Страница 72 из 96
Гитлер услышал голоса на лестнице, увидел сквозь неплотно прикрытую дверь, как эсэсовцы из охраны тянут в гостиную пушистые ветки с еловыми шишками. Приятно, когда в комнатах свежий смолистый аромат. Завтра Новый год. Он решил не ехать в Берлин, а встретить его здесь, в Берхтесгадене.
Около полудня военно-морской адъютант капитан 1 ранга Путтхамер доложил фюреру, что гросс-адмирал Редер просит разрешения поговорить с ним по телефону.
«Слушаю вас, Редер, — сказал Гитлер. — Чем вы хотите порадовать нас в канун Нового года?»
«Только что получено донесение от нашей подводной лодки, что она обнаружила к югу от острова Медвежий новый караван союзников в составе четырнадцати транспортов, следующих в Россию. Я принял решение выслать на перехват конвоя тяжелые крейсера «Лютцов» и «Хиппер» и шесть эскадренных миноносцев под общим командованием вице-адмирала Кюмметца. Корабли готовы выйти в море, мой фюрер».
Несколько минут Гитлер молчал, громко дыша в трубку, обдумывая сообщение Редера и принятое им решение о посылке в море тяжелых кораблей. Он по-прежнему был непоколебимо убежден в неизбежности высадки союзников в Норвегии или Северной Европе. Поэтому сосредоточил там значительные армейские силы, вел в больших масштабах фортификационное строительство. Крупные военные корабли должны были сыграть в обороне против десантов противника важную роль. Он не хотел рисковать ими и категорически запретил их использование без своего разрешения.
«Хорошо, Редер. Согласен, — наконец сказал фюрер. — Но надеюсь, что ваши морячки сделают все, чтобы порадовать в эти дни немецкий народ праздничным сообщением. Будем ждать известий».
У Гитлера к немецкому надводному флоту было особое, если не сказать — трепетное — отношение. Еще в 1934 году, когда он впервые в качестве рейхсканцлера поднялся на борт только что вступившего в строй новейшего «карманного» линкора «Адмирал Шеер» и вышел на нем в море, чтобы наблюдать за артиллерийскими стрельбами, окружающие могли заметить на лице нового главы государства необычайное волнение. С тех пор его не покидало впечатление от непосредственного общения с тем, что связывается с понятием морского могущества. Он присутствовал на спусках со стапелей и церемониях подъема флага на всех больших военных кораблях. Именно они, эти гигантские и умные сооружения, в его понимании, служили выражением могущества и значения государства. Гитлер не представлял себе возможности их потерн.
Когда в декабре 1939 года английские крейсера «Эксетер», «Аякс» и «Ахиллес» потопили у устья Ла-Платы новенький «карманный» линкор «Адмирал граф Шпее», Гитлер был глубоко потрясен. А потопление полтора года спустя, в мае 1941 года, новейшего линкора «Бисмарк» повергло его в сильнейшее смятение. Тонут могучие корабли — рушится могущество государства. Именно так он расценивал потерю своих кораблей. Гитлер немедленно распорядился о переименовании первого из серии «карманных» линкоров «Дейчланд» в «Лютцов». Именно тогда он приказал Редеру строжайше беречь крупные корабли и посылать их в море только после его личного разрешения. К концу сорок второго года таких кораблей в строю оставалось совсем немного: линкоры «Тирпиц», «Гнейзенау», «Шарнхорст», «карманные» линкоры «Адмирал Шеер» и «Лютцов», тяжелый крейсер «Хиппер» и еще несколько меньших по размеру кораблей. Любая операция с участием этих кораблей приводила Гитлера в состояние сильного волнения. Во время похода «Адмирала Шеера» в советские внутренние воды он не забывал почти ежедневно интересоваться чуть не у каждого встреченного в ставке морского офицера, как дела у «Адмирала Шеера».
