая!

— Из Тибета, — сказала Люси. — Папа в Тибете. Он пересек Гималаи с проводником и спустился по реке на плоту, как в том фильме, что мы видели; в конце концов он сел в вертолет...

— Ну, ну, ну, — в комнату, где уединились со свежими гороскопами близнецы, вошла Лайза Моррисон. — О ком это вы, мои дорогие? О герое одного из этих ужасных сериалов?

На лицах близнецов появилось виноватое выражение, они не знали, что сказать, украдкой посмотрели друг на друга. Лайза улыбнулась.

— Мы фантазировали, мама, — сказала Люси. — Просто сочиняли.

— Мы пытались представить, как папа добрался бы домой, если бы он не утонул, — добавил Тимоти. — Если бы он выплыл, то оказался бы на территории Китая, а вырваться оттуда непросто, он мог несколько лет провести в тюрьме.

— Но, дорогой, — Лайза не знала, что сказать, но чувствовала, что ей следует что-то произнести, — папа умер. Давно умер. Разве бы я могла выйти замуж за дядю Мэтта, если бы еще надеялась, что папа жив?

Они посмотрели на нее. Их лица были растерянными. В комнате стало тихо.

— Мы просто фантазировали, — сказал Тимоти. — Это все — наша выдумка.

— Наша выдумка, — подтвердила Люси.

Лайза облегченно вздохнула.

— Тогда ладно, — она натянула перчатки. — Мои дорогие, я уезжаю с дядей Мэттом в Лондон. Желаю вам хорошо провести день. Увидимся вечером. Где Констанца?

Молодая испанка по имени Констанца была нанята присматривать за близнецами, чтобы Лайза могла беспрепятственно наслаждаться светской жизнью. Близнецы считали, что это они присматривают за Констанцей. За три месяца они полностью подчинили ее себе.

— Наверху, — сказала Люси.

— Хорошо. Будьте умниками, дорогие, ладно?

Она поцеловала детей, улыбнулась и зашагала к двери.

— Я не могу заставлять дядю Мэтта ждать... Пока, дорогие. Желаю хорошо провести время.

Они вежливо хором сказали «до свидания» и подошли к окну, чтобы проводить ее взглядами. Их отчим уже ходил взад-вперед возле своего нового «роллс-ройса».

— Она заставила его ждать, — сказал Тимоти.

— Как всегда, — добавила Люси. — Он сердится.

— Он очень сердился вчера ночью.

— Да? Когда именно?

— Около двенадцати часов. Я проснулся и услышал их голоса. Они здорово шумели в столь поздний час.

— Что они говорили?

— Я не расслышал.

— Ты не встал, чтобы послушать?

— Я хотел это сделать, но мне было лень.

— Это была настоящая ссора?

— Несомненно.

— Кто сердился сильнее — дядя Мэтт или мама?

— Дядя Мэтт. Насчет налогов и денег. Он хочет жить на Нормандских островах или где-то еще, чтобы сэкономить деньги. «На Нормандских островах? — сказала мама. — Дорогой, ты в своем уме? Как я буду жить в такой глуши?» Тогда дядя Мэтт рассердился всерьез и сказал, что не собирается уезжать на Багамы только для того, чтобы ублажить ее. Тогда мама сказала...

— Тимми, ты все же подслушивал!

— Ну, только минуту или две. Мне захотелось что-нибудь съесть, и по дороге вниз, на кухню... Мама сказала: «По крайней мере на Багамах я могла бы немного развлечься.» Дядя Мэтт сказал: «Ты только об этом и думаешь, верно? А я буду развлекаться на Нормандских островах! — Он был очень сердит. — Тебе придется смириться с этим или расстаться со мной.»

— Что произошло потом?

— Мне пришлось убежать, потому что мама вышла из комнаты, и я едва успел вовремя скрыться.

— Куда она направилась?

— О, всего лишь в свободную комнату.

— Женатые люди не должны спать в разных комнатах, — заметила Люси. — Я слышала, как повар сказал миссис Пирс, что по этому признаку можно судить, счастливый брак или нет.

