Богатые - такие разные

— Дайана, Пол не склонен к моногамии. Он неспособен на нее.

— Неправда! Он был верен мне в Англии. Конечно, я знаю, он нашел себе кого-то еще, вернувшись в Америку, но... — Меня снова потрясло сделанное только что открытие, и я зажмурилась, чтобы справиться с подступившей болью. — Но я никогда не думала... мне даже присниться не могло... О, Боже! — что это будет его жена! Подумать только, он в действительности любил ее все время, а я об этом не знала! Но почему, почему, почему он вызывал меня в Нью-Йорк? Я этого не понимаю, все теряет смысл, какого дьявола он спит с нами обеими...

— Бог мой, — проговорил Брюс, — вы еще так молоды...

— Вы не понимаете!

— Боюсь, что понимаю. Моя мать больше двадцати лет была любовницей Пола.

— Но я совсем другое дело! Я особенная!

— Такой же особенной была и моя мать! Она была красива, умна, с хорошими манерами, образованная, знала античные языки.

— Перестаньте же! — выкрикнула я.

— Извините, сэр, — послышался голос веснушчатого заправщика, — но с вас доллар и двадцать пять центов.

Брюс протянул ему пару банкнот.

— Простите меня, — обратился он снова ко мне. — Я не хотел вас расстраивать. Я уверен, что Пол считает вас особенной, если пригласил вас из-за океана помочь его выздоровлению. Надеюсь, вы знаете о его болезни?

— Конечно. — Я собрала остатки собственного достоинства. — Если Пол думает, что я готова делить его с какой-то другой женщиной, он страшно ошибается, — сказала я. — У меня достаточно гордости и самоуважения, и я не намерена приносить их в жертву никому, и даже Полу.

— Вот тогда вы действительно будете особенной, — улыбаясь, заметил Брюс. — Тогда вы будете необыкновенной!

Я ничего не ответила. Просто смотрела на мерцавшие вдали огни Манхэттена, точно формулируя в уме то, что скажу Полу.

Я пролежала, не смыкая глаз, полночи, планируя блестящий диалог, и в конце концов, измученная, погрузилась в тяжелый сон где-то после четырех часов утра. Точно в семь часов рядом с кроватью зазвонил телефон.

Я ничего не соображала и с трудом открыла глаза.

— Да? — прошептала я в трубку.

— Дайана, это Пол. Я внизу, в вестибюле. Поднимаюсь к вам, — сказал он и повесил трубку прежде, чем я успела снова открыть рот.

У меня было такое ощущение, словно кто-то ударил меня по голове кувалдой. Я вскочила на ноги, кое-как справилась со своими волосами, взглянула в зеркало на свое лицо и лихорадочно принялась приводить себя в порядок. Волосы мои были нерасчесаны, разорванная на плече ночная рубашка выглядела как купленная на распродаже поношенных вещей, в голове было пусто, полная уныния, я чувствовала себя как побитая.

Звякнул дверной колокольчик.

— О, Боже, — проговорила я.

Схватив свой лучший пеньюар, я бросилась к пудренице. Мне едва хватило времени припудрить нос, как колокольчик прозвенел снова.

— Колокольчик звонит, мамочка! — послышался голос Элана.

— Да, мой мальчик.

Судорожно расчесывая волосы щеткой, я пыталась припомнить блестящий диалог, над которым трудилась ночью, но, разумеется, не могла вспомнить ни слова.

— Могу я войти?

— Да, дорогой мой.

— Мамочка, это папа!

Я уронила головную щетку, взглянула в зеркало и увидела в нем стоящего в дверях Пола.

— Я хотел поговорить с вами.

— Да, — отозвалась я, коленки у меня тряслись.

Он ласково взглянул на Элана.

— Ты можешь помочь Мэри приготовить завтрак или ты еще слишком маленький?

— Нет, я уже большой! Я часто помогаю ей готовить завтрак! — похвастался Элан и величественно засеменил в сторону кухни.

Пол замкнул дверь в спальню.

— Стив сказал мне, что вы были на приеме, — начал он. — А Кэролайн сообщила, что Брюс увез вас домой. Мейерс разыскал того юношу, торгового агента по имени Крэг Харпер, который вспомнил, что показал вам мою жену, ожидавшую меня у фонтана.

Чувствуя себя совершенно уничтоженной, я открыла рот и, запинаясь, проговорила:

— Пол, я не в состоянии вести подобные разговоры в семь часов утра, — и тут же поняла, что именно это и следовало сказать в эту ужасную минуту.