Вот почему после сообщения Редера о выходе в море на перехват конвоя немецкой эскадры беспокойство не покидало его ни на минуту. Он любил с карандашом в руке подсчитывать, сколько в трюмах каждого идущего в Мурманск и Архангельск транспорта находится оружия и боеприпасов и сколько необходимо усилий на сухопутном фронте, чтобы все это оружие уничтожить. Он был убежден, что без этого оружия Советская Россия не сможет вести успешную войну с Германией. Поэтому недавно немецкое верховное командование обратилось к Редеру с настоятельной просьбой раз и навсегда положить конец доставке морем в Россию оружия и другого имущества…
Внимательно слушавший Кранке Больхен вспомнил, что об этом обращении верховного командования им рассказал сам гросс-адмирал на совещании старших офицеров в Нарвике. Это было в начале ноября прошлого года. После совещания командир линкора «Тирпиц» капитан 1 ранга Топп взял Больхена под руку: «Как вам нравится эта фраза: «Просим раз и навсегда положить конец доставке»? — иронически улыбаясь, спросил он. — Ох эти крупные мозги берлинских стратегов! Чем, интересно, по их мнению, мы сделаем это? Кораблей мало, в море выходить нельзя, топлива не хватает. Меня даже в док не могут решиться поставить, — признался он. — А на корабле сотни неполадок».
— Днем тридцать первого декабря я принес фюреру первое сообщение о действиях немецкой эскадры, — продолжил свой рассказ Кранке. — В сообщении, переданном штабом руководства войной на море, говорилось: «Находящаяся вблизи каравана наша подводная лодка доносит: «Тяжелые крейсера «Лютцов» и «Хиппер» вступили в бой с охранением конвоя, потопили его и сейчас атакуют транспорты».
«Прекрасно, Кранке, — сказал Гитлер, потирая руки. — Держите меня в курсе всех новостей».
Чуть позже командир той же лодки передал второе короткое, но достаточно выразительное сообщение: «Я вижу только красный цвет!» Мы с Путтхамером немедленно доложили его фюреру.
Новогодняя ночь выдалась морозной и ясной. Мягкий лунный свет обливал покрытые снегом кроны могучих деревьев, и от них на аллеи падали длинные тени. Синевато мерцали под луной заснеженные поля. А дальше чуть в темноте угадывались поросшие лесами склоны Альп. Вдоль дорог, ведущих к Берхтесгаденскому замку, горели разноцветные лампочки иллюминации. Они выхватывали из темноты то стоящую на постаменте бронзовую статую, то край массивной скамьи, то четкий заячий след на снегу. Было тихо и торжественно.
К парадному подъезду замка, сопровождаемые охраной, одна за другой подкатывали длинные черные машины. Высшие сановники рейха Гиммлер, Риббентроп, Геббельс, любимец фюрера министр военной промышленности Шпеер прибывали в ставку, чтобы поздравить рейхсканцлера с наступающим Новым годом.
В огромной, отделанной зеленым мрамором столовой стояла украшенная игрушками и фонариками елка. Фюрер лично встречал у входа прибывающих гостей. На нем был черный фрак с накрахмаленной манишкой. Еще издали было заметно, что у него великолепное настроение. Он был радостно возбужден.
«Достигнута приятная неожиданность, — рассказывал Гитлер каждому входящему. — Потоплен большой конвой, идущий в Россию. Сегодня же, в новогоднюю ночь, мы сообщим эту новость немецкому народу».
В большое, во всю стену, окно столовой виднелись огни, горящие вдоль аллей. Официанты обносили гостей бесчисленными блюдами с яствами: гуси, оканшванцензупе (студень из бычьих хвостов), молочные поросята, жареные голубые карпы — блаункарпфен. Для вегетарианца фюрера специальные салаты. Даже в новогоднюю ночь он не пил ничего, кроме вишневого сока.
«С Новым годом! — поднялся Геббельс, держа хрустальный бокал в маленькой руке. — Это будет год нашей окончательной победы! Зиг хайль!»
В камине полыхали, потрескивая, поленья, распространяя смолистый аромат и отбрасывая на потолок скачущие тени. Фюрер и его соратники толковали слова последнего сообщения: «Я вижу только красный цвет!»
Гиммлер был убежден, что такая фраза не может означать ничего другого, как то, что потоплен целый караван с военными грузами.
«Это большой успех, мой фюрер», — вторил «железному» Генриху Риббентроп.
«Спросим лучше у моряка, — предложил Гитлер. — Кранке, что означает «вижу красный цвет» на языке подводников?»
«Я думаю, мой фюрер, что на всех языках это означает одно и то же — гигантский пожар».
«Спасибо, Кранке. В таком случае, друзья, я поднимаю тост за успех наших доблестных моряков».