Попса

Она опрометью бросилась на кухню. Выкипевший кофе залил плиту и пол, от почерневшей турки отвалилась ручка. На сковороде догорали последние угли, в воздухе кружились хлопья сажи. Через край раковины хлестал мутный водопад. Девчонка выключила газ и воду и застыла в растерянности, не зная, за что хвататься сначала.

Лариса вошла на кухню, уже в деловом костюме, в темных очках, прикрывающих фингал, загримированная и гладко причесанная. Она молча оглядела разгром и медленно подняла глаза на девчонку.

— Там еще макароны есть… — робко сказала девчонка. — Хотите сварю?..

Они вышли из подъезда. Девчонка с тяжелой сумкой и гитарой едва поспевала за Ларисой. Та села в припаркованный под окнами громоздкий «додж», достала из бардачка мятный дезодорант, несколько раз прыснула в рот. Затем повернула ключ. Стартер затянул унылую песню, мотор иногда пытался откликнуться, чихал, сотрясая машину, и тут же снова глох. Лариса попробовала еще раз и еще, потом в сердцах ударила ладонями по рулю: — Просила же сто раз: мужик ты или говно собачье — отгони на станцию! Хоть мастера вызови, если жопу лень оторвать!.. — Она помолчала. — Вот что… — наконец решительно сказала она. — Я на такси буду мотаться. Позвони на той неделе. В четверг. А лучше в пятницу, ближе к вечеру.

— А что я неделю буду делать? — растерянно спросила девчонка. — У меня же нет здесь никого…

— Так какого черта ты приперлась сюда — ни денег, ни билета, ни знакомых? — заорала Лариса. — Головой надо думать перед тем, как что-то делаешь! А за вас за всех думать — мозги опухнут! На вокзале ночуй, если негде, или мужика найди! — Она перегнулась через девчонку и распахнула дверь. — Все! Пока!

— А капот как открывается? — спросила девчонка.

Лариса молча дернула за рычаг. Девчонка вышла, открыла капот. Огляделась по сторонам — улица, как назло, была пустынна. Она безнадежно осмотрела мотор, потыкала пальцем в какие-то детали. Обнаружила торчащий проводок со штекером, нашла свободное гнездо и воткнула туда.

— А так? — крикнула она.

Лариса повернула ключ — мотор завелся.

Девчонка снова села рядом, и они выехали на улицу.

— Разбираешься? — одобрительно сказала Лариса.

— Не-а.

— А чего полезла?

— Мне брат всегда говорил: сучи ножками до последнего.

— То есть?

— Ну, у меня брат — борец. Вот такой, — показала девчонка в размах рук. — Он говорит: пока на лопатки не положили, хоть сантиметр остался — сучи ножками, не сдавайся.

— Сучи ножками?.. — Лариса вдруг захохотала, качая головой. — Двадцать лет сучу… Тебя как зовут-то?

— Санта.

Лариса мельком глянула на нее.

— У вас что там, в Нижневартовске, на сериалах тронулись?

— В Верхневилюйске.

— Какая разница.

— Нет, это сценический псевдоним. Санта — значит святая, — оживленно стала объяснять девчонка. — Санта-Мария, Санта-Лючия. В Америке — Мадонна, у нас — Санта. Здорово, правда?

— Ага… У моей знакомой доберманиху Сантой зовут. Редкая сука.

— В смысле — породистая?

— В смысле — сволочь… В паспорте у тебя что написано?

— С первого раза не выговоришь: Мстислава. Все Славкой зовут.

— Славка?.. — Лариса вдруг задумалась, пробуя имя на язык. — Слава… Слава… Слава…

— Я…

— Заткнись. Слава… Славка… Нет, все-таки Славка!.. — Она с интересом оглядела девчонку. Включила магнитолу. — Давай кассету.

— Какую? — девчонка деловито открыла сумку. — Бойцов есть. Пугачева. «Битлы». «Аквариум»…

— Свою кассету!.. Ты что, кассету не привезла?

— Зачем? Я же сама приехала.

Лариса только покачала головой. Снова глянула на девчонку.

— А-а, вспомнила!.. Ты частушки пела, в сарафане! Два притопа, три прихлопа, по реке плывет кирпич из села Кукуева…

— Да нет, я свое пою, — кивнула Славка на гитару.

— А, да… Частушки — это в Тамбове… — рассеянно сказала Лариса.

Она сбросила скорость, приглядываясь к машинам, стоящим на парковке у зеркальных дверей клуба, и остановилась у тротуара поодаль.

