Страница 58 из 67
На следующий год выпало столь редко случающееся совпадение семи- и девятигодичного циклов, которое неизменно и торжественно отмечалось в дни моей юности. Именно тогда приносили Священную жертву, совершая ритуальное убийство Царя. Теперь времена переменились. Правда, в 1710 году, когда снова совпали магические циклы, в Кентерберийском соборе был убит Томас Беккет[14], но с тех пор о древнем обычае больше не вспоминали. Но хотя человек уже давно перестал чтить законы магии, Природа ими не пренебрегает. Так вот, в тот год, в ночь на Великую пятницу, Арес Пеладжайн превратился в волка.
Он возвращался домой со службы в деревенской церкви по тропинке, огибавшей подножие моего холма, осторожно ступая по мокрой глине, перемешанной с талым снегом. Я видела, как мальчик упал на четвереньки и решила, что он поскользнулся. Некоторое время он, казалось, не делал никаких попыток подняться и просто беспомощно барахтался в грязи. Потом я вдруг поняла, что передо мной уже не Арес, а волчонок, запутавшийся в зимней одежде. Наконец ему удалось разорвать зубами куртку, и он, пыхтя и фыркая, полез по холму прямо ко мне. Поняв, что маленький Арес оборотень, я испытала жгучее разочарование. В самом деле, гамадриада имеет законное право открыться человеку. Но вервольфу? Об этом не может быть и речи. Вервольфу надлежит знаться с людьми или с волками, но уж никак не с другими существами двойной природы.
Волчонок скрылся из виду, а я вернулась к прерванному чтению — томику Гиббона, который подался мне на глаза в усадьбе лорда Эдмунда в один из тех немногих за последние несколько лет случаев, когда я позволила себе небольшую прогулку, причем в виде всего-навсего бесплотного призрака. Но мне никак не удавалось сосредоточиться, ибо мысли мои непрестанно возвращались к человеческому детенышу, который только что стал волчонком.
После того как моя вполне понятная досада прошла, я стала относиться к новому Аресу более благосклонно: ведь он остался Аресом, хотя и принял другое обличье. В Англии почти не осталось волков — за все предыдущее столетие мне удалось повстречать всего двух, но, по моему мнению, Арес был столь же удачным волчонком, как и ребенком — здоровым, сильным и храбрым. Правда, теперь его лицо не окрашивал яркий румянец, зато шкурка лоснилась и блестела. Он в мгновение ока покончил с кроликом, которого поймал, закопал кости под моими корнями (эти кости давно истлели) и завел неокрепшим щенячьим голосом одну из волчьих песен. Я почувствовала безмерную жалость. Как мальчик он еще мог бы быть счастлив (насколько вообще может быть счастлив ребенок в Англии), но как волчонок… Я боялась, что его не ждет ничего, кроме одиночества и страданий.
На закате дня в Великую пятницу нагой и дрожащий от холода Арес-мальчик проснулся. Он лежал, свернувшись клубком у подножия моего ствола. В ту же минуту из домика в лощине вышел его отец и начал взбираться на холм, тревожно выкликая имя сына. Я невольно нарушила молчание, которое всегда хранила в присутствии Ареса: «Твоя одежда на тропинке у березы. Поторопись!» Он был слишком испуган, чтобы удивиться (хотя, по правде говоря, в этом и нет ничего удивительного: лишь безнадежно низменные души не способны слышать голоса деревьев), и последовал моему совету. Когда отец подошел, он уже оделся, хотя еще дрожал, но одежда была перепачкана глиной и разорвана чуть ли не в клочья. Несомненно, его постигло суровое наказание, но в Святое воскресенье мне довелось лицезреть все семейство — Джорджа, Лидию (в новой и, на мой взгляд, довольно безвкусной шляпке) и Ареса, направлявшихся на праздничное богослужение. Я лениво подумала: «Интересно, что за историю преподнес Арес родителям?» Но гораздо больше меня интересовало, что сам он подумал о случившемся. О, в тот день я размышляла о многом — в воскресенье можно умереть со скуки, если вы не христианин.
