Страница 6 из 60
— Ты — дьявол! — воскликнул отец Гомст, отступая на шаг и крепко вцепляясь в висевший на шее крест.
— Даже если так, — не стал с ним спорить я, — ведь я исповедовался, надо отпустить мне грехи.
— Мерзость… — произнес он медленно, со вздохом.
— И не только, — согласился я, — а теперь отпусти мне грехи.
Наконец отец Гомст овладел собой, хотя все еще держался поодаль.
— Что ты хочешь от меня, Люцифер?
Хороший вопрос.
— Хочу победить, — ответил я ему.
Он покачал головой, пришлось объясниться.
— Одни пойдут со мной, зная, кто я. Другим надо знать, куда я иду. Третьим нужно знать, кто еще идет со мной. Я исповедовался тебе. Раскаялся. Теперь со мною Бог, а ты, священник, расскажешь верующим, что я — Его воин, Его орудие, Меч Всемогущего.
Наступившую тишину нарушали удары сердца.
— Ego te absolvo![4] — дрожащими губами произнес наконец отец Гомст.
Затем мы зашагали обратно по дороге и вскоре присоединились к остальным. К тому времени Макин уже выстроил всех и произнес напутствие. Они ожидали с единственным факелом и свечой в фонаре под козырьком, привязанным к телеге с головами.
— Капитан Борта, — обратился я к Макину, — пора выдвигаться. Впереди долгая дорога к Лошадиному Берегу.
— А как же священник? — спросил он.
— Похоже, придется сделать крюк к Высокому Замку, оставим его там.
Боль пульсировала в голове, не унимаясь.
Может, давало о себе знать то, что проникло в меня прежде, какой-то древний дух, но сегодня голова болела так, словно в нее тыкали палкой, понуждая, как скот, следовать в нужном направлении. И это по-настоящему бесило.
— Думаю наведаться в Высокий Замок, — я сжал зубы, превозмогая тычки в голове, — и передать старого Гомсти с рук на руки. Уверен, отец беспокоится обо мне.
Райк и Мейкэл посмотрели с недоумением, Толстяк Барлоу и Красный Кент обменялись красноречивыми взглядами, нубанец закатил глаза, встал в боевую стойку и продемонстрировал бой с тенью.
Я глянул на Макина: высокий, широкоплечий, черные волосы слиплись от дождя.
«Он — мой конь, — размышлял я, — Гомст — слон, Высокий Замок — ладья». Потом я подумал об отце. В этой игре мне нужен король. Без него играть нельзя. Я подумал об отце и решил, что для моей партии он подходит. Встреча с мертвецом на Дороге Нежити удивила меня. Он показал мне свой ад, а я только посмеялся над ним. Но сейчас, когда я думал об отце, мне было важно сознавать, что я все еще могу испытывать страх.
7
Ехали всю ночь, и Дорога Нежити наконец вывела нас из топей. Рассвет застал нас в Норвуде, угрюмом и сером. Город лежал в руинах. Над развалинами все еще витал запах едкого дыма, сохранившийся даже после того, как огонь погас.
— Граф Ренар, — произнес Макин, стоявший рядом, — наглеет, если в открытую нападает на протектораты Анкратов.
Он с легкостью раскрыл тайну.
— Откуда ты можешь знать, кто учинил подобное злодеяние? — спросил отец Гомст. Цвет лица стал таким же, как седая борода. — Возможно, люди барона Кенника проехали по Дороге Нежити и совершили набег. Именно люди Кенника подвесили меня в клетке.
Братья разбрелись по руинам. Райк оттеснил Толстяка Барлоу и исчез в ближайшем здании, представлявшем собой лишь каменный остов без крыши.
— Нищие болотные говнюки! Такие же, как в чертовом Маббертоне! — Дальнейшие стенания не были столь отчетливо слышны ввиду неистовства, с которым он продолжал поиски.
Я припомнил, каким был Норвуд в праздничный день: увешанный разноцветными ленточками. Мать идет рядом с бургомистром, мы с Уильямом лакомимся медовыми яблоками.
— Но это не мои нищие болотные говнюки, — заявил я, повернувшись к Гомсти. — Нет здесь трупов. Значит, работа графа Ренара.
Макин кивнул:
— Думаю, найдем погребальный костер в полях на западе. Ренар сжигает всех скопом. Живых и мертвых.
Гомст перекрестился и забормотал молитву.