— Сиди здесь! — велела она.

Лариса направилась было ко входу, но за эти несколько шагов вдруг растеряла решимость. Помедлила у двери, вернулась, распахнула Славкину дверцу: — Тебе что, сто раз повторять? Вылезай, я сказала!..

В клубе, несмотря на ранний час, было многолюдно. Лариса, не глядя по сторонам, прошла к свободному столику. Славка села напротив.

— А я не думала, что в Москве так рано встают, — удивленно сказала она, разглядывая пеструю публику. — Меня по утрам из пушки не разбудишь. Брат просто за ногу на пол стаскивает…

— Не ложились еще, — мрачно ответила Лариса. — По рожам ведь видно. Сюда тусня со всей Москвы под утро съезжается завтракать. Или ужинать, черт их разберет. Хоть сдохни, а должен отметиться.

— Ой, Пепеляева! — заметила Славка яркую блондинку, сидящую неподалеку с квадратным парнем устрашающего вида. — А почему она не с Шайтановым?

— Что же, по-твоему, — если они поют вместе, то и в сортир под руку ходят?.. Ира! — окликнула Лариса Пепеляеву и со значением показала на часы. — Ты головой думаешь или чем? У тебя съемка сегодня!

— Все нормально, Лариса, — ответила та.

Славка поймала ее взгляд и с готовностью улыбнулась. В ответ Пепеляева с невыразимой брезгливостью подробно оглядела ее с макушки до ног и обратно и, отвернувшись, изумленно качнула головой, будто поражаясь, как живут на свете такие чудовища и не вешаются, да еще на люди выходят.

Славка оторопела. Осторожно скосила глаза вниз — все ли в порядке с одеждой, застегнута ли ширинка, проверила пальцем, не торчит ли из-под кофты лифчик, поправила волосы. Потом снова настороженно глянула на Пепеляеву, но та уже не обращала на нее внимания, кокетничала с квадратным спутником.

— Два кофе, — сказала Лариса подошедшему официанту. — Три, — вспомнила она про Славку — И тарталетки.

Она закурила и откинулась на спинку кресла.

— Ну, так что ты говорила-то?.. — спросила она.

— Когда? — не поняла Славка.

— Что поешь?

— Ну, я сначала под Пугачеву пела — у нас голоса похожи, только у меня повыше, — начала рассказывать Славка. — На всех вечерах в школе выступала, даже на конкурс в Магадан ездила. А потом, лет в пятнадцать, стала свои песни писать, когда гитару подарили. По радио у нас два раза передавали, с концертами по тайге летала. И все кругом долбили: езжай в Москву, надо в Москву ехать. А как — в Москву? От нас до Америки и то ближе. А потом вы приехали, и все. Я год только тем и занималась, что деньги собирала — плеер продала, куртку зимнюю, посуду в столовке мыла. Из училища за прогулы выгнали…

Она вдруг заметила, что Лариса не слушает ее, а незаметно, искоса оглядывает зал, то чуть подавшись вперед, то откидываясь на спинку Дальний угол заслоняла от нее какая-то шумная компания — Лариса свесилась через подлокотник и заглянула туда. Наконец снова повернулась к Славке.

— Нету? — сочувственно спросила Славка.

Лариса в упор уставилась на нее тяжелым взглядом.

— Не твое собачье дело, — отчетливо сказала она. — Подружку нашла! Еще раз полезешь — вылетишь отсюда, кувыркаясь, поняла?

— Поняла, — тихо сказала Славка.

Лариса посидела еще немного, опустив голову, потом швырнула на стол деньги и пошла к выходу. Славка поспешила за ней, но в этот момент официант начал выставлять с подноса кофе и сочащиеся нежной начинкой поджаристые тарталетки. Славка не выдержала, воровато оглянулась, схватила тарталетку, целиком засунула в рот и, давясь, подпихивая пальцем, побежала к дверям, успев еще поймать презрительный взгляд Пепеляевой.

Лариса сидела за рулем, кусая губы.

— Заметно было? — спросила она, не глядя на Славку.

— Что?

— Ну… как я смотрела…

— Да.

— Вид как у побитой собаки?

— Да нет, что вы, нормальный вид… — начала было Славка.

— Не ври! Похожа?

Славка, опустив глаза, кивнула.

Лариса усмехнулась. Помолчала, глядя в окно.

— Слушай, — сказала она наконец. — Тебя бросали когда-нибудь?