Страница 20 из 39
Ага, вот зачем Дмитрий Ольшанин носит травы Амалии Карловне…
Теперь к гражданке Капо, которую ясновидящая спасла от диких страхов.
Капо удивила радушием, словно ждала меня, следователя прокуратуры. Даже предложила чаю, правда, под неодобрительный взгляд своей сестры. Пришлось отказаться, хотя к столу я сел.
- Гражданка Капо, прокуратура изучает проблему навязчивых состояний, так сказать, в криминальном аспекте…
- Ничего криминального у меня не было.
- У нее муж умер, - глухо вставила сестра.
- Да, Викентий скончался. После похорон и началось.
- Что? - спросил я.
- Страшно жить. Сперва депрессия… У меня посинели кончики пальцев. Однажды в форточку влетела большая черная летучая мышь, сделала надо мной три круга и пропала. Голоса…
- Чьи? - спросил я, потому что пожилая женщина умолкла.
- Покойного Викентия. Он меня звал.
- Куда?
- С собой. Когда я отказалась, он пришел…
Я кашлянул, видимо, чтобы распугать ситуацию. Седые волосы женщины дрожали от переживания того, о чем она рассказывала. Ее сестра угрюмо смотрела в пол.
- Викентий стоял вот там, у столика для цветов…
- Стоял, гм… в каком смысле?
- Неясный, полупрозрачный, даже студенистый…
- Хватит! - оборвала сестра. - Человека интересует, как ты вылечилась.
- А мне приснился номер телефона. Кого, думаете?
- Не имею представления, - отозвался я.
- Амалии Карловны! Я позвонила. Она меня посетила… Оказалось, что в моей ауре биовампир проделал дыру. После ее визита в моей душе и квартире полный покой…
- Дыру залатала, - решил я, поднимаясь.
Закрывая входную дверь, сестра придержала меня за руку:
- Она очень впечатлительна. Ей казалось, что на том месте, где стояла ваза, появляется Викентий.
- Какая ваза?
- Урна с прахом мужа. Сестра принесла ее домой и держала на столике для цветов.
- А что же Амалия Карловна?
- Велела немедленно захоронить. И сестра успокоилась…
Никакой мистики. У Амалии Карловны никаких сверхъестественных чар - элементарная психология. Не уверен, что я уснул бы в комнате, где стоит урна с прахом любимого человека…
Направляясь по следующему адресу, я ощутил легкий укол сомнений. Изобличаю ясновидящую… А уж так ли мир ясен и прост? Ученые говорят, что большая часть мозга бездействует.. А бездействует ли - ведь природа ничего не нужного не создает? Есть изученное сознание, но ведь есть и непонятное подсознание? Разве какая-то супружеская пара ученых не доказала существование ауры вокруг живых организмов? А разве биолокация не проявила себя и не отысканы колодцы при помощи прутиков? Разве нет сглаза, предсказаний, в конце концов, интуитивных озарений? Не задубел ли я в своем материализме?
Да… Но суды в качестве доказательств принимают только твердые материалистические факты.
Следующий адрес оказался глухонемым: полчаса я звонил и скребся, пока вышедшая соседка из соседней квартиры не объяснила, что молодые на работе. Я уселся на скамейку у парадного.
Знал бы прокурор области, чем заняты его кадры. Удовлетворяют собственное любопытство за счет государства. Поскольку ждать пришлось долго, то моя мысль растеклась по сознанию светленько, как сметана по серому фону. Потому что мысль правильная, а значит, и светлая. Ради чего мы живем? Работы, еды и секса? Мы живем, потому что интересно - утоляем свою любознательность
В парадное входил парень лет двадцати пяти, я его остановил. И не ошибся. Правда, возникла трудность иного порядка. Мое удостоверение его не убедило. Он знал слова «пиво», «Спартак», «Битлз», но не слышал слова «социология». Чтобы вышел разговор, пришлось объяснить, что я интересуюсь не им, и даже не женой, а экстрасенсом по имени Амалия Карловна.
- Потусторонняя баба, - сообщил он и сел рядом со мной.
- В каком смысле?
- У нее есть связи.
- В структурах власти?
- С потусторонним миром.
