Страница 25 из 45
С рассветом преследование отходящего противника продолжалось. Передовым отрядом бригады шел наш батальон. Через час после начала движения, сбив небольшое прикрытие, овладели Кроешти. В жаркий полдень, прихватив трофейную автомашину «Опель-капитан», капитаны Калугин, Лебедев и Кулаков пригласили Эмилию Чамушеску в машину на обед. Взбодрившись вином, они развеселились и в приподнятом настроении решили догнать передовой отряд и вместе с ним выйти на реку Сирет, о которой так восторженно рассказывала Эмилия. За руль села Чамушеску. Ехали беззаботно: подогретые вином и присутствием девушки офицеры балагурили, стараясь блеснуть остроумием и произвести впечатление. Вероятно, именно поэтому они не заметили, как на развилке полевых дорог отвернули в сторону и тут наскочили на засаду. Вначале немцы не обратили внимания на машину, видимо, полагая, что это возвращается одна из отставших. Наши офицеры на какой-то момент оцепенели и даже растерялись: хмель как рукой сняло. Первой нашлась разведчица. Она притормозила и властно скомандовала: «Капитан! Бросай в них гранату!» Калугин быстро снял с пояса гранату, резко открыл дверцу машины и с силой швырнул ее. От неожиданности немцы повалились на землю. Этого замешательства было достаточно девушке. Поддав газу, она резко развернулась, и машина, набирая скорость, пошла в отрыв. Очухавшиеся фашисты, открыв сильный автоматный огонь, бросились в преследование. Видя, что от погони не уйти, Чамушеску направила машину в густую кукурузу. Ломая мощные стебли, машина неестественно подпрыгивала, ее бросало из стороны в сторону, и, наконец, она заглохла. Офицеры и разведчица выскочили и пустились наутек. Вдогонку немцы открыли по ним автоматный огонь, но преследовать по кукурузе побоялись. Когда офицеры вышли к своим, Эмилии с ними не было. Калугин с Лебедевым взяли танк командования бригады и поехали на розыски. Засады противника уже не было. Невдалеке от машины нашли Эмилию. Она лежала без сознания, в луже крови, с перебитыми ногами. Санинструктор наложил на раны жгуты, офицеры бережно перенесли ее на трансмиссию танка. В медсанвзводе ей оказали помощь и отправили в госпиталь. Мне запомнилось, что девушка была смертельно бледна, а на ее окровавленной гимнастерке были ордена Отечественной войны и Красной Звезды. Что стало с ней дальше, я не знаю…
Тем временем наш батальон вышел к развилке шоссейной и железной дорог в 4 километрах юго-восточнее Шербенешти, где догнал колонну вражеской пехоты с танками и артиллерией: она отходила по шоссе на юг, к переправе. Противник остановился и поспешно изготовился к бою. Отрощенков развернул батальон и с ходу атаковал противника. Подошли главные силы бригады, и комбриг развернул на прямую наводку 315-й истребительно-противотанковый полк. При поддержке артиллерии бригада ворвалась в расположение противника. Потеряв 7 танков, 9 противотанковых орудий, десятки солдат и офицеров, побросав машины и повозки, противник стал отходить к переправе. На плечах отступающих бригада вышла к реке в районе Нынешти, но переправу нам захватить не удалось: немецкие саперы взорвали два пролета моста. На восточном берегу остались исправные танки, орудия и автомашины противника. Батальоны быстро расправились с остатками вражеских войск и, выйдя к реке, двинулись к городу Текучи. По оставшемуся не взорванным мосту мы переправились через реку Сирет и двинулись на Бухарест по хорошей асфальтовой дороге. Невыносимая жара делала свое дело – перегревались двигатели, закипала вода в системах охлаждения, началось возгорание резиновых бандажей на катках. Они отлетали кусками, засоряя дорогу, а с оголенными катками танк кособочило: он становился неуклюжим и на ходу напоминал хромого человека. Участились вынужденные остановки танков, и темп движения упал. Несмотря на это, бригада успешно преодолела 120 км и к исходу дня сосредоточилась на северной окраине Орзоняска, где мы получили печальное известие – подорвалась на мине машина комкора, генерал-майор Полозков тяжело ранен и в безнадежном состоянии отправлен в госпиталь. Временно корпус возглавил его заместитель полковник Колесников.
Ночью разведчики нашей бригады на двух бронеавтомобилях вошли в Бухарест. Было тихо. В центре города они обнаружили высокое массивное здание, осветили его фарой и прочитали – «Румынский Государственный Банк». Утром разведчики возвратились и доложили, что путь на Бухарест свободен, по маршруту противника нет. Мост через реку в Урзучени для танков непроходим, но рядом имеется брод. По данным разведки корпуса, противник мелкими группами отходит полевыми дорогами в юго-западном направлении.
К рассвету подвезли горючее, мы дозаправились, заменили негодные катки, накормили людей и дали им немного передохнуть. С утра 170-я и 110-я танковые бригады выступили по маршруту Орзоняска – Бузеу – Урзучени. В голове колонн шел полковник Колесников с опергруппой корпуса. Вновь на большой скорости горели резиновые бандажи: дорога была усеяна кусками резины и наглядно указывала маршрут движения танков. Все же батальоны успешно завершили двухсоткилометровый марш и сосредоточились в лесу на северной окраине Афумаци. Бухарест был рядом, это волновало нас и вызывало жгучее желание двигаться быстрее. 29 августа правительство Антонеску [12] обратилось к советскому командованию с просьбой приостановить наступление Красной Армии на столицу и дать им возможность самим разобраться и навести порядок в городе.