Я пристально смотрела на него. Вид у него был безупречный, на нем был превосходно скроенный черный костюм, белоснежная рубашка, скромный темный галстук, и, встретив его впившийся в меня проницательный, напряженный взгляд, я почувствовала первый проблеск медленно разгоравшегося гнева.

Я овладела своим голосом.

— Ваша жена прекрасна, — проговорила я. — Я была рада возможности ее увидеть. Вы еще хотите мне что-нибудь сказать?

— Я подозревал, что вы могли расстроиться, и подумал, что, может быть, мне следует объяснить...

— Почему вы солгали, сказав, что уезжаете в Коннектикут вечером в пятницу, когда на самом деле собирались пообедать вдвоем с женой у «Вуазена»? О, полно, Пол! Отнесемся к этому по современному! Вы захотели пригласить жену пообедать — почему бы и нет? В конце концов, она ваша жена! И поскольку вы проснулись утром в слишком радостном настроении, чтобы отправиться в Коннектикут — Господи, какая это, наверное, была ночь! — почему бы вам было не взять Сильвию с собой на вечер к своим лучшим друзьям? В конце концов, она ваша жена! Не отрицаю, я была несколько удивлена, узнав, что она на двадцать лет моложе вас, и, разумеется, является царицей всех балов, в которых участвует, но жизнь полна маленьких сюрпризов, не так ли, и я действительно не могла ожидать, что вы подробно расскажете мне о ней сами. Разумеется, было небезынтересно узнать, что вы спите с нею по-прежнему и что она несомненно вас любит, но жаловаться на это я не могу, не так ли, Пол? Это было бы нарушением правил игры.

Пол ничего не ответил. Его темные глаза решительно ничего не выражали.

— Вы и ваши игры! — со смехом продолжала я. — Как все это интересно, не правда ли? О, да, я обожаю ваши игры, Пол, но есть один пустяк, который вы проглядели: мне не нравятся ваши кровожадные правила!

Снова наступило молчание. Наконец его нарушил тихий голос Пола:

— Дело обстоит вовсе не так, как вы думаете.

— Не пытайтесь убеждать меня в том, что вы с нею не спите. Пол я вам просто не поверю.

Лицо его затвердело.

— Я никогда не обещал вам верности.

— О, да, это верно, черт побери! — крикнула я ему. — Вы намекали на это и вызывая меня сюда! Вы знали меня — знали, что я не приехала бы в Нью-Йорк лишь для того, чтобы стать сладким пирожком, которым вы могли бы лакомиться каждый раз, когда вам наскучит ваша замечательная жена! Вы знаете, я не из таких женщин, Пол, но вы осмеливаетесь обращаться со мной так, словно у меня нет ни гордости, ни самоуважения и ни одной крупицы здравого смысла!

— Мне лучше прийти позднее, — коротко бросил Пол, поворачиваясь, чтобы отомкнуть дверь. — Совершенно очевидно, что вы теперь не в состоянии слушать никаких объяснений.

Я мгновенно пришла в ужас от его намерения уйти.

— Пол... — воскликнула я, не удержавшись, и он, словно по команде, повернулся ко мне.

— Послушайте, Дайана, — заговорил он быстро и настойчиво, — вы должны... пожалуйста, сделайте усилие, чтобы понять. Когда я был болен, Сильвия была рядом со мной, и я просто не могу сейчас ни игнорировать, ни оставить ее, как вы, вероятно, хотите — это невозможно. Попытайтесь быть терпеливой. Вы теперь знаете, как вы важны для меня...

— Важна, как пузырек с лекарством, который можно выбросить, если больной поправляется.

Он побледнел как полотно.

Я была слишком разъярена, чтобы обратить на это внимание.

— Дорогой Пол, — язвительно заметила я, — вы можете считать меня безнадежно наивной, но перед тем, как мы встретились, я прожила некоторое время с человеком вашего возраста, и не так уж незнакома с проблемами мужчин средних лет, как вы могли бы думать. Мой отец обращался к своей любимой подруге каждый раз, когда у него возникали трудности со своей женой.

Я отчасти искупила свою ошибку, не использовав ужасного слова «импотенция», но вполне была готова к. взрыву его гнева. Его не последовало. Правда, когда я достаточно овладела собой, чтобы взглянуть на Пола, я, к своему удивлению, заметила — он не был ни разъярен, ни оскорблен, а лишь словно почувствовал какое-то облегчение. В конце концов он даже рассмеялся.