— Думаю, миссис Пирс недовольна, что ей придется убирать две кровати вместо одной... Смотри, мама идет. У дяди Мэтта по-прежнему сердитый вид.

Они молча смотрели в окно.

— Тимми, думаешь...

— Да?

— Если бы мама и дядя Мэтт развелись... я лишь предполагаю...

— И папа вернулся бы из Китая...

— Из Тибета.

— Это было бы замечательно... хотя мне нравится дядя Мэтт...

— Да, он хороший.

— Может быть, мы смогли бы видеть его иногда после развода.

— Может быть, и смогли бы.

Они улыбнулись друг другу.

— Я уверен, — твердо произнес Тимоти, — все закончится хорошо.

— Да, но сколько еще времени мы будем ждать возвращения папы? — печально спросила Люси. — Иногда мне кажется, что всегда.

Тимоти не ответил сестре. Они молча стояли у окна; «роллс-ройс» отъехал от дома и начал свое восемнадцатимильное путешествие по извилистой дороге до Лондона.

IX

Спустя некоторое время Мэттью Моррисон произнес:

— Я сожалею о вчерашней ночи.

Выговорить это стоило ему немалых усилий. Мэттью был гордым человеком и не любил извиняться — тем более когда чувствовал, что первым это следует сделать не ему.

— Да? — сухо произнесла Лайза. Он отметил, что в это утро она выглядела превосходно; апрельская погода была переменчивой, но Лайза надела под пальто эффектное весеннее платье, словно не сомневалась в том, что зима закончилась и лето уже близко. Короткое платье позволяло Мэтту видеть длинные красивые ноги жены.

— Ты ужасный водитель, Мэтт, — сказала Лайза. — совсем не смотришь на дорогу. Лучше бы ты нанял шофера.

Но Мэтт предпочитал обходиться без шоферов. Ему было пятьдесят пять, он успел привыкнуть к удобствам, которые можно купить за деньги, но не желал сидеть в своем автомобиле в качестве пассажира. Он также втайне боялся «напускать на себя важность» и «играть чуждую ему роль». Результатом был снобизм наизнанку, желание сохранить простые привычки, приобретенные давным-давно, в ту пору, когда он карабкался от должности конторского мальчика на побегушках к посту председателя правления индустриальной империи. Теперь он владел большим домом, в котором чувствовал себя немного дискомфортно, держал первоклассного повара, презиравшего простую английскую кухню, любимую Мэттом, и имел красивую, воспитанную жену, чьи вкусы не мог разделять. Втайне он ненавидел свой дом («этот огромный старый сарай» — так мысленно называл его Мэтт), шедевры повара («эти чертовы французские штучки») и даже свою жену, которую считал испорченной и вздорной, однако Мэтт сознавал, как трудно ему было бы отказаться от всего этого. Ему, возможно, хотелось бы верить в то, что в душе он остался простым парнем, которого не изменил успех, но он был достаточно честен с самим собой и знал, что в действительности он изменился; Мэтт с огорчением признавался себе в любви к привилегиям, дарованным богатством и положением. Но он не афишировал эту свою слабость. Он знал, что говорили о «сделавших себя людях», открыто наслаждавшихся своим богатством, и боялся презрительного ярлыка «нувориш».

— Я не люблю шоферов, — внезапно сказал он. — В наше время держать шофера — это играть на публику. Ты знаешь, что я этого не терплю.

— О нет, — возразила Лайза. — Ты хочешь казаться «простым человеком» и похоронить себя в глухом уголке Нормандских островов после ранней отставки.

— Послушай, Лайза...

— Какой смысл экономить деньги на налогах, если их будет не на что тратить?

— Мы не обязаны проводить весь год на Нормандских островах.

— Я не понимаю, что ты имеешь против Багам. Там райский климат; ты сможешь купаться, вести «простую жизнь».

— Это слишком далеко от Англии.

— О, Мэтт, это нелепость! Сейчас не существует далеких мест!

— Если ты думаешь, что я собираюсь стать одним из тех, кто полжизни проводит в самолетах...

— Чем плохи самолеты, если они тебе по карману? «Игра на публику»? Какой ты лицемер, Мэтт!

— Ты меня не понимаешь, — Мэтт упрямо поджал губы.