Страница 2 из 43
Мы сидели под жидкой тенью старого карагача. О том, за что наградили медалями, парни рассказывали охотно, не тушевались. Только записать в блокнот мне вроде было и нечего. Говорили они о разном, а получалось примерно так: «Пошли в наряд. Видим, нарушитель. Мы ему: «Стой!» После долгих уточнений и помощи товарищей Валентина и Георгия картина прояснилась.
…Нудный сентябрьский дождь. Ночь чернее черного: вытяни руку — ладонь не углядишь. Глухо рокочет река, неширокая, быстрая. До сдачи участка три часа. А там — теплая казарма, яркий свет, кружка обжигающего чаю. Ох, как это здорово — спокойный свет и горячий кок-чай после промозглой ночи!..
И вдруг две быстрые тени за рекой. На чужом берегу. Мелькнули и сгинули, будто и не было их.
Георгий толкнул локтем напарника, Василия Разукова.
— Гляди!..
Оба плюхнулись наземь, прямо в болотную жижу. Замерли. По-прежнему однотонно рокотала река и шуршал по траве дождь. Промокшие насквозь гимнастерки ледяными пластырями прилипали к телу. Зубы выстукивали неумолчную дробь.
Так прошел час, а может, и больше. Лежать было уже невмоготу. Разуков пошевелился, чуть приподнял голову. Георгий сдавил ему плечо, прошептал в самое ухо: «Лежи!»
Василий затих. Прошел еще час. Голову Георгия сдавило будто стальным обручем. Тела он уже не чувствовал, оно стало совсем чужим. А Василий шептал:
— Да ушли они. Нет их…
— Лежи ты! — зло прошипел на него Георгий.
И тут тени на чужом берегу появились снова. Они слились на мгновение, потом разделились: одна растворилась в черноте прибрежных кустов, другая… «Где же она, вторая?!.»
Плеснула вода. Раз… Другой… Плеск приближался. Еле слышно осыпалась галька под осторожными шагами. Уже на нашей стороне, Георгий показал Разукову рукой, и тот сразу принял приказ: бесшумно пополз к реке, перекрывая нарушителю дорогу обратно.
Георгий остался один. Снова зашуршала галька. Он до боли сжал пальцами приклад автомата.
Черный зыбкий силуэт в ночи. Он возник неожиданно близко. Рядом.
Тот, с чужой стороны, тяжко дышал. Стоял пригнувшись. Прислушивался. Потом распрямился. Облегченно вздохнул.
И тут же раздалось негромкое, твердое:
— Стой! Руки вверх!..
И у Вали Адаменко с напарником Мишей Зеленко была своя непроглядная дождливая ночь и крадущиеся через границу черные тени. И ненавистное пепельно-серое лицо с остекленевшими глазами. А на земле у мелко дрожащих ног «багаж» — аккуратная водонепроницаемая сумка, в ней пухлые пачки денег и полный «набор», необходимый шпиону и убийце…
— И не страшно было? — спрашиваю.
Георгий пожимает плечами и молчит. Валентин улыбается.
— Мы-то что, бывалые уже пограничники, а вот сегодня нам хлопцы рассказывали об одном парне. Салага, можно сказать, на границе без году неделя, а такого зверюгу заловил!..
С пограничной вышки просматривается большой участок долины. В окулярах мощного оптического прибора проплывают поля хлопчатнике с ровными, будто проведенными по линейке, бороздами, уже пожелтевшие луга, камышовые джунгли вдоль берега реки — широкой, быстрой, с буро-желтой водой. Это наша земля.
Чуть приподнимаю окуляры — и я за рубежом, на «сопредельной стороне», как говорят пограничники. Передо мной узкая полоска пыльной земли с редкими группками деревьев, а за ней до самого горизонта — песчаные крутобокие холмы, изборожденные серыми волнами барханов. Отсюда начинается великая пустыня.
«Эффект присутствия» ошеломляет. Оборванные мальчишки возятся в песке у самого берега. Старик в халате трусит на крошечном ишаке, едва касаясь земли босыми ногами. Возле глинобитной мазанки судачат женщины в черном. Кажется, я даже слышу их голоса…
Капитан, начальник заставы, снисходительно улыбается:
— Считайте, что без паспорта и визы побывали за границей.
