Богатые - такие разные

Я отнеслась к этому скептически, но Теренс, отказываясь принимать всерьез мое недовольство, принялся знакомить меня с как можно большим числом людей, и я скоро забыла про Стивена Салливэна. Я неизбежно оказалась вдали от Теренса, и лишь в ужасе думала о том, что не могла вспомнить ни одного имени, когда ко мне обращался какой-нибудь незнакомец и представлялся мне, являя очередной пример американского дружелюбия. Англичане вполне могут улыбнуться: «Но ведь американцы такие поверхностные!» Однако, если бы я оказалась на каком-нибудь крупном приеме в Англии, я была бы только рада, если бы другие незнакомые мне гости проявляли такую же непринужденную любезность и по-современному очаровательную обходительность.

Американцам нравился мой акцент, они расспрашивали обо всем интересном, что происходит в Англии («Что подают королевской семье к завтраку?» «Изменился ли Лондон с диккенсовских времен?»), и осторожно интересовались тем, что я думала об их великолепной стране. Читала ли я о скандале Типота Доума? Что я думаю о президенте Кулидже? Будет ли действительно функционировать Лига Наций? Я стала чувствовать себя дельфийским оракулом и находила весьма забавным двусмысленно отвечать на вопросы в лучшем стиле классической традиции. Было так легко находиться среди людей, от которых не услышишь за спиной: «Она дочь Гарри Слейда, помните такого...», или чей-нибудь еще более мрачный шепот: «Все это норфолкское кровосмесительное потомство...» Никому здесь не было никакого дела до моих предков, и меня принимали, плохую ли, хорошую, такой, какою я была.

Я выпила еще один коктейль (на этот раз розового цвета), и отведала какой-то необычайной закуски, радуясь, что не отказалась от приглашения.

Опустились сумерки. Включили полный свет, и американцы стали жаловаться на холод, хотя мне казалось, что было тепло, как в весенний вечер, даже, может быть, немного теплее, чем бывало в Норфолке. Центр вечера стал смещаться в дом, гости двинулись по саду обратно к террасе, и именно тогда я увидела Теренса, стоявшего у самого большого мраморного фонтана ниже террасы.

Теренс меня не заметил. Он разговаривал с какой-то не известной мне женщиной, и, подойдя ближе, я спросила себя, кто была эта настоящая красавица. На ней было легкое развевавшееся платье в одном из входивших в моду парижских тонов, с модной тонкой бахромой, а длинные темные волосы, подобранные в стиле времен короля Эдуарда, придавали ей таинственный вид существа, живущего вне времени. Этот старомодный стиль очень шел ей, подчеркивая тонкие черты лица и длинную, стройную шею. Кожа ее была безукоризненно чистой. Я снова взглянула на ее волосы, и поняла, что они были не коричневые, а рыжие, золотисто-рыжие, богато сиявшие в тусклом свете сумерек.

Я обернулась к молодому торговому агенту из Манхеттена, с которым разговаривала последние несколько минут.

— Крэг, кто эта женщина там, с Теренсом О'Рейли?

Он повернул голову в сторону фонтана, и на лице его отразилось удивление.

— Вот это да! А говорили, что они с мужем уехали на этот уик-энд из города! Это же госпожа Ван Зэйл, жена банкира.

Я стояла, не проронив больше ни слова. Кто-то рассмеялся за моей спиной, над головой прошелестела крыльями летучая мышь, промелькнул лакей с подносом, уставленным пустыми бокалами. Из бального зала донеслось завывание саксофона и музыканты грянули чарльстон.

— Дайана? Что-нибудь не так?

— Нет, пустяки, Крэг. Не найдете ли вы мне еще чего-нибудь выпить?

Отделавшись таким образом от него, я отодвинулась в тень от мраморной нимфы и опустилась на край постамента, почувствовав себя мелкой, беззащитной и уродливой.

Когда я наконец овладела собой настолько, что смогла снова посмотреть в сторону фонтана, Теренса там уже не было. Около нее остановилось несколько друзей, она улыбалась и что-то неторопливо говорила. Улыбка ее была теплой и естественной, и здесь, перед этим богатым, вульгарным домом, в стороне от шума вечернего приема, отсутствие в ней всякой искусственности было таким же поразительным, как и ее органическое изящество.