Очевидно, Арес все понял, ибо он с природной детской изворотливостью стал избегать всевозможных неприятных последствий своей ликантропии[15] (мерзкое слово, но английский так беден в отношении терминов, обозначающих сверхъестественное. Подумать только! Ликантропия! Звучит совсем как название болезни. А вот слово «гамадриада» мне всегда нравилось). Когда наступало полнолуние, Арес нагишом выскакивал из окна родительского дома и мчался в лес, откуда выходил уже в волчьем облике. Поймав добычу, он всегда нес ее ко мне. Мальчик ли, волчонок ли, охотником он был отменным, и потому почти все ночи в полнолуние мы проводили вместе: я шелестела листьями, а Арес по-детски подвывал на луну, от которой, задумайся он как следует, мог ожидать одних неприятностей.
Шли годы или, вернее, месяцы, потому что я, как и Арес, привыкла мерить время лунными циклами. Арес превратился в красивого юношу и красавца волка. Когда ему исполнилось восемнадцать, Джордж Пеладжайн умер от воспаления легких, и его похоронили на церковном погосте. После похорон Арес пришел навестить меня. В последние годы сила моего заклятия стала иссякать, и мне редко удавалось видеть Ареса-человека.
— Он умер, — сказал Арес и заплакал.
— Теперь ты егерь, — прошелестела я в ответ так тихо, что боялась: он не услышит. Но он услыхал.
— Теперь я егерь, — повторил он.
После смерти отца Арес стал приходить ко мне чаще, но не один. С ним была Линда Уилрайт, младшая дочь одного из арендаторов лорда Эдмунда. По природе я не ревнива, но, надо признаться, мне казалось, что Линда недостойна Ареса. О, она была достаточно привлекательна на свой лад, полна жизни и блеска пробудившейся женственности и, вне всякого сомнения, без памяти влюблена в Ареса. Под моими ветвями он сделал ей предложение. Идея брака вызывает во мне глубочайшее презрение, но тут уж ничего не поделаешь: такова моя природа. Когда они пришли в следующий раз, я убедилась в том, что Арес не слишком связан путами христианских условностей, да и Линда тоже…
Страсть прекрасна, и я благословила юную пару, благородно пожертвовав эгоистическими притязаниями на привязанность Ареса. В тот же день они объявили о своей помолвке родителям Линды, которые как истинные англичане отложили свадьбу на год. «Чтобы молодые люди проверили свои чувства!» Мнение Ареса, которым он поделился со мной с глазу на глаз на этот счет, полностью совпадало с моим, хотя он выразил его куда более красноречиво. Вот для подобных случаев английский незаменим. Я посоветовала ему набраться терпения.
В то же самое время, когда Арес ухаживал за Линдой, другой Арес, которого я видела в полнолуние, также обзавелся подругой. Его ночные призывы в конце концов принесли плоды. Откуда она появилась, мне не известно. Они тоже страстно любили друг друга, хотя о браке речь между ними не заходила. Волки, как мне кажется, более свободны в этом отношении. Хотя, поскольку она была, вероятно, единственной волчицей в Англии, не томившейся в клетке зоосада, ей не требовалось от Ареса гарантии верности, которая была так нужна Линде. В июле следующего года Арес стал отцом четверых волчат. А в сентябре Арес с Линдой поженились.
Все те годы, что Арес-волк рыскал по Уилтширу, он умудрялся не привлекать к себе внимания соседей, потому что разумно ограничивал свои охотничьи устремления кроликами, фазанами да прочей мелкой дичью. Конечно, иной раз он попадался на глаза запоздалым путникам, но они неизменно принимали его за бродячую собаку — волки не водятся на юге Англии. Теперь их стало шестеро. Арес охотился раз в месяц, но его подруге приходилось выходить на охоту каждый день, чтобы добыть пропитание для себя и четверых волчат. Все чаще люди стали видеть странных собак, а одинокий вой волчицы скоро сделался едва ли не единственным предметом досужих разговоров в поместье и всей округе, хотя до домика егеря слухи не доходили. Часто, проводив вечером Линду до дому, Арес сворачивал в лес, и взгляд его иногда ловил тень волчицы или одного из отпрысков, которые уже стали подростками (так скоро!) и следовали за матерью, постигая охотничьи законы и способы их нарушать. Повинуясь загадочному внутреннему чувству, она, как и Арес, никогда не нападала на домашний скот или оленей лорда Эдмунда. Но ее сыновья, более ленивые, более голодные и менее удачливые в охоте, обнаруживали все более явное пристрастие к баранине. И скоро все окрестные фермеры стали поговаривать о волках.
14
Томас Беккет — лорд-канцлер Англии, позже архиепископ Кентерберийский. Убит в Кентерберийском соборе по приказу Генриха II.
15
Ликантропия — волшебное превращение человека в волка или другого дикого зверя