После доклада старшего пограничного наряда он надолго припадает к окулярам. Оторвавшись, наконец, от прибора, задумчиво говорит:
— Пожалуй, за этим участком стоит особо понаблюдать. Запишите в журнал…
Мы идем вдоль границы по едва приметной тропе. Немилосердно печет повисшее в зените солнце. Его диск окружен желтым колеблющимся ореолом. В камышах жужжат комары. С шумом взлетает выводок вспугнутых нами перепелов, а спустя миг рядом с моей ногой бесшумно скользит стремительная змейка.
— Это гюрза, — спокойно объясняет капитан. — Вот и наряд, — говорит он несколько минут спустя.
Перед нами редкие, насквозь просматриваемые кусты, но я никого не вижу. Только подойдя вплотную, обнаруживаю двух бойцов. У ног одного из них распластался огромный пес: уши торчком, умнющие глаза сторожко ощупывают меня…
Останавливаемся перед контрольно-следовой полосой — широкой лентой мелко измельченной земли с ровными бороздами.
— Анахронизм, — безапелляционно говорю я и привожу не меньше десятка примеров, как преодолеть эту полосу.
— А вы попробуйте оставить самый крошечный след, — предлагает капитан.
Выполняю его просьбу. А потом, сидя на корточках, с четверть часа, не меньше, пытаюсь «снять» этот след, осторожно ровняя борозды ладонями. И у меня, конечно же, ничего не получается,
— Выходит, не анахронизм? — подсмеивается капитан и, посерьезнев, говорит: — В дополнение к таким вот полосам, зоркому глазу следопытов и к тонкому нюху джульбарсов и рексов у нас есть еще и современная умная техника. Ученые и конструкторы, спасибо им, не забывают пограничников…
…Застава расположилась на взгорке у самого берега пограничной реки. Сейчас река почти прозрачна, неширока, ласково журчит. Зато в половодье, когда высоко в горах тают снега, она будто срывается с цепи: бурая вода, затопляя все окрест, с ревом, грохотом тащит бревна, вырванные с корнем деревья, волочит по каменистому дну огромные валуны. Из-за белой глинобитной стены выглядывает несколько крыш. За воротами просторный, идеально чистый двор с отлично оборудованным гимнастическим комплексом, с волейбольной и баскетбольной площадками.
Солдаты отдыхают в казарме после обеда. В спальне с аккуратно заправленными койками прохладно и почему-то пахнет мятой. Солнце осталось за опущенными шторами, и только одинокий луч, отразившись от экрана телевизора, застыл на стене слепящим прожекторным кругом…
Мы с капитаном сидим в тенистой беседке перед казармой. Я привожу в порядок свои записи; он, разложив на столике тетради и книжки, готовится к занятиям с солдатами.
На границе ощущается постоянная внутренняя собранность людей. И не только в строю. Но даже во время киносеанса, на спортивной площадке или на концерте солдатской самодеятельности в клубе. Люди в постоянной готовности к действию, к бою. И это свойственно не только старым пограничникам, но и тем, кто недавно надел зеленые фуражки.
— Главное, по-моему, в непрерывном ощущении людьми того, что они всегда на переднем крае, — говорит капитан. — У каждого, кто приходит служить на границу, буквально с первого же дня появляется, а со временем сильно обостряется чувство ответственности за порученное дело. И чувство гордости.
Прекрасные парни служат в нашем погранотряде, сильные, смелые, ловкие. Вы только не смейтесь, но мне кажется, они самые лучшие на границе. Это ведь благодаря их труду и самоотверженности наша часть первой в пограничных войсках страны удостоена памятного Красного знамени ЦК комсомола. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же сами вчера были в клубе части, когда представитель ЦК ВЛКСМ передавал Красное знамя нашим пограничникам на вечное хранение.
Вот вы все допытываетесь, как могло случиться, что молодой солдат, всего две недели прослуживший на заставе, сумел задержать матерого нарушителя границы. Как это произошло? Задержание было ночью, Нарушитель — опасный преступник. Пытался уйти за кордон. Надеялся, и скажу — не без оснований, что там примут и приголубят. Тертый калач. Отчаянный. За спиной десяток разных «художеств» одно другого страшнее, так что терять ему было нечего. Задержали его ефрейтор Ферхад Рагимов — он был старшим наряда — и рядовой Николай Чижик. Аккуратно взяли, без шумовых эффектов,