- Вы-то как на Амалию Карловну вышли, гражданин Турченюк? - вспомнил я фамилию.
- Год, как женат. Сперва думал… Да ничего не думал. Мужик обязан идти впереди.
- Куда?
- Например, открыть дверь в квартиру. А потом вижу: живем молчком, пупок торчком.
- У кого пупок торчком? - не понял я.
Парень смотрел на меня удивленно: если я понял, что живут молчком, то чего же не понять пупка торчком. Поэтому стал растолковывать членораздельно и внушительно:
- Жене без меня в квартиру не войти. Зовет соседей.
- Замок?
- Какой, на хрен, замок!
- Ну да, пупок торчком, - смекнул я.
- Ну! Боялась!
- Чего?
- Вот эту бабу Карловну и пригласили. За деньги, конечно.
Мы смотрели друг на друга слегка обессиленно. Я не понимал значения торчащего пупка, а он не понимал, почему следователь прокуратуры такой тупой.
- Что же объяснила баба Карловна?
- Жене было семнадцать. Пришла домой, открыла дверь, а в передней родная мать висит под потолком. Покончила с собой. С тех пор жена и не может первой шагнуть в переднюю.
- Что сделала целительница?
- Свела жену к гипнотизеру. Он ей внушил, что все это хреновина. И страхи ушли с концами.
Итак, помогла не Амалия Карловна, а гипнотизер?
27
Я устал, но запах придал моим мыслям и телу иное направление - аромат пельменей. Кафе. О том, что оно молодежное, я определил по самодельному плакату у дверей - «Голод - стимул аппетита». Я не удержался…
Заказал две порции пельменей и бутылку воды. Я пишу о времени, когда были лимонад, крем-сода, морс, крюшон, ситро, квас, но не было «пепси». Со мной за столиком оказался габаритный мужчина, евший так сосредоточенно, словно прислушивался к пищеварению в кишечнике. Заметив мое внимание, он сообщил:
- Питаться надо в одиночестве.
- Почему?
- Меньше съешь.
Я глотал пельмени не дожевывая, но не потому, что хотел оставить гражданина одного, а потому, что спешил на конец города к гражданке Бритвич…
Вместо гражданки Бритнич я попал к гражданину Бритвич, ее мужу, который изучал мое удостоверение, отыскивая подделку:
- Странно… Кто только не интересовался нашей историей.
- А кто?
- Медики, ученые, пресса… Теперь вот прокуратура.
- Аркадий Степаныч, прокуратуру интересует лишь одно: нет ли в вашей истории криминального следа.
- Зря приехали: супруга в доме отдыха.
Мы стояли в передней. Видимо, мой удрученный вид его тронул. Кисло улыбнувшись, Бритвич сообщил:
- Я знаю не меньше жены.
- В курсе всей истории? - все-таки уточнил я.
- Разумеется. Хотите кофе?
- Спасибо, хочу.
После пельменей-то. Мы прошли на чистенькую кухоньку. Приглашение на кофе было сигналом к началу беседы, которую хозяин начал первым:
- От пневмонии неожиданно умерла наша дочка. Ей было четырнадцать лет. Я, конечно, переживал, но на это не оставалось сил. Они уходили на жену, которая пребывала в перманентной истерике. Рыдания, потери сознания, припадки, крики…
- А раньше была здорова?
- Ну, слегка эмоциональна и мнительна. Например, считала, что я без нее погибну, потому что не умею варить суп.
- Наверное, часто посещала могилу?
- Часто… Ежедневно носила мороженое.
- Зачем… мороженое?
- Дочка любила. А с кладбища жену я буквально уносил на руках.
Аркадий Степанович задумчиво мешал кофе, хотя сахар не клал. Худой, высокий, в очках, стекла которых потолще моих, сильно минусовых. Волосы табачного цвета, разметались по голове диковато, словно их начали выщипывать, да передумали. Я ждал продолжения.
- Говорят, время лечит. У нас наоборот. Жена услышала дочкин голос. Звал ее к себе. Сперва только ночью, а потом и днем. Не просто звал, а якобы плакал и жаловался, что ей тяжело. Якобы дочь кричала, что она жива.
- Ну, тут нужен психиатр.
- Жену лечили. Внушением, таблетками, уколами… Все бесполезно.