К моим глазам подступили слезы. Я продолжала смотреть на нее, и в горле у меня набухал комок, не дававший дышать, пока наконец я не удивилась тому, что она оставалась у фонтана, когда последние гости уже входили в зал.

Я отошла в сторону, но недостаточно быстро, чтобы не увидеть того, что произошло дальше.

Пол взбежал по ступенькам дальней площадки с этой стороны дома. Как всегда, движения его были изящными, и, когда она его увидела, лицо ее засветилось, а губы сложились для того, чтобы назвать его имя.

Он улыбнулся Сильвии. Я никогда бы не подумала, что увижу эту его совершенно особую улыбку, адресованную не мне, а какой-нибудь другой женщине. Подойдя к ней, он обвил рукой ее талию и сказал что-то такое, от чего она чуть прижалась к нему и заглянула ему в глаза.

Она вся сияла.

Пляж был узким, и Саунд, отражавший догоравшую в небе вечернюю зарю, отсвечивал медными бликами. Наконец остановившись, я прислонилась к одному из окаймлявших песчаный берег деревьев, а когда поняла, что неспособна унять слезы, спотыкаясь вышла на пляж, опустилась на песок, и разрыдалась, уже не пытаясь сдержаться. Казалось, я никогда уже не перестану плакать, как услышала чей-то беспокойный оклик: «Дайана!» — и чья-то твердая и добрая мужская рука удержала меня от попытки подняться на ноги.

Рядом со мной опустился на корточки Брюс Клейтон.

— Не могу ли я что-нибудь для вас сделать?

— Отвезите меня домой! — рыдала я, позабыв о своей уничтоженной гордости, умоляюще хватаясь за его рукав.

— Разумеется. Я буду только рад предлогу уехать отсюда. — Мы помолчали. Он протянул мне носовой платок, и я попыталась вытереть лицо. Наконец он проговорил:

— Вы не знали о том, что здесь будут Пол и Сильвия?

— А разве кто-нибудь об этом знал? Они же должны были уехать в Коннектикут.

— Видимо, Пол утром отменил эту поездку. Я только что разговаривал с Сильвией.

— Но они же вчера вечером уехали!

— Нет, он просто пригласил вчера Сильвию в ресторан. Мы обедали у «Ваузена» с друзьями моей матери, когда неожиданно туда же пришли Ван Зэйлы... Простите меня, вам, наверное, не хочется слышать об этом, не так ли?

— О, да, конечно! — не сдержавшись, резко ответила я, стирая последние слезы. — Пойдемте. А почему была отменена поездка в Коннектикут?

— Сильвия сказала, что Полу очень захотелось спокойно провести уик-энд за городом. Он подумал, что будет лучше неожиданно для всех появиться на приеме у Салливэнов. Вы говорили ему о том, что будете здесь? О, не давайте себе труда отвечать на этот вопрос. Дать еще один платок?

— Это глупо, но я никак не могу перестать плакать...

Прошло не меньше пяти минут, прежде чем мои глаза наконец стали сухими.

— Мне очень жаль, Брюс...

— Мне тоже! Чего ради такая прекрасная девушка, как вы, связалась с таким выродком, как Пол Ван Зэйл?

— Он вам не нравится? Но ведь Пол без ума от вас! Он так часто говорил о вас в Англии...

Брюс снял очки и уставился на них.

— Идемте, я отвезу вас домой.

На полпути к дому я вспомнила о Теренсе и Грэйс.

— А как они доберутся обратно?

— Там полно народу, и их кто-нибудь захватит с собой. Теренс не рассердится, а мы с Грэйс договорились, что я уеду, когда мне захочется. Это ее не удивит.

Брюс подвел меня к зеленому «студебеккеру», стоявшему в аллее среди множества других автомобилей, усадил на переднее сиденье и вернулся в дом, чтобы предупредить жену. Десятью минутами позднее мы уже были на пути в Манхэттен. Проехав несколько миль в полном молчании, он сказал:

— Мне нужно заправить машину, — и мы свернули с шоссе на площадку заправочной станции. Пока ждали очереди, он совершенно нейтральным голосом заметил: — Я догадываюсь, что вы хотите выйти замуж за Пола.

— Я не могу думать об этом, пока он не вернется со мной в Мэллингхэм и не будет принадлежать никому, кроме меня.