Мальчики Из Бразилии

- Да бросьте, ведь при их помощи нам удалось всего добиться.

- А что, если мои подсчеты окажутся ошибочны? Что, если шансы будут не один к десяти, а один к двадцати? Или к тридцати? Или один из девяноста четырех? Где мы тогда окажемся?

- Послушайте, если бы дело касалось только меня, я бы прикончил Либермана, не обращая внимания на последствия, и занялся бы остальными. Я на вашей стороне. И Зейберт тоже. Знаю, что вы не поверите, но он дрался за вас, как лев. Все было бы решено в пять минут, если бы не он.

- Что весьма успокаивает, - сказал Менгеле. - А теперь я должен отправляться. Спокойной ночи.

Он повесил трубку, но остался сидеть, упираясь лок­тями в стол и положив подбородок на большие пальцы сплетенных кистей. Вот так всегда, думал он, одно вле­чет за собой другое. Стоит ли обладать таким провиде­нием, быть таким гением (да, гением, черт побери!), если в этом мире приходится зависеть от Руделей и Зейбертов?

Снаружи, перед закрытыми дверьми кабинета, терпе­ливо ждал Руди, а также Ганс Штруп со своими лейте­нантами, а также метрдотель и управляющий гостини­цей; несколько поодаль маялась «Мисс Наци», не слушая молодого человека, что-то нашептывающего ей.

Когда Менгеле вышел, Штруп кинулся ему навстречу с распростертыми руками и широкой улыбкой.

- Тот бедняга уже уехал, - сообщил он. - Идемте, мы уже накрыли для вас потрясающий стол.

- Не стоило, - сказал Менгеле. - Я должен ехать.

И кивнув Руди, он направился к выходу.

Позвонил Клаус и сказал, что теперь ему все ясно: и почему все девяносто четыре мальчика должны быть по­хожи, как две капли воды, и почему Менгеле нужно, чтобы их приемные отцы расставались с жизнью в строго определенные даты.

Либерман, который весь день мучился от ревматиче­ских болей и приступов гастрита, провел его в постели и, слушая Клауса, был поражен симметрией всего про­исходившего: когда он так же лежал в постели, молодой человек по телефону поставил перед ним проблему и вот сейчас другой молодой человек говорит, что нашел ответ на нее, и он так же лежит в постели с телефонной трубкой в руках. Он не сомневался, что Клаус был прав.

- Излагайте, - сказал он, подтыкая себе подушки за спину.

- Герр Либерман… - у Клауса был несколько сму­щенный голос, - моя информация - не того сорта, о которой стоит болтать по телефону. Она довольно слож­на, и, честно говоря, я и сам всего в ней не понимаю. Я всего лишь играю роль посредника, представляя Лену, девушку, с которой я живу. Это ее идея и она перегово­рила со своим профессором. Вот он-то все и знает. Мо­жете ли вы прибыть сюда, и я вам устрою встречу с ним? Обещаю, что вы получите объяснение.

- Я отбываю в Вашингтон во вторник утром.

- Тогда приезжайте сюда завтра. Или еще лучше, приезжайте в понедельник, останетесь здесь и улетите прямиком отсюда. Вам ведь в любом случае не миновать Франкфурта, так? Я встречу вас в аэропорту и доставлю обратно. В понедельник вечером мы сможем встретиться с профессором. Вы переночуете у нас с Леной: вам мы предоставим кровать, а у нас есть отличные спальные мешки.

- Дайте мне хотя бы общее представление о сути дела, - сказал Либерман.

- Нет. На самом деле, вы должны получить объясне­ние только от того, кто по-настоящему разбирается в нем. Ведь вы же из-за этого дела летите в Вашингтон?

- Да.

- Тогда вам, конечно же, надо получить как можно больше информации, верно? И я обещаю вам, вы не потеряете времени даром.

- Хорошо, я вам верю. Я дам вам знать, в какое время буду на месте. А вы переговорите с профессором и позаботьтесь, чтобы у него нашлось время для меня.

- Я это сделаю, но не сомневаюсь, что время у него будет. Лена говорит, что он полон желания встретиться с вами и оказать помощь. Как и она сама. Она шведка, так что и она искренне заинтересована. Из-за Гетебор­га…

- Что он преподает, ее профессор - политологию?

- Биологию.

- Биологию?

- Совершенно верно. Сейчас я должен бежать, но завтра мы встретимся.

- Я позвоню. Благодарю вас, Клаус. Пока.

