Страница 27 из 49
— Я так и думал, — в свою очередь кивнул старик.
— Но за предупреждение спасибо, — серьезно заметил предводитель болотного народа, — теперь мы будем знать, что этим вашим хриллам нельзя смотреть в глаза.
— И слушать тоже, — добавил Дед, — ни в коем случае.
— И слушать не станем… — подтвердил Боч и замолчал, задумчиво поглаживая коричневую лысину и переводя взгляд с одного гостя на другого.
— А у меня к вам вот какое будет предложение, — наконец прервал он молчание. — Я гляжу, люди вы дельные, положительные… много чего по жизни повидали… Вон, из каких передряг сумели живыми выйти! Это дорогого стоит. Мне такие люди нужны. В общем, я к чему веду? Не хотите ли остаться у нас, на Окаянной Гати? Место здесь, сами видели, сытное, да и от хриллов ваших в стороне. Я так полагаю, что наше болото легко может пятьсот душ прокормить. А то и всю тысячу! Что скажете? Вот, к примеру, ты, Блямс, если останешься, я тебе сразу двух жен могу дать, а захочешь — и больше. Вообще-то нашим мужчинам до трех жен полагается, но для тебя я готов сделать исключение. Парень ты здоровый, настругаешь детишек… а?
— Это уж… того, — крякнул детина, растерянно соображая, радует или пугает его подобная перспектива, — у нас так: как Дед, значит, порешит, так оно и будет.
— Ну а ты, Ника? — обратился Боч к девушке. — Я тебе новый дом, не хуже вот этого своего, — он гордо похлопал ладонью по камышовой подстилке, — обустрою. Мужа выберешь, какого сама пожелаешь… а?
— Я как все, — робко пробормотала девушка, поглядывая на Блямса. — Как Дед скажет.
— Ну, видно, за тобой последнее слово, так? — спросил Боч, поворачиваясь к Деду. — Оставайтесь, право слово. Ты старик, вижу, мозговитый, жизнью тертый, много чего повидал, о многом знаешь. Советником моим будешь, главным… а? как?
— Подумать надо, — уклончиво ответил тот, — вот переспим это дело, тогда определимся. — И спросил с участием: — А что, в людях такая нехватка? Или воюете с кем?
— С кем тут воевать? — удивился вождь. — Кроме нас другого народа на болоте нет. А в людях действительно нехватка. Это ты, отец, в точку попал.
— Вот как? — шевельнул лохматыми бровями Дед. — Отчего ж тогда нехватка образовалась? Коли еды вдосталь, жить тоже есть где?
— Приросту совсем нет, — вздохнул Боч, — хоть ты тресни!
Как было нас и пять, и десять, и не помню уж сколько лет назад сто двадцать душ, так и посегодня столько же.
— Ага… понятно. Тогда извини, Боч, но назрел к тебе вопрос: чьи это там кости на площади, вокруг Мамы-Жабы накиданы? Сам говоришь, врагов нет… выходит, вы своих же того… в жертву, что ли, приносите?
— Что ты, — замахал руками вождь, — что ты, Мама-Жаба с тобой! Или мы дикари какие?! Людей — в жертву! Да разве можно?!
— Дык, что ж тогда, — проворчал Блямс, — едите вы их, что ли?
— Мы не хриллы! — укоризненно погрозил ему пальцем Боч, — мы не людоедствуем. И зачем нам? Еды-то и так всем хватает, с избытком.
— Наверное вы так умерших хороните, — догадалась Ника. — У нас в Гарбидж Хилле покойников тоже на костре кремировали, чтобы заразы меньше. Правда, кости потом все же зарывали.
— Фу ты! — смущенно крякнул Дед. — Вот я старый осел. В самом деле, как здесь еще хоронить, не в болоте же топить? Ну, если так, тогда прощения просим.
— Нет, — после некоторой заминки признал вождь, — наших мертвецов мы огню не предаем — сразу закапываем. Но не здесь, на то есть особый остров, специальный — Кладбищенский.
— Ну тогда, — развел руками старик, — доложу вам, я ничего не понимаю. Чьи же там кости? Преступников каких, что ли? Нарушителей болотного закона?
— Что ж, — вздохнул Боч, — конечно, вы имеете право знать. Особенно если решите остаться. В общем, тут такая история… Что ни год, душ двадцать наших, а бывает, и поболее, Мозговой Волос забирает. Оттого-то и приросту нет. Откуда ж ему взяться? Когда проклятый Волос норовит самых племенных мужей прибрать.
