Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 13



– Попробуй повторить, что только что сказал и настанет твоя очередь лизать мне башмаки!

К сожалению, охваченный яростью, я совсем забыл о полицейском. Удар дубинки по голове заставил меня застонать и пошатнуться, а последнее, что я видел, был тусклый отблеск на кастете, надетый на руку бандита с квадратным подбородком.

Очнулся я возле мусорных баков. Первое же движение исторгло из меня стон боли. Голова просто раскалывалась на части.

– А-а-а! Ох! Как больно… Черт! Где я? Что со мной?

Не успел вопрос прозвучать, как уже в следующее мгновение я вспомнил, что произошло.

– Козлы! Ублюдки! Только попадитесь! Блин! Моя голова… Ох! Что это за место?

Стараясь не делать резких движений, осторожно огляделся. Я сидел у стены рядом с баками и ящиками с пищевыми отходами, над которыми висел рой противных сизых мух. Опираясь на мусорный бак, осторожно поднялся. Несколько минут ждал, пока перед глазами рассеется муть, потом осторожно потрогал голову. Левая ее часть была в запекшейся крови.

«Проклятье! Сколько времени я так пролежал? О, Господи! Деньги!».

Сначала залез во внутренний карман пиджака, потом пошарил по остальным карманам. Сорок долларов исчезли. Осталась только мелочь и десятка, которую я свернул трубочкой и засунул в дырку подкладки пиджака. Я лишился не только денег, но и возможности без спешки найти работу. Да еще разбитая голова. Дикая злоба вихрем закрутилась у меня в душе, а мозг запылал от ярости. Мне хотелось ломать кости и крушить челюсти.

– Гады! Гады!! Мать вашу!



Но уже спустя несколько минут ярость растворилась под напором боли, сверлящей левый висок. Выбравшись из проулка, я тихо побрел в поисках ближайшей больницы. Мне повезло. Городская муниципальная больница оказалось сравнительно недалеко, всего в двадцати минутах ходьбы. Мою рану обработали и перевязали, дали пару таблеток аспирина, после чего сравнительно вежливо попросили уходить и больше не приходить. Вежливо поблагодарив сестру, сделавшую мне перевязку, я вышел на улицу. Некоторое время шел в толпе, пока не понял: мне надо побыть одному в тишине и спокойствии, чтобы обдумать все, как следует. На мое счастье через квартал я наткнулся на небольшой парк. Сел на скамейку рядом с пожилой женщиной, кормившей воробьев и голубей хлебом. Некоторое время бездумно смотрел на птиц, копошившихся у ее ног и ссорившихся из-за хлебных крошек, потом попытался понять, что мне делать дальше. Нормально мыслить мне мешало чувство злости и бессилия, так как я прекрасно понимал, что в моем положении бессмысленно мечтать о мести. Дело было не в страхе, а в понимании жизни. Те двое, без сомнения, были бандитами одной из преступных группировок. Гангстеры. Хозяева Чикаго. Эти не станут думать, перед тем как нажать на курок, когда я снова окажусь у них на пути. О мести копу вообще речи быть не могло. За ним стоит закон. Стоит только прийти в участок и заикнуться о неправомерности его действий, как тут же будет состряпано дело, после чего я окажусь в тюрьме с отбитыми почками. Кто я для всех них? Босяк. Бездомный бродяга. На меня можно плевать, ругать, даже убить. Я никому не нужен, кроме самого себя.

Чувства собственного бессилия и оскорбленного самолюбия, объединив усилия, что-то сломали в моем сознании. Я почувствовал это, но понял уже намного позже, что это был щелчок открывавший замок клетки зверя, живущего в каждом из нас. Но уже сейчас отголосок рычания зверя привел меня к следующей мысли: – Низводя человека до уровня зверя, люди не должны ожидать от него милосердия. Такой человек имеет право жить, как хочет!».

