Корона клинков

— Дурында поужинает с нами. Собственно, он и не зверь вовсе.

— Да? — комендант с сомнением поглядел на сморщенное лицо обезьяны, на неопрятную шерсть и нехотя согласился, — пусть идёт с нами, раз ты за него отвечаешь.

В доме Гораций Ладун отдал какие-то негромкие распоряжения и повёл необычных гостей в библиотеку. Торки, оскорблённый до глубины души пренебрежительным отношением к своей персоне, решил показать, насколько ошибается на его счёт военный комендант Рии. Он занял свободное кресло с той особой аристократической непринуждённостью, какую не раз наблюдал у Брэка. Затем он с лёгким поклоном принял хрустальный бокал из рук опешевшего Горация Ладуна, оценил вино на просвет, поболтал им и отпил маленький глоток с видом знатока, предпочитающего букет вкуса скорому опьянению.

Хозяин закусил бутербродом с рыбой и спросил:

— Что произошло, Марин? Почему ты здесь в маскарадном виде? Хотя я чертовски рад, что ты спасся с «Горгоны». В докладе на Государственном совете Верховный жрец не пожалел красок, описывая работу своих боевых магов во время ликвидации Второго консула, и утверждал, что ни один человек не выжил. Бестия отказался подчиниться предписанию и попытался уничтожить адмиральскую галеру.

Осокорь потёр лоб под засаленной матросской косынкой и сказал:

— Меня не было на «Горгоне». Но я пришёл к тебе не из-за Бестии. Ты слышал о предсказании Руды?

— Об этом предсказании в Рие не слышал только глухой, — криво усмехнулся военный комендант, — я же слышал о нём гораздо больше, нежели мне хотелось бы. Предсказание взбудоражило легионы, особенно тот, с которым я пришёл в столицу. Начальство, естественно, требует немедленных и эффективных мер по пресечению крамольных разговоров. Да как их пресечь, если Аурон сам каждый день всё больше и больше возбуждает против себя не только армию, но и простых людей. Мы на грани катастрофы, Марин, бунт, гражданская война (говорят на севере снова что-то затевается) или ещё что-нибудь, но случится обязательно. Все ждут появления Аэция. Кто-то говорит, что мальчишка воскрес, но более приземлённо мыслящие склоняются к тому, что он и не умирал вовсе.

— Как раз об этом я и хотел поговорить с тобой, — хотя Осокорь давно знал Горация, он немного опасался разговора, который им предстоял. И самым лучшим было говорить прямо без обиняков: — я приехал в Рию не один. Со мной младший сын Барса — Аэций.

Гораций удивлённо посмотрел на гостя, потом кивнул головой, словно ожидал он того чего-то подобного.

— Нам нужна твоя помощь, чтобы Аэций мог короноваться Короной клинков, выполнив тем самым последнюю волю отца, — закончил Осокорь.

— Полагаю, у тебя имеется план, как именно осуществить это?

— Поскольку охрана императорского дворца подчиняется тебе, нам остаётся лишь добраться до короны, водрузить её на голову принца и представить его легионам. Думается мне, что для этого мероприятия больше подходит ночь. Охраны меньше, да и обслуга в основном спит.

Гораций Ладун хмурился, и нервно теребил кисть винограда, забывая при этом отправлять ягоды в рот.

— В столице произошли серьёзные перемены с тех пор, как ты уехал, — заговорил он, — мои люди больше не охраняют дворец. Наш уродец, принц-регент, завёл свою собственную личную гвардию. Он даже форму для неё придумал сам. Боюсь, если он вознамерится переодеть в такую срамоту всю армию, бунт будет даже без участия выжившего сына императора Барса, — лицо коменданта перекосилось от невесёлой усмешки, — так что ни на внешних постах, ни во внутренних покоях нет тех, кому я могу приказать или попросить. Меня же Аурон вообще не сильно жалует, как впрочем, и всех людей своего отца. Думаю, он при первой же моей оплошности отправит меня в отставку.

— А я слыхал, будто из замечательного во всех отношениях предсказания гномской чародейки следует, что принц-регент не брат Аэция, вроде они вообще не родственники, — заговорил уставший от вынужденного молчания Торки, чем несказанно удивил хозяина.

