Страница 12 из 49
Абдулла скатился к подножию бархана. Решил проверить направление на Ак-кую. И полкилометра не прошел — заныли ноги, вернулась дневная усталость. Пошел медленнее, потом вспомнил — на колодце могут быть люди. Дети. Чабанские сыновья, заменившие отцов при отарах. Вспомнил Реджепа — детское чистое лицо, блестящие, наполненные влагой глаза — острая тревога пронзила сердце. Диверсант не помилует, убьет и старого и малого, любого, кто станет свидетелем его появления у колодца. Нужно спешить. И Абдулла прибавил шагу, сворачивая к старому своему следу. Пересек его и почти сразу наткнулся на след диверсанта. Нагнулся на ходу, рассматривая, — вмятина длинная и широкая, с ровной поверхностью. Впереди шел Назар-батыр. Напрямик к Ак-кую. Шаг мелкий — устал, когда, скорчившись, нагребал песок в колодце. Послали его, он один знал дорогу к чабанской тропе. Всем идти не имело смысла — неизвестно было, удастся ли разжиться водой. Может, у колодца охрана, много людей. Рискнули старым басмачом — это становилось ясным.
Шел Назар-батыр неосторожно, наступая на сухие ветки, след вилял, его шатало от усталости. Но и Абдулла брел на пределе своих сил. Он торопился, жгла, подгоняла мысль об опасности, грозящей людям, но ускорить шаг уже не мог. Поднимаясь на бархан, тяжело зависал на кустах, не в силах с ходу преодолеть крутизну, подтягивался с огромным напряжением. От этих усилий темнело в глазах, кружилась голова. И единственное, чего хотелось, — это упасть на песок и уже не двигаться.
Время от времени Абдулла взбадривал себя большим глотком воды, растирая несколько капель по груди. Это немного помогало, но ненадолго. Останавливаясь на секунду-другую, он надеялся услышать впереди треск сломанной ветки или еще какой-нибудь звук, чтобы определить расстояние до Назар-батыра. Но кругом стояла мертвая тишина, и он снова пускался в путь.
Выбрался на чабанскую тропу, залитую лунным светом. Назар-батыра впереди не было. Отставал Абдулла немного. «Что же делать?» — вертелась одна-единственная мысль.
Тропа круто вильнула в сторону, за поворотом открылась невысокая, в рост человека, наметенная ветром песчаная гряда, перегородившая дорогу. За ней скрывался Ак-кую. Оставалось совсем немного, сотня-другая шагов, из тысяч, отмеренных этой бесконечной ночью.
Небо быстро светлело, гасли звезды, померкла, истаяла луна. Над Каракумами занимался новый день.
Абдулла уже не дышал — хрипел. Дикая боль раздирала грудь. Он рванул ворот рубахи, из последних сил взобрался на песчаный заструг, поднялся во весь рост, вскинул берданку.
…К выложенному узловатыми саксауловыми стволами срубу колодца прижимались два подростка. В широко раскрытых глазах застыл страх. Назар-батыр стоял перед ними с пистолетом в руках.
— Назар! — хрипло и страшно крикнул Абдулла.
Старый басмач инстинктивно обернулся. Мгновения хватило чабану, чтобы прицелиться. Грохнул выстрел. Берданка выпала из внезапно ослабевших рук. Крутанулся в глазах колодец, побелевшие детские лица. И Абдулла, схватившись здоровой рукой за горло, упал лицом в мягкий песок.
— Дядя Абдулла! — вспорол тишину отчаянный детский вскрик. И все смолкло…
ГЛАВА VIII
Майор НКВД Шаджанов закрыл сейф, присел за письменный стол, уронил голову на скрещенные руки.
За окном густела темная ашхабадская ночь. Устал. День выдался нелегкий. Но отдыхать некогда. Потянулся к телефону, но трубку не снял. До госпиталя было недалеко, всего два квартала. Пройтись, размяться сейчас не мешало.
Дежурная сестра встала из-за столика в темном вестибюле. Шаджанов снял фуражку, представился.
— Где лежит Абдулла Довлетов? — спросил.
Девушка, забрав под белую косынку выбившуюся русую прядь волос, молча повела его по длинному коридору, открыла предпоследнею дверь.