Он повесил трубку.

Слишком много. Симметричный рисунок событий на­чинает менять очертания.

Профессор биологии?

***

Зейберт испытал облегчение при известии, что ему не придется преподносить новости Менгеле, и в то же время он чувствовал, что слишком легко соскочил с крючка: его долгая связь с Менгеле и его искреннее восхищение его поистине незаурядным талантом требовали, чтобы он предложил ему хоть какое-то объяснение отзыва людей, которое успокоило бы его и, кроме того, чтобы предста­вить себя в наилучшем свете. Он хотел гораздо полнее, в деталях и красках, описать ту жаркую битву с Руделем, Шварцкопфом и прочими, о которой Острейхер только упомянул. Весь уик-энд он пытался засечь Мен­геле по рации, но потерпел неудачу; рано утром в поне­дельник он сам вылетел в его лагерь, прихватив с собой в полет шестилетнего внука Ферди и взяв с собой новые записи «Валькирии» и «Гибели богов».

Посадочная полоса была пуста. Зейберт сомневался, чтобы Менгеле решил остаться в Флорианополисе, но, возможно, он решил провести день в Асунсьоне или Куритибе. Или же он просто мог послать своего пилота в Асунсьон за припасами.

Они прошли по тропинке к дому: Зейберт, прыгаю­щий вокруг него Ферди, и второй пилот, который решил принять ванну в доме.

Вокруг не было никого - ни слуг, ни охраны. Барак, дверь которого дернул второй пилот, был закрыт, как и строения для прислуги, но на их окнах были опущены жалюзи. Зейберт ощутил растущее беспокойство.

Задняя дверь основного строения была закрыта, как и парадная. Постучав, Зейберт замер в ожидании. На крыльце лежал игрушечный танк; Ферди нагнулся поднять его, но Зейберт резко остановил его: «Не трогай!», словно от игрушки могла передаться какая-то инфекция.

Второй пилот выбил одно из окон, локтем выставил острые остатки стекла и осторожно пролез внутрь. Через несколько секунд он открыл и распахнул двери.

Дом был пуст, но остался в полном порядке, ничто не свидетельствовало о том, что его покидали в спешке.

В кабинете стол, покрытый стеклом, оставался точно в таком же виде, каким Зейберт видел его в последний раз; разложенные на полотенце в углу его лежали рисо­вальные принадлежности. Он повернулся к разлинован­ному графику на стене.

Она была заляпана красной краской. Пятна, напоми­навшие подтеки крови, усеяли аккуратные ряды квадра­тиков во второй и третьей колонках. Первая колонка до половины состояла из аккуратно закрашенных пурпуром квадратиков, все остальные были решительно перечерк­нуты.

Ферди, расстроенно глядя на график, сказал:

- Он вылезал за линеечки.

Зейберт не сводил глаз с изуродованного графика.

- Да, - сказал он. - За линеечки. Да.

Он кивнул.

- Что это такое? - спросил Ферди.

- Список имен, - повернувшись, Зейберт положил пластинки на стол. В центре его лежал браслет из зве­риных когтей. - Хехт! - позвал он и еще раз, погромче: - Хехт!

- Сэр? - слабо донесся до них голос второго пилота.

- Кончайте свои дела и возвращайтесь к самолету,

- Зейберт держал в руках браслет. - И принесите сюда канистру с бензином!

- Есть, сэр!

- Приведите с собой Шумана!

- Есть, сэр!

Рассмотрев браслет, Зейберт бросил его обратно на стол и вздохнул.

- Что ты собирается делать? - спросил Ферди.

Зейберт кивком головы показал на график.

- Сжечь это.

- Зачем?

- Чтобы никто его не увидел.

- И дом тоже сгорит?

- Да, но его хозяин больше не вернется сюда.

- Откуда ты знаешь? Он рассердится, когда увидит.

- Иди поиграй с той безделушкой снаружи.

- Я хочу смотреть.

- Делай, как тебе сказано!

- Есть, сэр! - и Ферди выскочил из комнаты.

- Оставайся на крыльце! - крикнул ему вслед Зей­берт.

Длинный стол со стопками журналов он отодвинул к стене. Затем подошел к стойке с ящичками, в которых хранились досье; нагнувшись, он открыл один из них и вытащил набор объемистых папок, вслед за которыми последовало еще несколько листов. Бросив на стол, он разместил их среди стопок журналов. Грустно посмотрев на испятнанную красным стенку, он лишь покачал голо­вой.