— Он — фавн, — пояснил Осокорь, — и просто обожает шокировать окружающих.

Гораций кивнул, но продолжал заинтересованно разглядывать внезапно заговорившую обезьяну.

— Если это правда, — развивал свою мысль Торки, — он и его дядя — Первый консул просто так не отдадут Корону клинков, тем более, что Аурон-то надеть её не сможет.

— Если тихий путь во дворец для нас закрыт, придётся поступить иначе, — Осокорь прямо посмотрел в глаза Горация, — как ты думаешь, если твоим людям предъявить живого и здорового наследника Барса, готового надеть Корону клинков, они согласятся проводить его во дворец?

— Согласятся? — переспросил комендант, — да они его на руках отнесут. Они ждут появления принца Аэция, как чуда, которое возвратит прежние порядки и жизнь, что была при его отце.

— Тогда всё замечательно, — удовлетворённо воскликнул Осокорь, наливая себе вина, — Аэций поговорит с легионами, заявит о своих намерениях, после этого при поддержке армии мы идём во дворец и требуем от Флорестана Корону клинков.

— Вот так легко и просто? — недоверчиво переспросил военный комендант.

— Именно. Куда уж проще-то.

Гораций Ладун побарабанил пальцами по подлокотнику кресла, у него был вид человека, которому предстоит принять нелёгкое решение. После недолгого раздумия он сказал:

— Тебе не кажется, Марин, что твой план несколько непродуман? Может, сначала следовало бы обратиться с прошением к Сенату или к Первому консулу лично? Хотя я знаю Флорестана не так уж долго, он произвёл на меня впечатление человека весьма разумного. В твоём же плане есть оттенок пожара, который ты устраиваешь, чтобы погреть руки.

— Я собираюсь устроить контролируемый пожар, — уточнил со смешком Осокорь, — вариант с Сенатом не пройдёт: слишком много возможностей для затягиваний и юридическо-политического крючкотворства. Я ни на йоту не доверяю столичным чиновникам, попробовавшим вкус власти, когда над ними нет карающей десницы Барса.

— Одним словом, ты предлагаешь участие в бунте или, хуже того, в революции?

— Лично мне по душе вполне мирное слово «переворот», — скромно заметил Осокорь, — но если тебя, Гораций, так волнуют термины, назови наше предприятие реставрацией законной власти в Лирийской империи.

— Да, реставрация звучит гораздо лучше, — согласился Гораций Ладун, — особенно, если учесть законность наследования.

— Это ещё одна причина, из-за которой я отбросил идею обращения в Сенат или к Первому консулу лично. Неизвестно, насколько ему нужен законный наследник Барса, а если нужен, то в каком виде? Не исключено, что в виде тела.

— На предпоследнем заседании Государственного совета он прямо заявил о неприкосновенности принца Аэция, и даже более того, сказал, что лично готов присягнуть ему, — военный комендант выглядел уставшим, и немного подавленным. — Это, естественно, строго между нами, и при условии, что мальчик сможет надеть Корону клинков.

— Заявления политиков мало чего стоят, — презрительно бросил Осокорь, — они говорят одно, думают другое, делают третье. Верить заявлениям Флорестана (я более чем уверен, лживым) — себя не уважать.

— Конечно, — поддакнул Торки, — мой хозяин добавил бы ещё: провалить всё дело!

— Флорестан говорил о некоем Меллорне — дяде мальчика по материнской линии, — Гораций внимательно смотрел на друга, — полагаю, раз тебе удалось отыскать принца, ты нашёл и дядю?

Осокорь кивнул.

— И как он тебе?

— Отличный мужик.

— В твоих устах это дорогого стоит, — проговорил военный комендант, потирая подбородок, — но нам пора расставить все точки над i. Ты просишь моего содействия в государственном перевороте, — и, увидев довольные усмешки обоих собеседников, продолжил, — хватит мне играть словами: переворот, так переворот. Не могу сказать, что решение, которое я принимаю, даётся мне легко. Слишком многое поставлено на карту. Но перед тем как я это сделаю, я хотел бы знать, ты полностью исключаешь возможность ошибки или фальсификации? Мальчик, которого ты нашёл действительно сын Барса? Я даже думать не хочу о том, что с нами будет, если Корона клинков убьёт его.