— Не задерживайтесь, — попросила тихо, пропуская майора вперед.
На крайней койке у раскрытого окна лежал Абдулла. Чабан спал. Омывая исхудавшее, посеревшее лицо его, волнами плыл в палату свежий ночной воздух.
Шаджанов осторожно прошел между тесно сдвинутыми койками, стараясь не загреметь ненароком чем-нибудь. Будить Абдуллу не стал, тихо присел в ногах, глядя на впалые щеки, истончившийся чуть ли не до прозрачности нос больного.
Горячее щемящее чувство признательности к этому худенькому израненному парню, годившемуся ему в сыновья, постепенно заполняло майора.
«Сколько же он прошел по пескам? — подумал Шаджанов. — Не меньше сотни километров. С двумя патронами против группы диверсантов».
Уходить не хотелось. Глядя на Абдуллу, Шаджанов вспоминал события последних дней.
…Фашистский самолет засекли над Астраханью, но не успели перехватить. Сбили «юнкерс» уже на обратном пути, но экипаж погиб. В такие полеты штурманам и летчикам парашютов не выдавали. Предполагаемая цель полета — выброска группы диверсантов.
По тревоге подняли пограничников, части НКВД. Были надежно перекрыты подходы к городам, железной дороге, мосту через Амударью. В пески отправились поисковые отряды, охватывая район высадки диверсантов. В воздух поднялись У-2. Не ушли бы диверсанты. Но бед могли натворить немало, розыск их в пустыне требовал времени.
Одним из поисковых отрядов командовал сам Шаджанов. В полдень они вышли к Ак-кую, застав там плачущих ребятишек у бесчувственного тела Абдуллы. Уложив чабана в тени, они поливали его колодезной водой. Но Абдулла не раскрывал глаз. Лишь когда пограничник поднял его на руки, Абдулла очнулся, прошептал: «Они у Нарзы-кую. Надо идти…»
Там и взяли диверсантов. А Назар-батыру уже ничего не могло помочь. Пуля, посланная мергеном, не знающим промаха, попала точно в сердце, оборвав жизнь предателя.
Шаджанов поднялся, положил пакет с половиной своего пайка на подоконник. «Завтра узнает», — подумал уходя. Только что пришло известие, что Абдуллу Довлетова наградили орденом Красного Знамени.
В коридоре тихо говорило радио. Тревожно, как все последние дни. На Кавказе, не прекращаясь, шли тяжелые бои.
Евгений ГУЛЯКОВСКИЙ
ЗАПРЕТНАЯ ЗОНА
I
Планета называлась Эланой. Третья группа, отсутствие биосферы, сорок парсеков от базы, для человека безопасна. Глеб захлопнул лоцию и включил обзорный локатор. Он не понимал, для чего нужны здесь дежурства у главного пульта корабля. Очередной параграф какой-то инструкции предусматривал дежурства на любой чужой планете, и никому не было дела до того, что дежурный должен томиться от безделья и скуки целых четыре часа. Координатор был большим поклонником инструкций. Глеб не удивился бы, узнав, что Рент знает наизусть все три тома космических уставов.
Почувствовав, как поднимается глухое раздражение, Танаев вспомнил о принятом решении и немного успокоился. Это его последняя экспедиция, давно пора подыскать более достойное занятие. Чего он, собственно, ждал? Чего все они искали за миллионы километров от родной планеты? Новых жизненных пространств? Запасов сырья? Все это космос уже предоставил земным колониям с лихвой. Понадобятся столетия, чтобы освоить открытые богатства. Кому теперь нужна служба дальней разведки? Что они, в сущности, находят? Немного другие камни, немного другой воздух. Иная гравитация, иные циклы времени. И все это уже не удивляло, не будоражило воображения. Чего-то они так и не нашли среди звезд. Чего-то важного, такого, без чего терялся смысл во всем этом гигантском космическом предприятии, затеянном человечеством. Во всяком случае, для себя лично он больше не находил ничего привлекательного в однообразных исследовательских полетах. Годы жизни, унесенные анабиозом, щемящее чувство волнения перед очередной посадкой и разочарование, словно его обманули… А потом долгие недели и месяцы, заполненные однообразной, надоевшей работой. Значит, все. Пора домой. Там найдется дело по вкусу.