Дом под саваном

Она повела нас по длинному коридору и далее вверх по извилистой лестнице на второй этаж. Через несколько мгновений мы оказались в просторной комнате. Полыхающий в камине огонь и лампы отбрасывали мягкий свет на дубовую мебель.

— Я решила, что ты предпочтешь занять комнаты отца, — сказала Элис Акселю. — Там никто не жил со дня его смерти. Комнаты твоей мачехи находятся в западном крыле.

Элис повернулась ко мне:

— Скажи мне, если тебе что-то понадобится. Джордж упомянул в письме, что у тебя есть служанка, я приготовила для нее комнату по другую сторону коридора. Если ты хочешь, чтобы она спала в крыле, отведенном для прислуги...

— Нет, — сказала я. — Меня это устраивает.

— Если сейчас я больше ничем не могу вам помочь, я оставлю вас одних. Отдыхайте после путешествия. Лакей через минуту поднимет сюда багаж, я попрошу кого-нибудь из девушек принести кувшин с горячей водой... Прислать вам еду? Или крепкий горячий чай?

Я открыла рот, чтобы принять предложение Элис, потом вспомнила о присутствии Акселя и промолчала.

Он посмотрел на меня, вопросительно подняв бровь; когда я кивнула, Аксель произнес:

— Мы с удовольствием выпьем чаю, Элис. Пожалуйста, сообщи остальным членам семьи, что мы скоро спустимся в салон.

Чай взбодрил меня. Появившаяся Мари-Клер помогла мне умыться и переодеться. Надев свежее платье и причесав волосы, я более внимательно осмотрелась по сторонам. Комнаты были очень красивыми. В них отсутствовала элегантность лондонских гостиных, но каждый предмет дубовой мебели являлся старинным произведением искусства. Длинные бархатные шторы на окнах и у кровати делали интерьер еще более впечатляющим. Я отодвинула одну из штор и посмотрела в ночь; мне показалось, что я увидела вдали огни Рая и Уинчелси.

Через несколько минут из гардеробной вышел Аксель. Лакей побрил его второй раз за этот день; на моем муже был серый пиджак с прямыми фалдами, полосатый жилет и длинные бежевые бриджи французского покроя с разрезами выше щиколоток. Аксель выглядел даже слишком элегантно для человека, находящегося в сельском английском доме. Возможно, с беспокойством подумала я, мой туалет чересчур наряден для этой обстановки. Я поспешно посмотрела на себя в зеркало. Не успев сделать какое-то заключение, я услышала голос Акселя:

— Слава богу, что ты не выглядишь, как Элис!

Он явно пытался загладить свою резкость в Рае.

— Я прилично одета? — спросила я, желая услышать слова одобрения. — Я не хочу произвести плохое впечатление.

— Если ты сейчас сменишь платье, я рассержусь, — заявил он. — В таком наряде ты не можешь произвести плохое впечатление.

Мы спустились в салон.

Когда мы вошли в комнату, Элис вязала. Я помню мое удивление, потому что все женщины, которых я знала, коротали время с помощью шитья; я никогда не видела, как вяжут. Рядом с Элис на диване сидела полная девушка с прыщавым лицом; она казалась близорукой. Очевидно, это была Мэри, подопечная Роберта Брэндсона, о которой говорил мне Аксель. Я перевела взгляд с двух некрасивых женщин на третью, сидевшую у камина на стуле с высокой спинкой. У нее было поразительное лицо — возможно, не столь красивое и привлекательное, как у моей мамы, но все же прекрасное, с черными волосами, тронутыми на висках сединой, и широкими раскосыми глазами, напоминавшими глаза Неда. Ей было лет сорок пять.

Когда мы вошли в комнату, она встала и приблизилась к нам; каждое ее движение свидетельствовало о том, что она является главным персонажем этой сцены.

— Ну, Джордж, — обратилась она к Акселю, — тебе потребовалось десять месяцев, чтобы найти жену-англичанку, но, должна признать, твоя неторопливость привела к отличному результату! Твоя супруга очаровательна.

Она привлекла меня к себе и расцеловала в обе щеки своими прохладными сухими губами.

— Добро пожаловать в твой новый дом, дитя.

Мне не понравилось ее обращение «дитя», но я сделала реверанс, приветливо улыбнулась и пробормотала слова благодарности.