— Мозговой Волос — это вроде морового поветрия? — уточнил Дед. — А кости, значит, тех, кто умер от него, так?
— Так, да не так. От Волоса не умирают. Даже наоборот: Во-лосовика (так мы называем тех, кого Волос прибрал) даже острогой не возьмешь. Ты его хоть всего истычь, а ему все нипочем!
— Опять двадцать пять! — хлопнул себя по ляжке Блямс. — Отчего ж померли те, что у камня лежат?
— Ты дослушай сначала! — одернул его вождь. — Это так случается: бывает, пропадет человек — нет его и день, и два, — а после приходит и, где был, что делал, ничего толком сказать не может. Это значит всё — Мозговой Волос его прибрал. Теперь уж он себе не хозяин. И если вовремя не уследишь, через него этот Волос и остальных приберет. Тут одно спасение: ни в коем разе к Волосовику не прикасаться и даже не подходить ближе чем на длину остроги, а гнать его на площадь, а там… привязать к Маме-Жабе, засыпать с головою початками рогоза (они хорошо горят, жарко!) да и сжечь немедля. И непременно дотла… Только так!
Дед некоторое время теребил кудлатую бороду. Рассказанная вождем история ему очень не понравилась. Молчали и остальные, ожидая, что скажет старик. Наконец, глянув исподлобья на Боча, он уточнил:
— Значит, если кого два дня не было и объяснить толком причины своего отсутствия он не может, того — на костер? Только так, говоришь? А как-нибудь иначе решать проблему не пробовали?
— Как иначе? — спросил Боч. — Подскажи, коли знаешь.
— Ну… хотя бы оставить человека в покое и понаблюдать, что дальше будет. Может, все само собой образуется?
— Пробовали, — сокрушенно отмахнулся вождь, — как не пробовать?
— И как?
— А вот слушай: правда, это еще до меня было, но отец мне рассказывал, что первого Волосовика не тронули. Да тогда никто и не знал, что он Мозговым Волосом забранный. Так вот, решили, что обеспамятовал человек или заболел чем. Ну, мало ли что случается? И тот спокойно вернулся к семье. А той же ночью, только взошла луна, он уволок жену и двух дочек в трясину. И через пару дней из болота вышли уже четыре Волосовика. Ну с теми уж поступили как должно, иначе вы бы сейчас со мною не разговаривали.
— Дык, эдак вы все друг дружку изжарите на хрен! — не выдержал Блямс. — Ну пропадал где-то мужик два дня. Может, по своим делам? А вы его — острогой под ребро — и в костер! Кто знает, Волосовик он или просто… с блядок припозднился?
— Ты не понимаешь, — покачал лысой головой Боч, — Волосовика, его ни с кем не спутаешь, потому…
Дальнейшую речь вождя невежливо прервала его средняя жена Сара, которая буквально вкатилась в хижину, как футбольный мяч в ворота, и, всплескивая короткими пухлыми ручками, точно курица-наседка крыльями, заполошно запричитала:
— Рокки вернулся! Рокки вернулся!
— Рокки? — переспросил вождь и уточнил: — Это не тот ли Рокки, что два дня назад при сборе икры потерялся? И все решили, что плавунец утащил?
— Он, он самый! — подтвердила супруга.
Боч немедленно вскочил и ринулся к выходу, прихватив по пути острогу с самым широким наконечником. Старик, Блямс и Ника увязались следом.
— Где он?! Веди скорей! — рявкнул вождь на жену, семенившую чуть впереди него.
— На Кладбищенском острове, — отдуваясь, ответила та. — Его Улалюм заприметил… Наверное, и сейчас еще там.
— На Кладбищенском? Дела… — Боч притормозил и плашмя хлестнул острогой по навесу одного из шалашей. — Эй, Шарк! — приказал он вылезшему оттуда на четвереньках мужчине, пучеглазому, с торчащими изо рта кривыми зубами. — Живо собирай свою бригаду и марш на Кладбищенский! Рокки, говорят, вернулся.
— Слушаюсь, Боч, — отозвался тот и метнулся прочь.
— Этот ваш Рокки, — догнав вождя, спросил Дед, — который вернулся и которого два дня не было, он Волосовик?
— Увидим — узнаем, — уклончиво ответил Боч.
Они форсированным маршем пересекли четыре или пять островков, переходя с острова на остров по загаченным всякой всячиной перемычкам, как вдруг слева от них из зарослей вездесущего рогоза раздался легкий посвист, и Боч остановился как вкопанный.