Юго-запад

Катя поежилась.

— Тут обстреливают...

— Далеко бьют, — успокоил ее Никандров. — Ночью всякий звук слышней. Да еще сыровато. Да это самое... эхо. Улицы пустые, гремит, извините за выражение, как в бане. — Он помолчал, потом участливо, с доброй усмешкой в голосе спросил: — Тяжеловато служить-то?

— По-всякому бывает.

Это точно, по-всякому. Не обижают? Солдат, он народ отчаянный, побаловать любит. И грех вроде, а когда подумаешь — каждый день человек со смертью в жмурки играет. Кто кого скорей ухватит. Д-да... У меня вот дочка вроде тебя, с октября двадцать второй пошел. Тоже воюет где-то. Радистка. И очень я беспокоюсь за нее. Чего греха таить, есть среди вашей сестры такие, что об завтрашнем дне и думки не имеют, только б сегодня вволю повеселиться да погулять с кем попало. Я собственными глазами наблюдал. И неоднократно,

— Есть и такие, это правда, —согласилась Катя, не отрывая взгляда от тускло поблескивающей булыжной мостовой, по которой они ехали.

— Вот и боюсь, как бы Ольгу мою такие барышни па кривую дорожку не столкнули. Как говорится-то? С кем поведешься, от того и наберешься.

— От самого человека тоже многое зависит!

— Правильно. И еще от тех, кто ему друг-приятель. Один поможет, на краю подхватит, а другой — обратно. Сам падает и других за собой тянет. — Старшина вдруг круто притормозил, нетерпеливо, ищуще поглядел через переднее стекло вверх, потом приоткрыл со своей стороны дверцу кабины, привстал, осмотрелся. — Кажись, приехали. Только что-то я ничего не пойму. Как-то уж тихо очень. — Он торопливо вылез из кабины, негромко позвал: — Часовой!

— Кто там? В чем дело? — послышалось откуда-то из темноты.

— Да это я, старшина... А это кто, Рыбаков, что ль?

— Рыбаков! — весело подтвердил часовой. — Приехали, товарищ гвардии старшина?

— Прибыл. А что штаб-то? Вроде снялся?

— Час назад снялся. Тут только гвардии старший лейтенант Рябов да писаря. И еще Карпенко ваш.

Старшина присвистнул:

— Вот это номер! А почему штаб снялся?

— Говорят, срочный приказ по радио. И как ветром сдуло.

— Вот это номер! — мрачно повторил Никандров и пошел обратно к машине.

Катя, присмиревшая, словно ставшая за дорогу какой-то очень маленькой, нахохлившись, терпеливо ждала старшину в кабине.

— Приехали, дочка, — сказал Никандров, открывая дверцу. — Вылезай. Верно, не совсем удачно получилось. Штаб, оказывается, снялся час назад. Срочный приказ получен. Тут одни тылы.

— А где ж теперь батальон?

— Не спеши, узнаем. Узнаем и утречком, все хорошо будет, переправим тебя до штаба. А сейчас придется переночевать. — Он взял из кабины ее вещмешок и большую санитарную сумку. — Шагай за мной.

— Но я же должна в штаб! Нужно узнать, как следует. Может, они близко.

— Нетерпеливая ты, однако!

— Я прошу вас...

— Ладно. Только зайдем сначала в хату. А там, может, что и придумаем. Это, конечно, верно, батальон могут в бой бросить, раненые опять пойдут... А без фельдшера как?

Полковник Рудаков, в танковом шлеме и потертой кожаной куртке, быстро прошел к столу, на котором был разложен большой план Вены, оглядел собравшихся штабников и командиров танковых рот.

— Все прибыли?

— Все, кого вы приказали вызвать, — ответил начальник штаба.

— Переправляемся через Дунайский канал. По наплавному мосту в районе городской электростанции. Дальше вдоль канала по трамвайной линии. Район сосредоточения — квартал триста восемьдесят пять. Я встречу вас в районе сосредоточения. В бой вступаем прямо с марша после минимальной в таких условиях рекогносцировки местности. Капитан Мазников! Сколько у вас машин на ходу?

Виктор поднялся:

— Две, товарищ гвардии полковник. Но у одной заклинено орудие. Так что боеспособна фактически только одна.

— Временно передайте эту машину командиру второй роты. Для вас особое задание: поведете на танкоремонтную базу все неисправные машины полка. Помпотех со своими ремонтниками ждет вас там.