Мысли о том, чтобы стать гангстером, появлялись у меня и раньше, но я отбрасывал их, потому что с пеленок был воспитан уважать власть и строго соблюдать законы. Я даже помыслить не мог, чтобы переступить этот порог, но теперь… Сейчас этот вариант жизненного пути стал для меня как бы менее противным. К тому же, как я уже знал, отношение людей к самим гангстерам было самым разным. Обычные обыватели боялись, а для бедняков и эмигрантов это был один из способов вылезти из кучи дерьма, в которое их загнала жизнь. Именно поэтому у самой бесправной части населения бандиты и убийцы становились своеобразным воплощением американской мечты. Захлебываясь от восторга слюной, они восторженно пересказывали друг другу байки о красивой жизни бандитов, об их дорогих костюмах и шикарных ресторанах, которые те посещают. И, конечно, о толстых, распираемых от денег, бумажниках. О наиболее известных гангстерах говорили в равной мере, как о миллионерах или известных актерах кино. Именно благодаря слепому восхищению, со временем, бандиты стали законодателями «гангстерской» моды. Машину марки «Кадиллак», бриллиант в зажим для галстука, шляпу от фирмы «Валентино», енотовую шубу для зимних поездок в машине – все это принесли в мир желаний и престижа американские гангстеры. До сегодняшнего дня я не думал всерьез о подобном выборе, но сейчас стал склоняться к тому, что это единственный путь, который сделает меня хозяином жизни.

«Жить надо сегодня и сейчас! Не по своей воле я сюда попал, а потому вправе выбрать себе путь! Я стану выше толпы! Стану выше закона!».

За своими мыслями я не заметил, как наступили сумерки. Выйдя из парка, я направился в кварталы бедняков для поиска пристанища на ночь. Дойдя до 28-ой улицы, где, как мне подсказали, находится ряд дешевых ночлежек, я увидел то, что всей душой ненавидел. На одной стороне улицы находилось несколько ветхих зданий – ночлежек, а с другой стороны тянулся ряд лавочек, на чьих грязных витринах стояли ящики с полусгнившими овощами и фруктами, а на самом деле здесь торговали низкокачественным спиртным. Между любителями выпить, как мухи, роились шлюхи и воры. Едкая вонь, идущая от куч отбросов смешиваясь с липким запахом рвоты и ядреным духом дрянного самогона, просто не давала нормально дышать. С первых шагов я понял – ночевать здесь не буду. Пройдя до конца улицы, я вышел к жилому кварталу, соседствующему с территорией портовых складов. Здесь было меньше мусора и свежее воздух. Присел на обломок камня. Мое внимание привлек пьяный, медленно бредущий по другой стороне улицы. Временами его шатало, и тогда он хватался за стену, выжидал с минуту и затем двигался дальше. В какой-то момент пьяного настолько резко шатнуло, что рука скользнула по стене, и тот не найдя опоры упал на землю. После несколько попыток встать он был окончательно сломлен алкоголем и захрапел, широко раскрыв рот.

«Животное! – с этой мыслью я поднялся и медленно пошел, но не успел пройти и двух десятков метров, как услышал позади себя странный звук. Оглянулся и увидел противную картину. Старик с отечным лицом нездорового желтого оттенка склонился над пьяным и шарит у него по карманам, затем что-то сунул себе в карман. Почувствовав мой взгляд, посмотрел в мою сторону и замер в ожидании моих действий, но увидев, что я ничего не предпринимаю, стал расшнуровывать ботинки пьяного.

«Это же не люди, а крысы в человечьем облике!».

16 января 1920 года в Соединенных Штатах вступила в силу18-я поправка к конституции страны, принятая в конгрессе большинством голосов. Первый ее раздел гласил: "Через год после ратификации настоящей статьи в Соединенных Штатах и на всех подвластных им территориях запрещаются производство, продажа или перевозка, а также ввоз или вывоз опьяняющих напитков для потребления". Казалось, что цель была достигнута, но планы по созданию общества, лишенного преступности, не только не воплотились, а скорее наоборот, влили в криминал новую силу, придав ему новый вид и новую репутацию. На нелегальной торговле спиртными напитками теперь можно было заработать фантастические прибыли, но при этом контрабанда алкоголя была отнюдь не безопасным занятием. В борьбе с полицией и с конкурентами приходилось прибегать к всевозможным уловкам, но, прежде всего, нужно было иметь хорошо налаженную организацию. Так банды, с одной стороны, стали напоминать коммерческую фирму, с другой – походить на небольшую армию. У гангстеров была своя бухгалтерия, свои врачи, оперировавшие и лечившие их в случае ранения, прикормленные адвокаты, защищавшие бандитов в суде и политики, проталкивающие выгодные криминальным структурам законопроекты.