Страница 40 из 67
Каждый человек, живущий в городе, осваивает его или как свой, или как чужой, или как ничей. Вот любопытный пример из нью-йоркской жизни. Некая дама, жительница богатого района рядом с Пятой авеню, выйдя на улицу, обнаружила, что строившийся неподалеку дом превышает этажность, принятую для этой части Нью-Йорка. То есть налицо нарушение закона. Разгневанная дама немедленно обратилась в комитет самоуправления: по сути, общественную организацию, объединяющую жителей данного района. Комитет тут же вызвал специалистов: юристов и архитекторов. Пригласили прессу. Кончилось все судебным процессом, на котором застройщика обязали за свой счет снести «лишние» этажи, заплатить огромный штраф, а вдобавок навсегда лишили права работать в Манхэттене.
К сожалению, у нас дела обстоят совсем иначе. Одна из главных особенностей российского бытия заключается в том, что города есть, люди есть, а горожан нет. Ведь кто такой горожанин? Это прежде всего лицо, так сказать, юридическое — налогоплательщик городу. Таких горожан у нас, увы, не существует. То есть все мы, конечно, платим, но по весьма сложной системе, не непрямую в муниципальную казну, а опосредованно через различные федеральные фонды. Поэтому и не может возникнуть ни у кого из нас вполне естественная для парижанина или берлинца реакция: «Я — налогоплательщик! Я вас, господин мэр, содержу!»
Из-за отсутствия непосредственной связи «город — человек» в России нет «горожанства» как такового. Нет даже самого элементарного — городского права: об этом по сей день идут одни разговоры. Поэтому у нашего городского жителя реакция обратная: «С нами что-то делают…» Перенесли автобусную остановку, закрыли магазин, открыли кафе… Все это вершат некие «они», и граждане по-прежнему не имеют к подобным изменениям ни малейшего отношения.
ПОКА СТАРАЯ дисциплинарная машина еще худо-бедно проворачивалась, мы не очень-то задумывались о свободе выбора, так как практически все ежедневно посещаемые точки жизнеобеспечения десятилетиями находились на своих давным-давно определенных привычных местах. Не столь уж редко случалось, что родители и их дети учились в одной и той же школе, покупали хлеб в булочной, куда еще в совсем юном возрасте бегали за бубликами их бабушки и дедушки. В этом, несомненно, были и плюсы: почти у каждой семьи существовали «своя» школа, «своя» булочная, молочная, прачечная…
Но, с другой стороны, отсутствие выбора превращало нас в квартирантов. А как иначе может ощущать себя человек, которому «заповедано» жить в данном конкретном месте, и нигде кроме? Даже отстояв свое в многолетней очереди, горожанин получал квартиру «там, где дадут». Единственная возможность хоть как-то изменить свою городскую судьбу — обмен. Бюллетень по обмену жилплощади был для социологов одним из немногих источников информации о том, как люди воспринимают свой город, какие районы являются комфортными, а какие нет.
СЕЙЧАС, КАЗАЛОСЬ БЫ, информации — море; многочисленные социологические службы не дают покоя населению; любое печатное издание перенасыщено опросами. Но обратите внимание на одну любопытную деталь: все замеры общественного мнения обращены к гражданам страны, а не к горожанам!
Мы попытались восполнить этот пробел и провели во Владимире опрос, адресованный именно горожанам. Респонденты — около тысячи человек (каждое третье домохозяйство), живущие в центральной части города, где преобладают старые, ветхие постройки без элементарных бытовых удобств. Среди предложенных вопросов был такой: «Академия городской среды собирается проводить работы по благоустройству района, в котором вы проживаете. Что, по вашему мнению, это может принести вам и вашим соседям?»
Заметьте, в опросе мы не стали расшифровывать, какие конкретно работы думаем провести, полагая, что любые меры по реконструкции этого запущенного района — уже благо.
Как же распределились «голоса»? 11 процентов дали однозначный ответ — ничего, кроме вреда, это не принесет. То есть десятая часть жителей изначально убеждена в том, что любое вмешательство в их бытие пагубно: «Оставьте в покое! Дайте как-то существовать!» Столько же (11 процентов) верят в пользу предложенного проекта. Но подавляющее большинство (78 процентов) считают: подобные планы в нашем сегодняшнем обществе не могут быть реализованы.