— Товарищ гвардии полковник!...

— Не перебивайте! Повоевать вы еще успеете. И не забывайте: пока вы брали со своими Арсенал, вторая рота находилась в моем резерве. — Командир полка повернулся к помощнику начальника штаба по учету личного состава. — За счет первой роты пополните некомплектные экипажи других рот. — Потом опять взглянул на Мазникова. — Всех, кто у вас останется, возьмете с собой. Будете помогать ремонтникам. Срок ремонта — двое суток, одиннадцатое и двенадцатое апреля. Получите в РТО[19] все наличные тягачи, если понадобятся для отбуксирования. ПТРБ находится в районе железнодорожной станции севернее Обер-Лаа. Все! Выполняйте!

Мазников вывел свою колонну из Швейцергартена перед рассветом, когда уже весь полк ушел к переправе через Дунайский канал. Позади его «тридцатьчетверки» шел на буксире танк Ленского. Машину Снегиря тяжело волок по асфальту видавший виды тягач. За ним на стальных тросах буксиров два тягача тянули еще несколько поврежденных танков. «Хорошо, что ночью идем, — подумал Виктор. — Никто из жителей не видит. А то жалкая ж картина — машины-калеки!.. »

Он повел колонну через Обер-Лаа. Можно было свернуть к станции раньше — налево, вдоль железнодорожного полотна. Но он не знал там дороги и побоялся где-нибудь завязнуть со своими громоздкими, бессильными и неповоротливыми сейчас танками.

Холодный налет синих предутренних сумерек лежал на чистеньких улочках Обер-Лаа, на желтых и кирпично-красных стенах домов. Стало прохладней. По пустынной мостовой с недвижными, словно уснувшими около тротуаров тыловыми грузовиками, в кабинах которых, обняв карабины, дремали шоферы, колонна танков дошла до центра городка. Теперь надо было свернуть к железнодорожной станции. Виктор нырнул в башню, крикнул Петрухину:

— Давай налево! Налево!

— Есть! — откликнулся механик.

Первое, что увидел Виктор, когда опять высунулся из башни, был большой белый флаг с красным крестом над подъездом длинного двухэтажного дома справа.

«А вдруг это наш медсанбат? Завтра же надо разведать! »

Освободиться ему удалось только часам к трем дня. Весь грязный, в машинном масле, мокрый от пота, он побежал умываться в противоположный конец огромного, огороженного высоким забором двора, где еще недавно, похоже, размещались какие-то мастерские, а теперь расположилась полевая танко-ремонтная база гурьяновского мехкорпуса, Под навесами, тянувшимися в несколько рядов, стояли танки и самоходные орудия. С некоторых из них были сняты башни, некоторые были без пушек, без гусениц и катков. Возле самого ближнего к воротам навеса монотонно трещал движок, и около «тридцатьчетверки» со снятым орудием полыхали голубые искры электросварки.

Снегиря Виктор нашел около его танка. Весь экипаж кроме радиста-пулеметчика, переданного во вторую роту, вместе с орудийным мастером возился около снятой с машины и разобранной танковой пушки. Пришлось отозвать командира взвода в сторонку.

— Я часика на полтора исчезну, — сказал Виктор. — В случае чего ты старший.

— Понятно.

— Похоже, что здесь, в Обер-Лаа, наш медсанбат.

— Ну, тогда я готов остаться за вас хоть до вечера, — засмеялся Снегирь. — Желаю успеха, товарищ гвардии капитан!

— А это... можно идти в таком виде?

— Вид у вас вполне приличный! Комбинезончик чистенький, подворотничок чистенький. Вот побриться бы вам... Но и так ничего! Хоть сейчас под венец!

Виктор вышел на окраину Обер-Лаа через железнодорожную станцию. Мимо небольшого и аккуратного кладбища свернул направо и, пройдя еще метров триста, оказался на той

дороге, по которой его танковая рота проходила сегодня на рассвете. Маленький городок, казавшийся утром присмиревшим и пустынным, словно изменился. Угрюмые седоволосые женщины подметали тротуары возле одноэтажных, будто и не задетых войной домиков. Кое-где за низенькими заборчиками, под начинавшими распускаться деревьями, слышались детские голоса. Пожилые австрийцы по-хозяйски вставляли в окна вместо выбитых стекол куски фанеры.

19

Рота технического обеспечения.