Война — прекрасная штука, как я уже говорил прежде, а те, кто не согласен, — проигрывают. Заставил себя улыбнуться:
— Брат Макин, похоже, граф Ренар сделал свой ход. У нас одинаковое оружие, и он владеет им хорошо. Осмотритесь вокруг. Хочу знать, как он разыграл эту партию.
Ренар. Сначала отец Гомст, теперь Ренар. Словно дух из топей повернул ключ, и теперь призраки прошлого шествуют один за другим.
Макин кивнул и пустил лошадь галопом, но не в город, а вдоль ручья, к зарослям за рыночной площадью.
— Отец Гомст, — обратился я с придворной вежливостью, — будь любезен, поведай, где люди барона Кенника тебя схватили.
То, что наш семейный священник был пленен во время набега, представлялось полной бессмыслицей.
— В деревне Джессоп, принц, — ответил Гомст, настороженно озираясь по сторонам, избегая моего взгляда. — Разве мы не обязаны объезжать владения? На своей территории мы в безопасности. Земли за Хэнтоном не подвергаются набегам.
«Интересно, — подумал я, — зачем же ты пренебрег опасностью?»
— Деревня Джессоп? Припоминаю нечто подобное, когда-то слышал это название, отец Гомст, — я по-прежнему оставался вежливым, — там, должно быть, три лачуги да свинья.
Райк вылетел из дома, словно ураган, весь в пепле, чернее нубанца и отплевываясь как сумасшедший. И кинулся к следующему дому.
— Барлоу, толстый ублюдок! Ты подставил меня! — Если Малыш Райки не мог ничего найти, то кто-то за это должен расплатиться. Так повелось.
Гомст, казалось, был доволен тем, что разговор прервали, но я продолжил:
— Отец Гомст, ты говорил о Джессопе, — увернуться не получится.
— Городишко на болотах, принц. Ничего особенного. Там режут торф для протектората. Семнадцать хижин и, пожалуй, чуть больше свиней. — Он попытался засмеяться непринужденно, но получилось слишком резко и нервно.
— Значит, ты отправился туда отпустить грехи беднякам? — заглянул ему в глаза.
— Ну…
— Поехал за Хэнтон, к самой границе топей, в опасный район, — продолжил я. — Ты прямо святой, отец.
Он опустил голову.
Джессоп. Внутри словно звякнул колокольчик, напоминая о чем-то, вот только вспомнить, о чем он вызванивает, у меня никак не получалось… Название казалось таким знакомым.
— Джессоп расположен там, где течения достигают поглощающих мертвых топей, — произнес я, словно считывая с губ старого наставника Лундиста. Представил карту за его спиной, прикрепленную к стене учебного класса, где течения отмечены черными чернилами. — Их движение неспешно, но неумолимо. Топи хранят свои секреты, но не везде, Джессоп — место, где их можно раскрыть.
— Тот здоровяк, Райк, душит толстяка. — Отец Гомст кивнул в направлении города.
— Отец послал тебя туда, чтобы посмотреть на мертвых, — я не позволил отцу Гомсту увести разговор в сторону, — потому что ты узнал бы меня.
Губы Гомста сложились в «нет», но все остальное говорило «да». Всегда считал священников более искусными лжецами, учитывая, чем они промышляют.
— Неужели он все еще разыскивает меня? Спустя четыре года! — Даже четыре недели было бы чересчур.
Гомст подался в седле назад и беспомощно развел руками:
— Королева носит дитя. Сэйджес предрек королю рождение мальчика. Я должен был подтвердить право наследования.
Ах вот оно что! «Право наследования». Это больше походило на отца, которого я знал. А королева? Последняя сделка.
— Сэйджес? — спросил его.
— Язычник, гадатель на костях, недавно появился при дворе, — произнес Гомст с кислым видом.
Пауза затянулась.
— Райк! — Я не стал кричать, но сказал достаточно громко, чтобы тот услышал. — Отпусти Толстяка Барлоу, иначе придется тебя выпотрошить.
Райк послушался, Барлоу грохнулся оземь, словно кусок свиного сала весом более трехсот фунтов,[5] которым, впрочем, он и был. Из них двоих физиономия Барлоу выглядела багровее, но лишь чуть-чуть. Райк двинулся к нам, выставив сцепленные кисти рук, будто репетировал захват моего горла:
4
В переводе с латинского: «Я отпускаю тебя» или «Я прощаю тебя», что является формулой отпущения грехов на исповеди у католиков.
5
Фунт — равная 453,6 грамма.