Таким образом, почти девять десятых опрошенных не поддерживают любые предложения об изменении их быта. И это несмотря на то, что, по результатам проведенного исследования, 80 процентов респондентов довольно сильно ощущают недостаток коммунальных удобств, а 62 процента отмечают неразвитость сферы обслуживания. На вопрос об условиях их жизни более половины ответили, что терпеть (именно терпеть) еще можно, а почти 40 процентов и эту, последнюю, грань уже перешли. Более девяти десятых жителей, принявших участие в опросе, считают, что российские, областные и местные власти либо препятствуют налаживанию нормальной жизни, либо не оказывают на этот процесс никакого влияния.
Но почему же тогда такое неприятие, казалось бы, очевидно положительных перемен? Видимо, дело здесь в том, что большинство, осознанно или нет, не хочет разрушить привычную, устоявшуюся среду обитания, боится окончательно потерять привычные остатки стабильности существования. Ведь 85 процентов опрошенных в целом довольны своими взаимоотношениями с соседями, а 75 процентов считают, что проблемы преступности в их районе (именно в их районе!) почти не существует. Оказывается, как ни странно, больше всего их заботит огромное количество крыс и мышей (свыше половины жителей). Вот и получается: теснота, неудобства, неразвитая инфраструктура — это ничего, потерпим, е вот крысы и мыши житья не дают.
ДАВАЙТЕ ПОСМОТРИМ, как жители вообще представляют себе свой город? Очень интересны а этой связи наблюдения американского исследователя Кевина Линча. Оказалось, под понятием «город» большинство людей, населяющих различные районы, имеющих разнообразный образовательный уровень, достаточно ясно представляет себе лишь нечто в радиусе 700–800 метров вокруг собственного жилища и места работы, плюс некоторая ниточка связи между первым и вторым. Весь город как целое существует только для ничтожного числа высокообразованных горожан, обладающих хорошо развитым пространственным мышлением. Причем, это утверждение никак не зависит от места проведения подобного исследования. Аналогичные данные можно получить, анализируя ситуацию в любом регионе мира. Вопрос лишь в том, чем для рядового горожанина заполнен этот «фрагмент» радиусом в 800 метров.
До недавнего времени наш «микромир» был невероятно беден впечатлениями. Возьмем, к примеру, новые «панельные» районы. Не за что глазу зацепиться! Вот и отсчитываем пальчиком подъезды: первый, второй, третий… дабы, наконец, найти собственный. В старом городе тоже едва ли лучше: мало вывесок, однотипные структуры, конторы, приемные пункты прачечных, магазины «Мясо», где нет мяса, «Рыба», где нет рыбы… Все это мы хорошо помним. Наша городская ткань была почти начисто лишена информативности, которая и превращает «жилье» в город. Разница между поселком городского типа и городом имела место, но только по номенклатуре начальства.
Сегодня происходит поистине великий процесс повторного насыщения города информацией. Взять хотя бы тот же Владимир: на его центральной улице, носившей, конечно же, имя III Интернационала, располагались одна пирожковая, одна чайная и какие-то «мертвые» конторы никому не понятного назначения. Сегодня там уже нет ни одного пустующего погонного метра, вся улица заполонена вывесками фирм, закусочных и магазинов, предлагающих разные услуги. Это уже информация, воспринимаемая населением. Происходит разучивание города наново. Его информационное поле определяет человека гораздо больше, нежели прочитанная книга. Ведь книги кто-то читает чаще, кто-то — реже, а кто-то не берет в руки вовсе, а город «читают» все, поскольку живут в нем.
ЭТУ ПРОСТУЮ истину долгое время не понимали. В послевоенно-оптимистические годы, когда во многих странах существовала социалистическая установка: построить жилья как можно больше и как можно быстрее, буквально всюду урчащие бульдозеры сносили куски старых городов, и на их месте возникали похожие на наши «каменные джунгли», правда, не такие гигантские. Тогдашние планировщики-градостроители смотрели на город как бы с высоты орлиного полета и бесстрашно передвигали городские блоки на новые места. Однако оказалось, что перенести вместе с людьми их жизненный уклад невозможно. Отторгнутый от привычного, родного места, он разрушается.