Бригада расположилась в виноградниках. Мы стояли в ротных колоннах в готовности в любой момент начать движение. Машины дозаправили горючим, загрузили боеприпасы. Впервые за десять дней напряженных боев выдалась небольшая пауза, и мы использовали ее, чтобы провести осмотр машин и накормить людей горячей пищей. Сидя на броне, развалившись на чужой теплой земле, ребята расслабились, отдыхали, ели спелый сладкий виноград. Некоторые сходили к речушке, искупались и постирали обмундирование. Появилось и крестьянское вино, а за чаркой начались оживленные разговоры, шутки. К вечеру подошли тылы бригады и несколько танков из ремонта. Бригада получила приказ к трем часам ночи 31 августа выйти в Крынгу, а в последующем наступать на Козени и Бухарест. К полуночи этого же дня мы должны были выйти на юго-западную окраину Бухареста и сосредоточиться в районе Белеу.
В штаб срочно вызвали командиров батальонов и отдельных рот. Комбриг коротко изложил обстановку, поставил задачи и приказал выступать. Комбаты, не задерживаясь, разошлись. Прозвучал сигнал: «Подъем!» Со всех сторон понеслась команда: «По машинам!» При свете луны снующие между машинами люди походили на призраков. Комбаты на ходу ставили задачи ротным командирам, а те отдавали самый короткий приказ: «Все за мной! На Бухарест!» Взревели моторы, зажглись габаритные фонари. При свете подфарников танки начали движение. Звенящий лязг гусениц далеко разносился по округе. Колонны шли ходко. Волнение охватило всех: мы шли освобождать первую столицу западного государства. Потом будут Будапешт, Вена, но Бухарест займет в нашей памяти особое место: он был первым.
Ночью мы вошли в Крынгу. Бригаду остановили, поступила команда: «Привести в порядок бригаду и утром организованно войти в Бухарест». Всю ночь личный состав бригады не смыкал глаз. Мы чистили танки, автомашины, тщательно укладывали и приторачивали имущество, мылись, брились. Ранним прохладным утром мы выступили из Крынгу на Бухарест. Впереди со знаменем бригады шел «Виллис» комбрига Чунихина. В 9.20 утра 31 августа 170-я танковая бригада вошла в Бухарест. Жители встречали нас цветами. Пройдя через весь город, бригада сосредоточилась на южной окраине в пригороде Прогрессу и расположилась в садах и пригородных домах. Трое суток мы стояли на месте: несли патрульную службу, восстанавливали подбитые и вышедшие из строя танки, создавали запасы ГСМ, боеприпасов, продовольствия. Там же организовали помыв и отдых личного состава. Конечно, мы ездили в столицу, хотя вскоре поступил приказ, запрещающий посещение Бухареста. И было из-за чего! Вечером Леша Рыбаков и Коля Максимов собрались в город. Я отпустил его до двух ночи. Рыбаков вернулся, а Максимов нет. Я нервничал, уснул только под утро. До подъема было еще полчаса, когда я вдруг услышал цокот копыт, скрип повозки и пьяный голос Максимова, под аккомпанемент скрипки тянущего «Катюшу». К расположению роты подъезжала пролетка: Максимов сидит за кучера, рядом с ним скрипач-цыган в яркой рубашке, с копной черных вьющихся волос, сзади кучер и экстравагантная молодая женщина во хмелю. Увидев все это, я бросился навстречу, подхватил коня под уздцы и стал поворачивать его назад. Коля Максимов соскочил с облучка: «Вася! Вот, тебе подарок привез!» Я на него: «Ты что делаешь, сукин сын?!» Мы не заметили, как поднялась рота, наблюдая эту сценку. Танкисты упрашивали: «Товарищ лейтенант, оставь девчонку в роте». Извозчик обрадовался такому исходу и погнал коня прочь что есть духу. Рота с сожалением провожала пролетку с «красавицей». Я еще выговаривал Максимову, когда тот, не обращая внимания на завистливые взгляды сослуживцев, направился к своему танку. Экипаж подготовил постель, и, проснувшись, Коля поведал нам, как чудесно отдохнул в борделе. Конечно же, его цветистый рассказ вызвал волну зависти, и на следующий день, несмотря на уже вышедший приказ, на поиски приключений отправились мы с заместителем начальника штаба бригады Юрой Калустиным. Мы почистились, помылись, втихаря сели в машину (трофейные машины у нас уже были «в товарных количествах», и я освоился с их вождением) и поехали в город. Дом терпимости мы нашли легко – это было одно из лучших зданий Бухареста. Вошли в парадный подъезд, поднялись по шикарной лестнице. В большом фойе нас встретила бандерша, проводила на диван. В баре мы заказали ликер – хотелось сладкого, от водки и спирта мы уже порядком устали. Нам подали альбом, в котором были фотографии красавиц с маленькой аннотацией. По-румынски мы не понимали, поэтому, когда подошли выбранные нами девушки, оказалось, что выбранная мной на голову меня выше, а Калустиным – на голову его ниже. Пришлось поменяться! Мы заплатили бандерше 500 лей и пошли в номера. Закуска и спиртное в номере оплачивались отдельно, да еще и девушка напоследок упросила дать денег… К рассвету мы были дома.