— Здравствуй, Эстер, — обратился Аксель к мачехе, не поцеловав ее, и я решила, что он не питает теплых чувств ни к одному члену семьи. — Ты выглядишь значительно лучше, чем в последний раз, когда я видел тебя.

— Пожалуйста, Джордж, не напоминай мне о страшных днях следствия... Мэри, подойди сюда — ты ведь не прикована к дивану, нет? Так-то лучше... моя дорогая, это — Мэри Мур, крестная дочь моего мужа, она живет с нами — о, наконец-то появился Вир! Где ты был, Вир? Джордж и его жена только что спустились сюда.

Он оказался худощавым и бледным. Похоже, Вир унаследовал телосложение матери, но больше ничем на нее не походил. Его волосы и ресницы были светлыми, а кожа — почти по-женски нежной. Самое сильное впечатление произвели на меня его темно-синие глаза; я обратила на них особое внимание, поскольку его улыбка совсем их не затронула, они остались бесстрастными.

— Привет, Джордж, — сказал он, и я заметила, что он говорил на безупречном английском, однако в его голосе, как и в глазах, отсутствовала теплота. — Мы уже начали думать, что ты не вернешься в Хэролдсдайк.

Он произнес эту фразу без всякого разочарования. Также в его голосе не прозвучала и радость. Странное отсутствие эмоций смутило меня.

Нас представили друг другу; он ответил на мое приветствие любезно, но я по-прежнему чувствовала себя в его обществе неловко. Мы побеседовали минут десять в этой изящной, хорошо освещенной комнате, затем дворецкий объявил, что ужин подан, и мы прошли в столовую. Я проголодалась за время долгого путешествия и обрадовалась, увидев, что нас ждет полноценная еда, а не традиционный шестичасовой чай. Мы обедали днем где-то у границы Суссекса, с тех пор прошло много времени.

В столовой стоял подсвечник, яркий свет падал на серебро. Аксель без колебаний сел во главе стола, а я остановилась, боясь обидеть кого-то.

Аксель нахмурился и едва заметным жестом указал мне на противоположный край стола. Я быстро прошла к стулу и поспешно села.

Я не поняла, что вызвало у всех растерянность. Я начала гадать, какую ошибку я совершила. Вир, внезапно оказавшийся справа от меня, пробормотал:

— Ты не будешь читать молитву?

Я молчала.

— По-моему, нет нужды читать молитву чаще одного раза в день, — сказал Аксель со своего места. — Моя жена привыкла читать молитву только за обедом.

— Это правильно, — согласилась Эстер, сидевшая справа от Акселя. — Времена меняются. Сейчас только нонконформисты читают молитву перед каждой едой... Мэри, дорогая, постарайся выпрямиться! Что будет с твоей фигурой, если ты не перестанешь сутулиться?

— Вряд ли она станет еще хуже, подумала я и пожалела бедную девочку, которая, покраснев, расправила плечи. Я отметила, что Эстер, помимо медового голоса, обладает безжалостным язычком.

Ужин начался. Мы поглощали ростбиф, когда дверь открылась и в комнату вошел Нед. Я впервые увидела его при ярком освещении. Меня поразила грязная и поношенная одежда, которая была на нем. Он явно не потрудился умыться и переодеться перед едой.

— Извините за опоздание, — сказал он. — Я занимался лошадьми.

Возникла пауза. Аксель положил нож и откинулся на спинку стула.

— Чья это обязанность — заниматься лошадьми?

Нед замер, положив руку на спинку своего стула.

— Ну?

— Грумов.

— Я нанял тебя грумом?

— Нет.

— Тогда впредь не опаздывай к столу и не занимайся лошадьми во время ужина.

Нед молчал. Я заметила, что его уши стали пунцовыми.

— К сожалению, я не могу пустить тебя за стол в таком виде. Ты похож на работника. Иди есть на кухню. Если ты еще раз проявишь подобным образом неуважение к окружающим, я прикажу тебя высечь.

В комнате воцарилась тишина.

— Ты меня понял?

Все молчали.

— Отвечай мне!

— Да, — сказал Нед, — проклятый иностранец.

Он ушел, хлопнув дверью; из холла донесся топот, Нед удалился в сторону кухни.

В столовой воцарилась гнетущая тишина. Лакеи замерли, точно статуи, не способные видеть и слышать; на лице Эстер застыл испуг; глаза Мэри стали круглыми, как блюдца. Вир, сидевший справа от меня, не двигался; Элис разглядывала несуществующее пятно на скатерти.